Так и оказалось.

– Это насчет моего папы, – сказала она. – Он… кажется, он пропал. Боже, как-то слишком драматично звучит, не думала даже. Просто он ведет себя немножко странно с тех пор, как умерла моя мать.

Кэвэна мог понять его, поскольку видел, что́ стало с его собственным отцом после смерти жены, с которой тот прожил сорок два года.

– Да, это всегда тяжело. Странно – это как?

– Ну, ничего определенного. По сути, он винит себя в ее гибели. Не буду вдаваться в подробности, только он нехорошо себя повел, а она не то чтобы покончила с собой, но вроде того. Скверная история. И вот на днях он позвонил мне и сказал, что отправляется в поездку, а куда именно – не уточнил. И с тех пор я не могу с ним связаться. Звонки переводятся на голосовую почту, на сообщения он не отвечает. Последний раз его телефон был активен в Миссисипи, и тут надо пояснить, что папа вряд ли стал бы отдыхать в тех краях. И вот я подумала, неплохо бы узнать, кому он звонил перед отъездом, – может, что-то прояснится насчет его планов.

– Ну и как бы ты хотела это узнать? – спросил Кэвэна, предвидя ответ.

– Ты мог бы просмотреть список его телефонных разговоров.

– Ага, мог бы. Если б речь шла об опасном преступнике, а у меня был бы судебный ордер.

– А если он в беде? Например, его похитили.

– У тебя есть какие-то доказательства? Твой отец водится с криминальными элементами? Или он сказочно богат?

– Нет, ни то, ни другое. Просто я знаю – что-то тут не так. Он всегда старается быть на связи и очень аккуратен в этом смысле. И никогда не срывается вот так вот просто. Он любит все планировать до последней мелочи. И, кстати, он водится с одним криминальным элементом – точнее, сомнительным типом.

– Правда? И с кем же?

– С человеком по имени Патрик Френсис Скелли. Он служил во Вьетнаме в спецназе, вместе с отцом. После войны он стал заниматься какими-то странными делами – «вопросами безопасности», только в кавычках. Он слегка с прибабахом, и лично я бы не удивилась, если б он оказался наркобароном или торговцем оружием. С него станется впутать папу во что-нибудь. Больше мне ничего в голову не приходит. Его тоже нет дома, на звонки не отвечает.

– Ну, они оба взрослые. И могут уехать куда хотят, никого не извещая.

– Да понимаю я все, Кэвэна! Я и так себя дурой чувствую, что беспокоюсь. Плюс, если верить отцу, Скелли как раз такой человек, которого хорошо иметь рядом в случае опасности. Только я все равно беспокоюсь. Можно что-нибудь сделать, оставаясь в рамках закона?

– Позвони ему сейчас.

– Я же сказала, я уже несколько дней ему звоню каждые два-три часа.

– Ну попробуй, ради меня. Позвони еще разок.

Стата выскользнула из постели, взяла сумку со стула, достала свой «Айфон» и набрала номер отца. На самом деле Кэвэна ничего не ожидал от этого звонка, но так он получал возможность полюбоваться, как его девушка расхаживает по комнате голышом, – а зрелище того стоило.

– Алло? – сказала она, затем последовал короткий разговор на испанском, из которого Кэвэна не понял ни слова – зато догадался, почему Стата кричит в трубку, хотя собеседник уже явно дал отбой.

Наконец она посмотрела на Кэвэну. Лицо ее заметно помрачнело.

– Какой-то пацан. Уверяет, что нашел телефон в мусорном баке в Охинаге. Кто его выбросил, он не видел.

– Что еще за Охинага?

– Уже ищу, – ответила она, копаясь в миниатюрном устройстве. – Это на границе, в штате Чиуауа. Господи, он в Мексику уехал!

– Иди-ка сюда, – поманил он. После недолгих уговоров она снова улеглась рядом с ним и позволила себя обнять.

– А что там с Мексикой?

– Я до конца не уверена. Это романтическая история. Моя мать была красоткой, к тому же высокообразованной, и за ней многие ухаживали. На нее положил глаз сын какого-то важного политикана, и ее отцу пришлось согласиться на брак, иначе… Так уж делали дела в той части Мексики и до сих пор делают, наверное. А тут объявился мой отец, увел маму у того богатея, и они вместе сбежали. Дед очень обиделся и не отвечал потом на мамины письма, а бабушке приходилось тайком выбираться из дома, чтобы поговорить с ней по телефону. Мы никогда не ездили в Мексику, мама больше не видела своих родных, и у меня создалось впечатление, что если отец опять туда сунется, то у него будут серьезные проблемы. Что ему там понадобилось? Я не понимаю.

Какое-то время Кэвэна изучал потолок, поглаживая подвернувшийся под руку участок теплого девичьего тела. Потом он заговорил:

– Ну ладно, есть у меня один знакомый, за ним как раз должок. Работает в телекоммуникационной фирме – пусть она останется безымянной. Иногда он проглядывает для меня списки телефонных переговоров. Я могу попросить его, чтобы проверил твоего папу и этого Скелли. Только серьезно, Стата, – никому ни слова, никогда. И если меня кто-то спросит, то я буду все отрицать; скажу, что соврал, чтобы затащить тебя в постель.

– Но ты не врешь.

– В жизни бы не стал.

– Да, и я же не расплачиваюсь сексом за помощь, правда?

– Я так не думаю, нет.

Она заворочалась, перекинула через него ногу и уселась в позе наездницы.

– Тогда не будешь ли ты так любезен оттрахать меня до беспамятства? Хочу забыть обо всей этой хрени и не вспоминать как можно дольше.

Скелли вернулся с пробежки не особенно потный, но весь в пыли. Мардер поинтересовался, всегда ли он бегает с оружием. Скелли ухмыльнулся, стягивая футболку.

– Так ты все-таки порылся в моем барахле, Мардер. Полагаю, ты забрался достаточно глубоко, чтобы понять, что глубже лезть не стоит.

Он снял с пояса нейлоновую борсетку и положил на стол. Послышался глухой лязг пистолета.

– А то что? – спросил Мардер. – Убьешь меня, что ли?

– Нет, а вот другие могут. В сфере безопасности большая конкуренция. Когда здесь говорят об устранении конкурентов, то это не всегда метафора. Не хочу тебя постоянно спасать.

– Да, мне бы тоже не хотелось так тебя утруждать, – сказал Мардер после паузы, но Скелли уже разделся и залез в крошечную душевую кабину. У Мардера не было желания заводить разговор о том, кто кого спас, поскольку им никак не удавалось согласовать свои воспоминания о тех событиях, и он предпочитал избегать этой темы, даже когда Скелли был трезв.

Когда тот вышел из душа, Мардер сказал:

– Кстати, о пистолетах, я тут думал о нашем состязании в Лунной Речке…

– Неужели? С чего бы это?

– Как я уже говорил, в твоей компании развязываются тайные узлы памяти…

– И еще потому, что ты тогда в первый и последний раз меня хоть в чем-то обставил. Я бы тебя догнал на четвертой колоде, если б Усатый все не остановил.

Мардер считал иначе, но промолчал.

Вообще-то, тот день он помнил довольно ясно. Усатым звался лейтенант, под командованием которого находилось подразделение «зеленых беретов» и их союзников-монтаньяров. Свое прозвище он получил за незаурядные усы, которые отрастил для того, как подозревал Мардер, чтобы в барах его не принимали за несовершеннолетнего. Среди солдат он слыл неплохим офицером – насколько офицер может быть неплохим – и приветствовал любые инициативы, способные укрепить боевой дух. Когда ему рассказали о состязании, он распорядился установить два ряда бамбуковых столбиков на расчищенном участке возле деревни. Между столбиками протянули веревки, а на веревках развесили на проволочных крючках по колоде игральных карт. Мардеру и Скелли предстояло из пистолетов прострелить с десяти метров значки мастей на всех числовых картах, а затем головы у всех картинок. Итого, получалось по 244 мишени на колоду. По правилам стрелок не имел права переходить к следующей карте, пока не поразил все значки (или головы) на текущей. Побеждал тот, кто закончит первым; впрочем, Скелли настоял, что для победы нужно оторваться от противника как минимум на четыре карты. Мардер опережал его на две или три на протяжении четырех колод.