И «ярмарка в Тайберне» была одним из самых популярных зрелищ у жителей английской столицы.

Было шесть часов утра. Обычно Дефо вставал позже, но сегодня надо было спешить. Предстоял долгий и утомительный день.

Накануне, при последней беседе с Джеком Шеппердом, приговоренным к смерти, он условился с ним, что утром в день казни передаст ему во дворе тюрьмы (позже это не удалось бы) свою рукопись заранее написанного о нем памфлета. А Джек около виселицы на глазах у всей толпы вернет ее обратно, будто свою собственную, лично им написанную исповедь.

Эта маленькая хитрость послужит прекрасной рекламой очередному сочинению Дефо и облегчит продажу памфлета, который отпечатают тотчас после казни. Ради этого рекламного трюка, собственно, и придется теперь тащиться через весь город в Тайберн. Несмотря на непогоду и раннее утро, наиболее нетерпеливые зрители уже занимали места на маршруте между тюрьмой и Тайберном. Наверное, и там, на лугу, уже топтались вокруг виселицы любители убийственного спектакля. От холода не спасет ни горячая картошка в карманах, ни шарф, которым закутана шея. Но, невзирая на ноябрьское ненастье, они полны решимости ждать, когда начнется «представление».

К девяти часам Дефо добрался до Ньюгейтской тюрьмы. Прибыл он как раз вовремя: героя драмы уже вывели из камеры смертников. Улыбаясь, Джек Шепперд ступил на булыжный двор. Он чисто выбрит, аккуратно одет, но без шляпы. На плечи накинуто, скорее для эффекта, чем для тепла, модное пальто с черными манжетами. Его худая и не очень высокая фигура вызывает всеобщее любопытство. Короткие черные волосы и густые брови оттеняют бледность кожи. Его нос вздернут, а большие карие глаза смотрят внимательно и, кажется, равнодушно. Трудно поверить, что это один из самых знаменитых преступников: ему едва исполнилось 22 года, но уже прослыл кумиром лондонской толпы.

Улучив момент, когда помощник шерифа дает расписку на получение тела, как если бы приговоренный уже умер, Дефо приближается к Джеку и, как условились, незаметно передает ему рукопись.

Затем в дело вступает кузнец. Он сбивает с осужденного ножные кандалы, отныне они на многие годы станут главной реликвией тюрьмы Ньюгейт. Джек протягивает руки, как бы прося сбить и наручники. Никто не обращает на это внимание. И тут Джек срывается, он теряет самообладание и набрасывается на палача, который пытается обвязать веревкой его грудь. Все понимают причину гнева: видимо, тщательно подготовленный план побега рухнул. Когда же помощник шерифа, обыскивая Джека, находит у него в жилете спрятанный нож, сомнения ни у кого нет — побег готовился. Да и сам Джек, понимая, что терять ему нечего, признается, смеясь, что намеревался скрыться в толпе своих друзей. Тюремщики тоже смеются.

Между тем народ все прибывает. Шум на улице стоит невообразимый. В окнах, на крышах — всюду возбужденные зрители. Внизу море людских голов: собралось несколько тысяч человек. Монотонно и печально звонит большой колокол церкви Гроба Господня.

Но вот ворота тюрьмы открылись, и солдаты, разогнав толпу, расчистили путь. В тот же момент показалась телега, и все увидели Джека, а рядом с ним фигуру палача, восседавшего на заранее приготовленном гробе. Солдаты с пиками, в зеленых треуголках, в красных мундирах, перетянутых крест-накрест белыми портупеями, помощник шерифа в ярко-алом костюме, палач, как и положено, в черном одеянии — придавали процессии скорее торжественный, чем мрачный/ вид. Замыкали шествие судебный исполнитель и констебли на лошадях.

Солдаты были начеку и не подпускали близко к телеге беснующихся любопытных. Лишь одному человеку разрешили приблизиться. Все увидели, как мистер Вэгстафф, тюремный священник, подойдя к телеге, стал что-то говорить Джеку. Может быть, он вознамерился подготовить смертника к той иной жизни, которая его ожидала, и пытался вызвать у него раскаяние? А возможно, считая это пустой затеей, мистер Вэгстафф в последний час надеялся узнать кое-что из жизни несчастного, чтобы потом изложить в газетной статейке?

В этот момент начался следующий акт зрелища. Когда телега с приговоренным поравнялась со ступенями церкви, навстречу вышел глашатай с небольшим колокольчиком в руках, в который он звонил в интервалах между ударами большого колокола церкви Гроба Господня. Донеслись слова молитвы: «…помолимся за бедного грешника, идущего на смерть, по ком звонит этот колокол». Толпа замерла, словно завороженная. «Вы, приговоренные к смерти, — продолжал голос, — покайтесь, умойтесь скорбными слезами, выпросите милосердие Господа для спасения вашей души…» В полной тишине зрители молча внимали словам молитвы, видимо принимая на свой счет наставления о покаянии. «Господь милосерден к вам. Христос милосерден к вам…», — голос умолк. И тотчас на ступенях появилась девушка с цветами, и букеты полетели к ногам смертника. Масса людей заколыхалась и разразилась общим воплем ликования. Цветы и яркие бумажные ленты, воздушные поцелуи в неистовстве адресовали главному герою драмы. Он же «держался прекрасно, — писала на другой день о Джеке „Лондон ньюс“, — и, казалось, не проявлял никакого волнения, естественного при столь роковых обстоятельствах». Можно было подумать, что все это доставляло ему удовольствие. И он с охотой исполнял предложенную роль точно в соответствии с тем, чему учили дешевые книжонки о подвигах «кавалеров удачи» — не только быть смелым вором, но и храбро идти на виселицу. Впрочем, таков был ритуал, выработанный годами, а Джек не первый, кто принимал участие в подобном массовом спектакле. Через этот последний путь прошли многие его предшественники, обреченные на смерть.

Солидный господин, видимо удивленный той беспечностью, с какой Джек исполнял свою роль, обратился к соседу:

— Не кажется ли ему, что он всего лишь актер в этом представлении? И что по окончании спектакля спокойно отправится домой?

— Едва ли, — последовал ответ, — просто умереть на людях ему легче, чем в одиночку на тюремном дворе в присутствии всего лишь нескольких солдат.

— Говорят, портрет преступника по просьбе самого короля писал в тюрьме Джеймс Торнхилл, придворный художник, — не унимался любопытный господин.

Ответа не последовало, толпа разъединила собеседников, увлекая их в разные стороны.

Однако, усердно исполняя отведенную ему роль, Джек настороженно всматривался в лица. Его острый взгляд искал в толпе друзей, все понимали, что он еще надеялся и ждал сигнала, предупреждения, поддержки. Казалось, он ни минуты не сомневался в том, что и на этот раз сможет убежать. И тысячи людей на всем пути его следования ждали, что Джек, лихой парень, прослывший «королем побегов», совершит у них на глазах самый дерзкий из своих подвигов. Еще недавно молва приписывала ему чуть ли не сверхъестественную способность проходить сквозь тюремные стены. Из тюрьмы Сент-Джайлс он выбрался, проделав отверстие в черепичной крыше. Причем инструментом ему служила обыкновенная бритва. Пробыв после этого побега на свободе всего лишь несколько недель, он снова угодил за решетку. На этот раз в камеру тюрьмы Сент-Анна. На следующее утро его навестила с разрешения стражника преданная подружка Эдгворт Бесс. Вместе с едой она передала в узелке острые алебарды. Для опытного взломщика ничего другого и не требовалось. Но и стража не теряла бдительности. Зная, с кем имеет дело, Джека заковали в тяжелые цепи. Но друзья нашли способ передать ему напильник и другие инструменты.

Вечером Джек принялся за работу. Освободившись от кандалов, он занялся окном. Перепилив и выломав железные прутья, отважно спустился по веревке, сделанной из разорванных одеял.

С этого момента некоторое время ему сопутствовала удача. Несколько виртуозно сработанных ограблений еще больше упрочили его воровскую славу. Меньше повезло ему в выборе сообщников. Одним из них оказался Энтони Лэмб, племянник некоего мистера Картера. Они встретились в «Черном льве», и Лэмб рассказал Джеку, что в доме его дядюшки проживает богатый портной, и пообещал оставить входную дверь открытой. Той же ночью Джек нагрянул в гости к портному, который, кстати, был мертвецки пьян и спал беспробудным сном. Пожива оказалась немалой — всего на триста фунтов.