Стук — небольшой синий цветок ударился о грудь Хельви. Принц, который приготовился к смерти, удивленно ахнул. Куб, вернее, Вонге Красный петух с удивлением посмотрел на своей арбалет. И напрасно — ему следовало бы взглянуть на дверь. Потому что там с непривычно черным лицом стоял Базл. Вонге, почувствовав его тяжелый взгляд, обернулся, но слишком поздно — придворный маг взмахнул руками, и тяжелая потолочная плита, рухнув, погребла под собой предателя.

— Осень во владениях Красного петуха — совершенно потрясающее зрелище, — забубнил рядом с принцем знакомый голос. — Караваны перелетных птиц летят за Черные горы, чтобы переждать там суровую зиму. А деревья в лесу Ашух осыпают золотые и пурпурные листья, и все вокруг кажется торжественным, словно растения ждут внезапного возвращения ушедших богов.

— Базл, перестань бубнить, у меня голова раскалывается.

— А ты перестань прикрывать глаза, точно умирающий. Не нужно меня пугать, я и так влил в тебя двойную порцию всех лекарственных снадобий, которые сумел сварить в здешних полевых условиях. Думаешь, легко делать вытяжку из корня авицеллы без перегонного куба? Что я скажу императору, его дочке, наконец, если с тобой что-то случится до возвращения в столицу?

— Вылечи себя сам, лекарь!

Хельви покосился на Базла. Он все никак не мог привыкнуть к уродливому шраму, навсегда стянувшему левую щеку мага — напоминание о схватке с Вонге Красным петухом. Впрочем, Базл не обращал на свою внешность большого внимания. Он лежал рядом с Хельви в густой траве, пожевывая соломинку. Почувствовав взгляд человека, глиф повернул к нему лицо и улыбнулся. Хотя улыбка вышла жутковатой, Хельви не смог не улыбнуться в ответ. В конце концов, и люди от рождения бывают увечными, однако это не означает, что они дурны сердцем, решил принц. Эта мысль хотя и противоречила тому, чему учил юношу наставник Айнидейл, ибо в королевстве Синих озер подданные с физическими недостатками считались изначально людьми злонамеренными, наказанными судьбой за совершенные преступления, однако казалась Хельви верной и уместной в отношении Базла. В конце концов, они провели довольно времени вместе, чтобы принц получше узнал придворного мага и убедился в его честности и открытости — качествах очень редких для представителей его профессии.

— Ладно, наместник, нам пора ехать. Ты хотел еще попасть в Верхат, а к полудню нам нужно быть уже в лагере.

Хельви, отряхиваясь, нехотя поднялся с душистой травы, на которой был постелен толстый плащ. Земля уже не так тепла, как летом. Базл прав — осень уверенно вступила в свои права, хорошо, дожди еще не начались. Успеть бы до первого снега закончить первую улицу в Верхате — жить в свежесрубленных домах, конечно, все равно пока нельзя, они должны простоять зиму и дать усадку. Но весной, когда стает снег, их можно будет сразу отделать и заселить первыми семьями погорельцев.

Молодой наместник поднял плащ с земли, перебросил его через седло и вскочил на коня. Ему теперь часто приходилось спать в лесу — он целыми днями ездил между делянками, на которых рубили деревья, к пещерам усыпальницы Ашух, в которых по распоряжению Хельви велась добыча камня, до Верхата, где кипело строительство. Принц был приятно удивлен, насколько самоотверженно работали альвы над восстановлением бывшей резиденции Красного петуха, которую император великодушно подарил Хельви в знак благодарности за те услуги, которые оказал сын короля Готара Светлого царствующему дому альвов во время известных событий в лесу Ашух. Собственно, изначально император на радостях присудил принцу баронство, которое неизменно влекло за собой по законам Кодекса чести присоединение к имени знака клана. Так что Хельви едва не стал Красным петухом, однако человек вежливо, но твердо отказался от такой милости. После знакомства со «славными» представителями клана — Хате, Фосе, Ривом и, наконец, самим Вонге — принадлежать к нему казалось Хельви дурным тоном. В столице по-своему расценили этот отказ — не к лицу принцу крови принимать титул барона — и выслали новое предписание. Теперь официальный титул верного подданного Раги Второго звучал как наместник Западного края империи альвов, правитель Верхата и лесов Ашух. Конкурентов, которые бы мечтали занять столь почетную должность, у Хельви, как ни странно, не было. История с Черным колдуном потрясла столичных дворян, и они не нашли ничего лучшего, как объявить бывшие владения Красного петуха проклятым местом, ехать в которое было бы безумием.

Впрочем, некоторые отпрыски знатных, но бедных фамилий поспешили приехать на развалины Верхата, чтобы составить свиту наместника и, кто знает, получить за верную службу пару драгоценных камушков из усыпальницы Ашух. Однако они были разочарованы. Большие пограничные территории, которые оказались во власти Хельви, доставляли куда больше проблем, чем материальных благ. Едва поднявшись с постели, впрочем, довольно твердо стоя на ногах благодаря искусному лечению Базла, Хельви начал принимать бесконечные делегации общин альвов, которые, к его немалому удивлению, жили в этих, казалось, пустых владениях. Представители горожан Верхата попросили нового наместника помощи в восстановлении города. Оказывается, части населения и впрямь удалось бежать из полыхающих домов, все погорельцы временно устроились в соседних деревнях, однако мечтали вернуться в родные места. Разумеется, Хельви, который смутно чувствовал часть собственной вины в том, что вырвавшийся из столицы и обезумевший от собственной безнаказанности Рив сжег славный город, не мог им отказать.

Юноша, который был готов к тому, что альвы не поддержат чужака, ставшего волей императора повелителем их края, был поражен, с каким почтением относятся к нему его новые подданные. Правда, после того, как он поделился этой мыслью с Базлом, он с изумлением услышал о легендах, которые ходят между жителями западных окраин об их наместнике, одна другой страшнее. Чего только не рассказывали — и что он собственными зубами откусил голову зарвавшемуся Черному колдуну и разметал по камушку усыпальницу лесной девы, в которой вздумал было укрыться поджигатель Рив. Они слишком трепещут перед тобой, чтобы сметь хоть взглядом выразить свое неудовольствие тем, что ты не альв, со смехом заявил Базл. Подобное отношение к нему подданных сначала уязвило молодого правителя. Однако вскоре он перестал задумываться о таких дурацких предметах, как причина любви или нелюбви к нему альвов — слишком много забот свалилось на его голову.

Времени для церемоний совершенно не было, так что даже традиционную клятву вассала императору Раги Второму он принес не лично, как было принято, а в письменной форме. В связи с этим приверженцы придворного этикета в Горе девяти драконов завопили, что неуч попирает законы священного Кодекса чести. Однако Раги Второй был в самом деле неглупым правителем и вовсе не настаивал на немедленной аудиенции. Возможно, он не очень-то хотел видеть принца в столице. Сури, которой удалось прислать еще прикованному к постели юноше очень нежное письмо, которое весьма способствовало скорому выздоровлению наместника, сильно скучала по своему герою. Хотя император и обещал Хельви подумать о будущем своей дочери, видно, он никак не мог примириться с ее выбором и следовал любимому правилу — довериться ходу времени, которое все расставит по своим местам.

Погруженный в эти мысли, принц в сопровождении Базла переехал мост Петушиное перо, который некоторые подхалимы из его свиты предлагали переименовать в мост Победы Хельви над Черным колдуном, чему наместник яростно воспротивился, и приблизился к месту строительства. Несколько тысяч рабочих, включая воинов из дружины нового правителя и сванов, трудились от рассвета до заката, и все равно дело шло медленно. Глава общины горожан Верхата требовал, приводя малопонятные аргументы, чтобы город был восстановлен строго в тех же границах, что и перед пожаром. В результате на то, чтобы выгрести и вывезти обгоревшие остатки домов только с одной улицы, ушел почти месяц. Остальная часть города находилась по-прежнему в ужасном состоянии. Дом Красного петуха вообще выгорел дотла. Однако ряд новеньких деревянных коттеджей, выстроенных на месте пепелища, радовали сердце Хельви больше, чем самые роскошные драгоценности, не считая, разумеется, ожерелья Онэли, с которым принц не расставался ни днем ни ночью.