В комнате Шмеля горел свет, дверь была приоткрыта.

– Не обращай внимания, у меня всегда так, – сказал он, пытаясь вписаться в проем. Не вписался, задел плечом правый косяк и матюгнулся. Потом зачем-то добавил:

– Все пропьем, но флот не опозорим, – и бухнулся на диван.

Увидев фотографии, Заваров подошел к столу.

Черно-белая, где он обнимался со здоровым еще Шмелем, стояла и у него дома. Машинально он стряхнул пыль с пластмассовой рамки, печально вздохнул и присмотрелся к другой карточке, которую прежде не видел.

Шмель и Наталья. Одна из тех двух молодых прокурорш, которые приезжали их допросить по поводу трупов «невинных» чеченцев. Та самая, с которой Шмель провел ночь перед выходом на роковое задание. Она потом сама отыскала его в госпитале, хотя никто из ребят ее не видел и, соответственно, не мог рассказать о случившемся. Сама нашла. Может, услышала от кого-то стороны, а может, почувствовала.

– Мы разбежались, – сказал Шмель пьяным голосом. – Зачем молодой и красивой девке инвалид? Ни денег, ни здоровья, ни работы. Только грошовая пенсия и эта вонючая конура.

Заваров был не в курсе подробностей. Раньше ему казалось неуместным задавать такие вопросы. Сейчас он спросил:

– Она сама ушла?

– Нет. Я ее выставил. Зачем портить ей жизнь? Она уходить не хотела, но я… В общем, сначала стал вести себя как полная свинья, изводил специально, ко всякой ерунде придирался. Потом сказал, что больше не люблю, и выставил за порог.

– Она вернется…

– Если вернется, я не пущу. На х… нужно…

Окончания фразы было не разобрать. Когда Заваров обернулся. Шмель лежал с закрытыми глазами. Во сне он вздрагивал и чему-то улыбался.

– Вы относитесь к Главному разведуправлению Минообороны?

– Что?

– Вот здесь написано: «Оперуполномоченный ГРУ… капитан милиции Акулов А. В…», – Шмелев, начав читать «Объяснение», записанное с его слов Андреем, тотчас же подчеркнул ногтем непонятное ему место в «шапке» документа. – Как это следует понимать?

– Это следует понимать очень просто. Группа по раскрытию умышленных убийств. К военной разведке она имеет такое же отношение, как ты, Шмелев, – к сознательным гражданам.

– По вашему получается, что Артур кого-то убил?

– Мы это все уже обсудили. Читай дальше, не тяни время.

Несмотря на оказанное давление, бывший десантник так и не раскололся. Взятые у него показания были чистой формальностью. Делу они помочь не могли, а когда обман будет доказан документально, никто, Акулов был в этом уверен, Шмелева к ответственности не привлечет.

– Прочитал.

– Нет возражений? Тогда расписывайся внизу на первой странице и в конце текста… – Акулов продиктовал ритуальную фразу, подтверждающую, что свидетель ознакомился с документом путем прочтения и полностью согласен с изложением его слов, подождал, пока Шмелев, авторучкой и правилами грамматики владеющий хуже, чем ножом и снайперской винтовкой Драгунова, поставит финальную точку, забрал у него бланк и поднялся с дивана.

– Нет желания добавить что-нибудь без протокола?

– Нет, – глухо ответил Антон Иванович, отворачиваясь.

– Тогда до встречи.

Выходя из комнаты, Андрей хлопнул дверью. Не специально, просто так получилось.

В коридоре Волгина не было. Он стоял на улице, за углом дома, и разговаривал с белобрысым худосочным пареньком, который при виде Акулова занервничал и поспешил распрощаться.

Прощаясь, он не забыл застенчиво спросить:

– Сергей Сергеич, не поможете?..

– Сколько тебе надо?

– Полтинник.

– Держи. – Из кармана куртки Волгин достал пятьдесят рублей, очевидно, заранее приготовленные для такого повода, и отдал их осведомителю. Деньги были личными и, поскольку Волгин не истребовал от информатора расписку, возместить трату через бухгалтерию управления не удастся. – Спасибо тебе. Не забудь позвонить, как мы договорились.

– Обязательно. – Спрятав деньги, парень быстро ушел.

– За дозой помчался, – вздохнул Сергей.

– Здесь такие низкие расценки? – удивился Акулов.

– Здесь такие верные друзья.

– Не боишься с ним встречаться так открыто?

– Брось! Вся деревня знает, что он с нами сотрудничает.

– Вот она, настоящая гласность… Ну и что поведал наш юный друг?

– Юный друг поведал много интересного. Прошлой ночью у Шмелева был гость. Часов до трех они сидели в гараже, квасили, потом легли в комнате. Около семи утра гость уехал на машине Шмелева. У него синяя «Ока» с инвалидными знаками.

– Так он все-таки инвалид?

– Нет правой ноги до колена, на мине подорвался. Поэтому его из армии и комиссовали. Мы, кстати, могли бы догадаться об этом и сами… Нигде сейчас не работает, когда есть возможность – крепко выпивает. Несколько месяцев назад расстался с женой, – это ее фотография стоит у него на столе. Среди местных пользуется определенным авторитетом. Он ведь здесь вырос, а позже, пока служил в десанте, являлся главным третейским судьей. Сейчас к нему относятся уже не так серьезно, но шпана и пьянь продолжают побаиваться. Хоть ноги и нет, но кулак остался крепким.

– Твой человек видел этого гостя?

– Ни описать внешность, ни опознать он не сможет. Темно уже было, да и видел он его с большого расстояния. Молодой, здоровый. Конечно, Заваров! Надо объявлять машину в розыск. Гаишники такие тачки тормозить не любят, но по крайней мере она приметная из-за своих габаритов. Если захотят – поймают.

– Вот именно: «если захотят». Эх, за Шмелевым бы последить да на телефон к нему подсесть!

– Мне отсемафорят, если будут новости. А следить? Оглянись вокруг, ни одна бригада «наружки» не сможет здесь встать так, чтобы остаться незамеченной. Проще уж вырядиться в мундир и таскаться вплотную, наступая Шмелеву на шнурки от ботинок. Может, не обратит внимание, примет за дурака-участкового…

– Где его гараж? Вон тот? Пошли посмотрим поближе…

Замок висел, продетый в одну петлю. Внизу валялась раздавленная коробка из-под кефира. Акулов приоткрыл дверь:

– Тачки и правда нет. Ну что, нарушим неприкосновенность частной собственности? Надругаемся, так сказать, над основными принципами…

– Давай. Только под ноги смотри. В девяносто восьмом я на таком же осмотре в подпол провалился. Полтора месяца на больничном сидел.

– Головой, наверное, ударился?

– Коленом.

– Странно. Я думал, головой. Акулов управился за три минуты. Вышел, обрывком газеты оттирая с ладоней грязь.

– Хрен его знает! Если всерьез ковыряться, то, может, чего и найдем. Там всякого мусора – выше моего роста. Только я сомневаюсь, что этот одноногий «пес войны» станет хранить криминал в открытом сарае. Если что раньше и было, то либо перепрятал, либо Артурке отдал.

– Как знать. Темнее всего бывает под фонарем. Какая-нибудь стреляющая железяка у него в запасе вполне может быть.

– Надо брать санкцию и лопатить по полной программе. Настил поднимать, стены простукивать. Да и в самом доме места общего пользования не мешало бы прошмонать.

– Ага, чтобы найти в сортире «ничейный» пакет анаши и повесить на шею доблестному 13-му отделению вечный «глухарь».

– Чего мы спорим? Все равно прокурор обыск не разрешит. Для него шмелевское вранье – не основание, а нам пока что нечем опровергнуть его слова. Твой человек ведь не согласится дать официальные показания?

– Почему? Можно уговорить, только какой в этом смысл? Парень, конечно, давно засвечен, но зачем лишний раз дразнить петухов? Пускай живет себе спокойно. По большому счету ничего существенного он все равно нам не сообщил. Так, подтвердил имевшиеся догадки. А подать машину в розыск мы сможем и без его письменных свидетельств. Шмелев потом замучается ее с розыскного учета снимать…

– И это станет ему единственным наказанием за вранье. По-моему, вполне справедливо. Он не пожелал сэкономить наше время – мы потратим его. Милицейская трактовка закона сохранения энергии.