Молчу, глядя на ненавистные браслеты. Говорят, потом, когда их снимают, кожа слезает чулком.

– Поверьте, в моей практике было много разных случаев, даже пара реабилитаций, – сказал он. – Но ни разу не было такого, чтобы нам с пациентом было нечем заняться. Примите то, что с вами произошло, как дар судьбы, и воспользуйтесь случаем стать лучше.

Я приподнял брови.

– Может быть, и благодарность императору послать?

– Не помешает, – серьезно сказал он.

Я слишком боюсь остаться беззащитным, уничтожив всех демонов своей души. Этого и добивается Страдин – вырвать у меня зубы, чтобы я стал не опаснее растения. Кем я буду после того, как выйду отсюда? Раздам имущество? Запишусь в Красный Крест и уеду помогать голодным? Стану странствующим проповедником? Нет уж, увольте! Пока у меня в жизни другие планы.

– Евгений Львович, а это правда, что все психологи Центра сами проходят курс психологической помощи?

– Правда. Нам же доверяют человеческие души, – он улыбнулся. – Ничего страшного в этом нет. Я понимаю, что вы боитесь остаться беззащитным, лишившись жесткости и агрессивности. Это не так. Выйдя отсюда, вы сможете снова управлять вашим бизнесом, не беспокойтесь.

Что от него осталось? Все отобрали и распродали!

– Даня, мне очень плохо, ну ответь же!

Это Анатоль.

– Да, я на связи, – передаю я, с трудом отгоняя остатки сна.

– У меня приступ. Ты сможешь приехать?

Хочется сказать «у меня тоже», но я просто прошу его скинуть адрес. Это недалеко.

– Минут через десять буду.

Раннее утро. Высоко в небе стоят подкрашенные розовым облака. Холодно. Гравиплан парит в прозрачном воздухе так, что движение почти незаметно, хотя я выставил предел скорости. Я слишком боюсь опоздать. Смогу ли я обмануть судьбу, объявленную мне в предутреннем сне, когда настойчивый зов Анатоля казался криком о помощи?

По дороге я связался с Сашей Прилепко, так что у двери Анатоля мы стоим вместе.

Он долго не открывает, наконец замок щелкает, и дверь ползет от косяка. В прихожей никого нет, значит, открыл дистанционно, через устройство связи, и не вышел нас встречать. Плохой знак.

Он полулежит в кресле, кисть руки свешивается с подлокотника, пальцы слегка дрожат.

– Спасибо, что пришли, – с трудом говорит он.

Губы бледные, почти синие.

Я беру его за руку и вижу размытые красные волны, идущие от запястья к кончикам пальцев, словно следы от ожогов чем-то длинным и узким или ударов плетью, и эти красные полосы движутся, захватывая новые участки кожи и оставляя белыми и чистыми те, что остались позади. А над каждой такой волной движется такая же красная волна сияния.

Я отдергиваю руку: слишком ясно чувствую, что еще минута и эти волны перетекут на меня. Эта агония заразна, по крайней мере для тех, у кого уже есть Т-синдром.

Анатоль смотрит без осуждения. Печально улыбается. Он понимает, что это агония, не меньше чем я.

– Сейчас, две секунды. Не бойся! – говорю я. – Держись!

Тепло поднимается вверх по позвоночнику, зеленое сияние возле кистей рук. Оно становится ярче и плотнее. Я должен успеть. Я заставляю себя взять его руку.

– Остановись! – кричит Саша. – Ты уже не поможешь.

– Я попытаюсь.

Крепче держу его пальцы, страшась собственного желания бросить эту затею. Зеленое сияние идет волнами, толчками втекая в него, словно кровь из раны. Я чувствую судороги, идущие по моему телу, сжимаю зубы, но не отпускаю руки, как молитву, в который раз повторяя: «Делай что должно – и будь что будет».

Энергия течет из меня в него, и я снова не понимаю, есть ли результат. Судороги учащаются. Его рука дрожит и становится горячее. Краем глаза я вижу, что Саша взял другую его руку, и зеленые волны пошли по его руке. Поднимаю взгляд. Саша бледен и сосредоточен, волны его энергии быстро темнеют, становятся почти черными, почти багровыми.

– Оставьте, – шепчет Анатоль. – Я только утяну вас за собой.

– Саша, оставь! – говорю я. – А то мне еще и тебя придется вытаскивать.

Он с видимым облегчением убирает руку. А я продолжаю поддерживать Анатоля.

Проходит еще минуты две. Он задыхается. Судороги уже непрерывны, и я больше не чувствую его руки, она словно растворяется под пальцами. Его кольцо связи соскальзывает вниз и звенит по полу.

Анатоля больше нет, только багровое сияние там, где было его тело. И оно бледнеет и рассеивается.

Саша подходит ко мне, кладет руку мне на плечо.

Я оборачиваюсь.

– Ты видел это раньше?

– Да, – говорит он. – Я видел и другое. Один мой друг пытался так же, как ты, спасти умирающего от Т-синдрома и исчез вместе с ним. Ты смог удержаться.

– Ты тоже дал ему руку.

– Слишком ненадолго. Еще секунда, и я бы последовал за ним.

Среди остатков опаленной одежды что-то сверкнуло. Я поднял серебристый шарик величиной с маковое зернышко, положил на ладонь.

– Микроаннигилятор? – предположил Саша.

– Скорее всего.

Как бы эта штука не взорвалась на моей руке!

– У меня остались знакомства в научном мире, в том числе на Кратосе. И не только среди биопрограммистов. Есть физики. Они могли бы посмотреть, что это.

Я кивнул.

– Пусть смотрят.

И шарик перекочевал к Саше.

– Как бы не потерять…

Мы завернули его в фольгу, и Саша отправил микроаннигилятор в карман.

– Надеюсь, он не излучает.

– Разве что радиоволны. Это же еще и шпион.

Он усмехнулся:

– Тогда выживу.

– Как бы тебя с ним не отследили.

Саша пожал плечами.

– Отследят – сдам. Это не криминал. Но вообще обычно такие штуки работают от тепла человеческого тела, как биомодераторы. Если человек мертв – они замолкают. Хотя и с некоторым опозданием.

Хоронить было нечего, так что мы с Сашей просто помянули Анатоля в узком кругу, других близких знакомых у него вроде бы не было.

Квартиру просто закрыли, я пока не стал заниматься улаживанием вопросов об аренде с хозяевами. Анатоль был зарегистрирован – разберутся, в крайнем случае выйдут на меня.

Поминки проходили в моей квартире.

Я пил водку без особого энтузиазма, последнее время меня вообще не тянуло на спиртное, Саша тоже не питал пристрастия к этому напитку, зато нам было о чем поговорить.

– Преображенные на Тессе общались друг с другом? – спросил я. – Ты говорил о друге, который погиб, пытаясь спасти умирающего от Т-синдрома.

– Да. У нас было что-то вроде клуба.

– Или секты? Я не хочу тебя обидеть, к тому же ты, по-моему, человек рациональный и не склонный к мистике, но захват Дарта теосами, судя по всему, начался с организации ими сект, которые вскоре пришли к власти.

– На Тессе были секты, Даня, но у нас скорее клуб. Мы не были агрессивны.

– Чем вы отличались от остальных?

Он задумался.

– У нас несколько человек имели своих цертисов. Это большая редкость.

– Где эти люди?

– Один погиб, как я тебе описал, двое прилетели с нами и двое исчезли.

– Как Анатоль?

– Не знаю. Я не видел их смерть. Просто перестали появляться в клубе и отвечать на запросы.

– Понятно. Саша, у тебя были приступы?

– Да.

– Сколько?

– Кажется, четыре. Давно уже не было.

– Как давно?

– Месяца три.

– Странно. Говорят, приступы только становятся чаще.

– Все пытаешься найти панацею? Ты даже не врач.

– У меня мама врач. Будет нужно – проконсультируюсь.

Он пожал плечами.

– Это средство ищут уже лет двадцать.

– Значит, не там ищут. Саш, а что случилось три месяца назад?

– Три месяца назад погиб мой цертис.

Я уже хотел воскликнуть «эврика», но у Анатоля никогда не было цертиса.

В Сети появляются беспокойные новости, а мне снятся беспокойные сны: похоже, что метаморфы готовят нападение на Кратос. Моей армии выдали оружие: ручные Иглы Тракля, как я и просил. Покочевряжились, но выдали. Инструкторов я нашел сам. Потом выбил деньги на их зарплату. Среди моих Преображенных процентов десять успели повоевать. Это немного облегчает задачу. Все дни я провожу с моим войском, но при этом чувствую себя не полководцем, а бухгалтером или управляющим фирмой – все упирается в финансирование, с него начинается и им заканчивается. Пару раз пришлось пробиваться на аудиенцию к Страдину. Он охотно принимает меня. Наверняка знает, что я периодически закрываюсь от его имплантированного шпиона, и в моем жизнеописании зияют пробелы, знает, что я отдал микроаннигилятор Анатоля на исследование (тогда я был слишком взволнован, чтобы думать о сохранении тайны), но тем не менее не упрекает, не обвиняет и не хватает за грудки. Напротив, методично отмечает этапы моего приближения к должности принца империи. Ну, еще немного, парень, еще чуть-чуть – и кольцо твое.