Не может быть. Черт побери. Жалобный голос мужа. Старина муж стоит за плечом наваба, шевеля усами в смущении, делая вид, что кашляет в стиснутый кулак. Наваб резко оборачивается и, в порыве вдохновения, яростно трясет руку сэра Уиндэма:

— Отличная работа, сэр. Просто отличная работа.

Сэр Уиндэм, привычный к похвалам, основания для которых не вполне очевидны, рефлекторно говорит спасибо.

— Увидимся позднее, на охоте, — добавляет он, но обнаруживает, что разговаривает с удаляющейся спиной наваба.

Раздается рев автомобильного мотора, и правитель Фатехпура покидает вечеринку, разбрызгивая гравий по сторонам.

Во второй половине дня послеобеденное похмелье по всему Фатехпуру не может помешать приготовлениям к охоте. Светового дня хватит еще на несколько часов, но у всех в голове только одна мысль — о ночи в лесу.

Впрочем, не у всех. Есть отклонения. Чарли обнаруживает, что Гас еще более беспомощен, чем обычно, и не в состоянии ничего для себя собрать. Сэр Уиндэм в гостевой спальне не может привести Минти в чувство, даже после того, как освободил ее сумочку от звенящих трофеев — коробочек, зажигалок, портсигаров и украшений из слоновой кости. Наваб пропадает в зенане, хотя крики, рычание и нервный женский смех дают хихикающим слугам некоторое представление о его местоположении. В своей гардеробной принц Фироз никак не может выбрать между английским пиджаком с поясом и немецкой охотничьей курткой, которую маркграф Штумпфбургский подарил ему в прошлом году. Нерешительность в выборе одежды для Фироза всегда признак стресса, и в конце концов он решает проблему, выбросив оба предмета из окна.

Некоторым охотникам несколько труднее собраться, чем другим. Хваджа-сара процеживает что-то зеленое и мутное через муслиновый мешочек. Пран вынужден ждать, сидя в своем алькове. Он одет в новехонький костюм белого охотника, его гольфы натянуты до колен, а слишком большая шляпа затеняет глаза настолько, что он вынужден вытягивать шею назад, чтобы видеть окружающий мир. Он пытался рассказать Фотографу кое о чем — например, о том, что юноша в серебристом костюме, похоже, пытается его убить и что другая сторона проявляет не меньшее рвение, чем партия наваба, чтобы сделать компрометирующие фотографии майора. Никто не удосуживается выслушать. Пран нервно болтает ногами, и каблуки стучат по каменному сиденью. Он нисколько не рад предстоящей охоте.

Жан-Лу наверху, во дворце, помогает Имельде, Де Соузе и шведской экзотической танцовщице покончить с остатками кокаина. Большинство из них предприняли попытки приодеться по-охотничьи. По крайней мере, у всех есть по ружью. Это важно. Они любят ружья, эта компания. Ружья и кокаин.

В назначенные пять часов автомобили выстроились в линию. По краям сцены наблюдается некоторая странность. Мужчины бегают повсюду, вглядываясь в окна машин. Некий модно принаряженный охотник страдает от внезапного и жестокого кровотечения из носа, в то время как его визжащую спутницу насильственно разлучают с оружием. Вот Хваджа-сара незаметно приказывает слуге с подносом прохладительных напитков предлагать их строго определенным людям и не предлагать другим. Вот шоферы стоят возле дверей, затем бегают вокруг машин, заводят моторы и прокручивают колеса в пыли. Пран обнаруживает себя плотно прижатым к Фотографу в последней машине конвоя. Во время длинной, перетряхивающей все кости поездки в леса Фатехпура он дремлет, пока этот благородный человек читает ему лекцию о чести княжества и сказочном вознаграждении, которое выпадет на его долю. Нужно только помочь убедить этого англичанина поддержать линию наследования наваба.

Когда Фотограф расталкивает его, остальная часть конвоя уже исчезла. Их автомобиль остановился на поляне, и шофер стоит рядом, покуривая биди. Пран выбирается из машины, распрямляя сведенные судорогой ноги. Перед автомобилем дорога — и без того уже узкая, разъезженная колея — иссякает, упираясь в ничто. Он вглядывается в зеленую темноту. Густой, дышащий мир. Фотограф пренебрежительно смотрит на эту картину, водрузив очки на переносицу.

— Идем, — говорит он, и Пран замечает под деревьями крестьянина, тощего и темного, который приветствует их.

Он поднимает различные футляры с фотографическим оборудованием и уравновешивает у себя на голове, показывая жестами, что нужно следовать за ним в темноту. Фотограф немедленно снимает с плеча винтовку и выставляет перед собой, как посох. На нем охотничий костюм из толстого шетландского твида и твидовый тюрбан в цвет. Пара патронташей по-бандитски перекрещивается на его груди. Пран видит застывшее выражение его лица и на какой-то ужасающий миг представляет себе, что весь план соблазнения может оказаться обманом, и его привезли сюда, чтобы убить.

В свете масляного фонаря они пробираются по высохшему руслу ручья. Примерно через полчаса, как раз когда Фотограф начинает хрипеть и вытирать лоб рукавом, запах готовящейся еды перекрывает терпкие запахи леса, и они прибывают на новую опушку.

Люди в набедренных повязках расселись вокруг огня, черпая рис и жидкий дал с больших стальных блюд. У них плотная и темная кожа. Люди из племени. Пара женщин присела на корточки поодаль, их уши, щиколотки, руки и носы оттянуты под тяжестью серебра; они оттирают кастрюли и шепчутся друг с другом. Желтоватые белки глаз постреливают по сторонам, затем, с безличным любопытством, останавливаются на вновь прибывших. Женщины натягивают паллу своих сари на голову и снова смотрят в сторону, смиренно сосредоточившись на земле. Фотограф начинает раздавать указания, и мужчины неспешно встают, чтобы выполнить их.

За ними видны две большие кучи, укрытые ветками. Обойдя костер, Пран идет по направлению к ним, и его встречает богатый, глубокий, резкий звук. Рык. Пран оказался лицом к лицу с парой тигров в клетках. Они лениво смотрят на него, высунув языки, и влажные их глаза, кажется, едва отмечают его присутствие. Он поворачивается к Фотографу за объяснениями. Все ухмыляются, глядя на него, будто только что удачно сострили.

— Когда ангрези приходят на охоту, — смеется Фотограф, — есть вещи, которые не стоит пускать на самотек.

Один из туземцев подтанцовывает ближе к клетке, просовывает руку через прутья и фактически поглаживает широкую бархатистую морду. Тигр трется о его руку, как кошка.

— Вы не превысили дозу? — спрашивает Фотограф. — Вам еще тащить их к мачанам[97].

— Нет, сэр. Нет. Они как раз достаточно бодры для стрельбы. В любом случае, эти иностранцы не поймут разницы.

— И то правда, — хмыкает Фотограф и устраивается поудобнее, чтобы ждать.

На некотором расстоянии от них, в глубине леса, основная часть охотников занята легким ужином. Корзины с едой. Ведерки для охлаждения вина. Складные столы распакованы и застелены белыми скатертями. Принц Фироз расхаживает среди иностранцев и выглядит в большей степени иностранцем, чем его гости. Он не может успокоиться. Время от времени он бросает взгляд на пьяного майора, который блуждает вокруг стоящих автомобилей с куриной ножкой и фляжкой в руках, верхняя часть его тела совершает непроизвольные резкие движения. Неужели? — да, похоже, что он говорит сам с собой. Жан-Лу легко с ним справится. Если после этого идиотского случая с порнографическим фильмом майор не составит правильную рекомендацию, значит, его нужно будет убедить. Берч притащил целую гору оборудования и в этот момент, вероятно, устраивается в подходящем месте. Все должно быть хорошо. Если только этот ненавистный брат не сказал правду. Если только, боже упаси, он не сумел загнать один из своих недоразвитых сперматозоидов достаточно глубоко в одну из жен, чтобы оплодотворить ее. Фироз считает, что это невозможно. И все же… и все же кое-какие сообщения его источников в зенане вызывают тревогу. Черт. Лучше бы он выбрал другую шляпу. В этой есть что-то такое индийское. Черт.