– В некоторой степени, – я не стал распространяться в какой.

– Так, господа, разговоры хороши на полный желудок. Вы умеете разжигать примус? Нет? Тогда, Сергей, вам лезть в подпол за продуктами. Откиньте эту половицу, вот свеча – выбирайте всё, что посчитаете нужным. В самом углу увидите крышку – это ледник. Возьмите колбаски, мы их сейчас пожарим с картошечкой да зелёным лучком.

Сергей нырнул в погреб и Копытин решил поговорить с его женой, изучая выражение всей фигуры в целом – как человек сидит, куда смотрит, какие движения делает в процессе разговора. Он считал себя профессионалом до мозга костей и появление новых типажей добавляло ещё одну монетку в копилку знаний.

– Анастасия, кто для вас эти люди?

– Никто. Мы вообще раньше их никогда не видели.

– Тогда какой вам интерес что-то для них делать?

– У меня – никакого, но так хочет муж.

– Простите, но ему это зачем?

– По долгу службы.

Чем дальше шёл разговор, тем больше Пётр Михайлович запутывался в определении психотипа. Лицо женщины не выражало ничего. Светлые глаза, настолько светлые, что зрачка практически не было видно, смотрели с безмятежностью маленького ребёнка. Непринуждённая поза, нога закинута на ногу, изящные руки лежат на колене, перекрывая друг друга; тонкие пальцы заканчиваются окрашенными в чёрный цвет ухоженными ногтями, более похожими на остро заточенные когти.

– А кем он служит, если не секрет?

– Никем. Он просто помогает попавшим в неприятную ситуацию. По велению сердца, так сказать.

– Вы тоже служите «никем»? – решил пошутить Копытин и тут же внутренне дрогнул, когда услышал ответ.

– Как раз наоборот. Я руководитель контрразведывательного подразделения, майор.

В голове заметалась мысль – неужели ошибся? Но зачем НКВД такие хитромудрые шаги? Где смысл? И главное – ради чего?

– Моё звание и служебная деятельность не имеет никакого отношения к силовым ведомствам Советского Союза…

Всё-таки иностранная разведка. Выходит пять пациентов на самом деле агенты? Бред. Полный, абсолютный бред.

– …а также к ведомствам каких-либо других государств этого мира.

Ерунда какая-то. Если есть контрразведка, значит должно быть и государство или наоборот. Стоп, Пётр Михайлович, не спеши, какая-то шероховатость в последней фразе…прокрутить сначала до конца…Вот оно, несоответствие – «…государств этого мира».

– Анастасия, – начал он осторожно, – вы не могли бы объяснить подробнее, что имели ввиду под термином «этот мир»? Я не совсем понял…

– А что тут непонятного, доктор? – из подпола показалась голова Сергея, а затем его руки стали выкладывать на пол колбаски в промасленной бумаге, банку огурцов, баночку грибов и мешочек с картошкой. – Моя жена работает на правительство России.

– Советской?

– Наш герб – двухглавый орёл.

– Так вы эммигранты, – Копытов почувствовал некоторое облегчение.

– Опять не угадали. Наша страна как простиралась от границ с Европой до Японии, так и продолжает простираться.

– Господа, вы меня окончательно запутали. Той страны больше не существует.

– Россия была, есть и всегда будет, – Сергей назидательно поднял палец вверх.

Со стороны улицы послышался звук подъезжающей машины и тут же стих. Громко захлопали двери, раздалась команда никуда не отлучаться.

– Быстро в подпол, ГБ приехала, – сдавленно прошептал Копытов и суетливо поправил коврик, как только гости закрыли за собой крышку.

В дом решительно вошёл человек в синей форме и тремя «шпалами» в петлицах. За ним, с винтовками в руках, проследовали два красноармейца. Они тут же прошлись по комнатам и даже заглянули под кровать.

– Никого нет, товарищ капитан, – доложил один из них.

– Свободны. Ждать у машины. Товарищ Копытов?

– Да, это я. Простите, чем могу…

– Сегодня посетители были?

– К нам каждый день…

– Меня интересует только сегодня. Двое. Мужчина и женщина. Светловолосые, высокого роста.

– Да, приходили такие после полудня.

– Кого спрашивали?

– Юхтина Алексея…

– Больше никого?

– Нет.

– Что говорили?

– Интересовались здоровьем, просили о встрече.

– Кто вам дал право устраивать им свидание? – капитан вперил злой взгляд в лицо доктора.

– Они представились родственниками. И у меня нет приказа о запрете.

– С этой минуты есть, товарищ Копытов. О чём говорили?

– О рыбалке. Можете спросить у санитара…

– Уже спросили. Давно ушли?

– Часа три назад. А что, собственно говоря, случилось?

– В своё время узнаете, если в чём-то замешаны, – он криво усмехнулся и вышел, не попрощавшись.

Пётр Михайлович выглянул в окно, убедился, что машина отъезжает и шумно выдохнул – сердце дико колотилось от резкого впрыска адреналина в кровь. Гости вылезли из убежища и, как ни в чём не бывало, взялись за продукты.

– Вас не волнует приезд сотрудников гозбезопасности? – Коростина несколько удивило такое непрошибаемое спокойствие.

– В некоторой степени, – Анастасия хрустнула малосольным огурчиком.

– Нескромный вопрос – за что вас ищут?

– Пошумели немного в одном месте. Но мы не специально, так получилось, – она подцепила когтем ещё один. – Какая вкуснятина.

– Господин психиатр, мы ещё долго будем смотреть на холодный примус? Вы на чём собираетесь жарить картошку? – Сергей аккуратно разложил очищенные овощи.

– На жиру. С маслом уже давно проблемы, – доктор подозрительно осмотрел стол в поисках ножа и картофельных очисток.

– А вы какое предпочитали? Подсолнечное, горчичное, оливковое или из сливок?

– Крестьянское.

– Такое подойдёт? – о столешницу стукнул твёрдый брусок в бледно-жёлтой бумаге.

Пётр Михайлович осторожно развернул упаковку, отломил кусочек и с наслаждением покатал во рту:

– Как в старые добрые времена. Привкус немного другой, но в общем просто великолепно.

Примус немедленно раскочегарили, водрузили большую чугунную сковороду и зашипело, зашкворчало, разнося по комнате вкусный запах еды. Из навесного шкафчика появилась бутылка тёмного стекла с головкой, залитой сургучом. Её окружили три пузатеньких рюмки на коротких ножках – остатки семейного наследства.

– К сожалению, хлеб подвезут только за…– пышная буханка белого хлеба волшебным образом оказалась рядом. – Послушайте, я уже боюсь произносить какие-либо слова. Вы прямо как рождественский Дед Мороз. Какой подарок нужен, деточка? Коробка конфет? Пожалуйста. Коньки-снегурки? Обязательно есть…Нет, Сергей, спасибо, но для катаний на льду я слишком староват да и лето на дворе.

– Не хотите как хотите. Предлагаю вместо слабенькой наливки выпить чего-нибудь покрепче.

– Самогон? Увольте от этого пролетарского пойла. Я однажды попробовал и проклял тот день, когда поддался на уговоры коллег.

– Обижаете, Пётр Михайлович, мы…кхм…предпочитаем благородные напитки, – Сергей выставил на стол фигурную бутылку с надписью «Арарат».

– Шустовский?

– Не знаю. Давайте вскроем и определимся.

Щёлкнула винтовая пробка, по стеклу потекла тёмно-пурпурная жидкость, распространяя шоколадный запах. Корытин поднёс рюмку близко к носу, покачал туда-сюда, вдыхая терпкий аромат. Сделал глоток и прислушался к ощущениям:

– Неплохо, совсем неплохо, однако немного жестковат.

Подоспела картошка, поджарились колбаски и, следуя старорежимному этикету, все разговоры прекратились, пока идёт приём пищи или коротко и ёмко – трапеза.

После второй «За присутствующих дам», доктор слегка прикрыл веки от удовольствия и, хитро поблёскивая глазами, мечтательно протянул:

– Эх, только сигары не хватает для полного счастья, если госпожа Анастасия не против.

– Госпоже всё равно, курите хоть веники, – она безразлично махнула рукой.

– Могу предложить только это, – Сергей протянул алюминиевый футляр с ножницами для обрезки, – Другие сорта пробовать не приходилось.

– И на том спасибо, – Корытин разжёг скрученные листья с надписью «Havana», набрал в рот дыма и медленно выпустил через нос. – Давненько не баловался табаком, но ради такого случая можно и покурить. Давайте переберёмся на диван, табуретка не очень располагает к приятному времяпровождению.