Символы в видениях попадаются редко. Чаще всего даже прорицатели видят людей и происходящие с ними события, а не замещающие их метафоры. Правда, случается и такое, но Эрик хорошо знал то место, что проступало сейчас на его глазах в пламени костра. И все ему было в этом видении понятно, почти все. Кроме разве что новой двери. Впрочем, он давно не был в Иссет-фиорде и понятия не имел, живет ли в доме его родителей кто-нибудь, или так и стоит он с заколоченными окнами. Восемьдесят лет он дома не бывал.
Сумбурно прошел его первый день на Последнем рубеже. В дороге Эрик в ярких красках представлял себе, как вытрясет душу из Галдора, как заставит его наконец открыть ему правду. Жалел, что не прихватил из особняка Галдора книги, которые тот просил Эрика привезти когда-то. Неплохо было бы этими увесистыми фолиантами лекаришке несчастному по голове навернуть. Геройствовал, одним словом.
Бродя весь день среди бесчисленных палаток, он успел успокоиться. Ничего бы ему сделать не дали. Раньше - да, возможно, ардены бы заколебались, решая, имеет ли право наследник древней династии лупить прорицателя медицинским справочником по лбу. Но палаток в лагере было слишком уж много. Последний рубеж охраняло целое войско, все они подчинялись вполне реальным прорицателям и полководцам, а не мало кому известным бродягам. Ощущая в полной мере свою ничтожность, Эрик перестал наконец воображать картины кровавой расправы над Галдором ЭахКолларом, вместо этого сосредоточившись на способах просто поговорить с ним.
Зачем-то же Аэлевит направила его за ответом к своему товарищу по Кругу прорицателей. Не просто же для того, чтобы от него избавиться? Есть куда более тривиальные способы отгородиться от неудобных вопросов, которые вдруг вздумал задавать Эрик.
Но так и не преуспел он в своем намерении допросить Галдора. Утром прорицатель был уже на виду и не прятался, но было поздно - к Последнему рубежу подошли враги и сразу, без задержки, пошли на приступ.
Шерстяной плащ, которым Эрик разжился в деревне на берегу Катасты, грел хорошо. Кутаясь в колючую ткань, дыша на закоченевшие пальцы, он все сидел на морозе и смотрел на незнакомые звезды в ночном небе. Привычные ему созвездия сместились к югу, а вместо них с севера наползли другие, названия которым только в старых книгах найти можно. Иной на месте Эрика удивился бы невиданному чуду, но он насмотрелся в горах, где обитают боги, такого, что перекошенным небосводом, как и зимой в конце весны, пронять его было сложно. Звездный пик-то рядом, и удивляться нечему. Кроме разве что долготерпения богов, которые до сих пор не выгнали со своего порога смертных, вздумавших тут убивать друг друга до смерти.
Второй день на Последнем рубеже грозил пройти для него и вовсе без особых впечатлений. С самого утра, как только зазвенела сталь на стене, поспешил Эрик скрыться среди палаток, разыскал место поукромнее и сидел там, ожидая, когда закончится штурм. Он полагал, что защитники сумеют отбиться в первый день.
В Скейре он нашел в себе смелость признаться в позорной своей судьбе, запретившей ему выходить на поле боя. Тогда ему, только что узнавшему о смерти Эрви, было все нипочем, и стыдиться было просто смешно. А здесь он стыдился. По совести, надо было с самого утра идти к наемникам Мальтори. Перед ними Эрик краснеть бы не стал. Но Лагорис еще вечером попросил его не слишком часто беспокоить Мальтори, а Эрик был так расстроен тем, что не смог отловить Галдора, что возьми да пообещай сдуру, что не будет, и вот теперь сидел меж двух примыкавших друг к другу палаток, прикрыв от снега голову капюшоном плаща, да слушал доносившийся от стены шум величайшей битвы. Ему не надо было стоять на стене среди защитников, чтобы видеть само сражение - в падающем снеге перед его глазами картины кровавого боя проступали во всех подробностях. В этот раз, ради разнообразия, слышал он и звуки, самые настоящие.
...вот за спинами полуодетых южан, подпрыгивающих от холода, из-под склонивших свои лапы под тяжестью снега сосен выскочил всадник на белой лошади, изящной, как фарфоровая статуэтка. На всаднике кольчуга, и темный цвет стали выдает ее происхождение - не людская это работа, да и не сталь даже. Ниарандский булат - редкий материал, но всадник высок, волосы его, даже намокнув от снега, отсвечивают рыжиной. Это эйторий, а они с эльфами Ниаранда до сих пор в большой дружбе.
В руках у всадника вертится, словно живой, боевой молот. Такое оружие в человеческом мире нигде не встречается, но Эрик происходит из Эридара, где когда-то, еще шесть веков назад, в глуши по-прежнему можно было изредка встретить гнома. От гномов боевые молоты перекочевали даже в гербы некоторых благородных семейств укрытого лесом княжества, а уж легенды это оружие элитных войск подгорного народа стороной не обходили и вовсе.
Ворвавшись в ряды регадцев, всадник в эльфийской кольчуге и с гномьим молотом в руках начинает творить смертоубийство. Регадские солдаты высоки ростом, и длиннорукому эйторию не надо даже особо свешиваться с лошади, чтобы дотянуться до их голов. Вокруг него быстро образуется свободное пространство. Прикрывшись щитами, озябшие темнокожие солдаты готовятся кидать копья в наглого одиночку. Но эйторий не мешкает. Лошадь под ним слушается малейших движений ног седока, и поводья он давно выпустил из рук. Скакнув вперед, грациозное белое животное сокращает расстояние между собой и подавшимися назад врагами, копья летят мимо, а молот, аж загудев в долгом замахе, переламывает и плетеный щит, и держащую его руку, и снова падают один за другим враги.
А за спиной всадника скачут во весь опор на одной лошади двое. И первого из них, хоть и пригнувшегося к холке своего коня, узнает Эрик - это Дигбран. А второй ему незнаком, и только странное что-то чудится ему в спутнике бывшего воеводы, но не до размышлений Эрику, что не так со вторым всадником...
Подскочив на ноги, помчался он к воротам, отбросив в сторону плащ и выхватив меч, забыв и о судьбе своей проклятой, и о том, что не так уж сильно хотелось ему рисковать жизнью после того, как обрел он надежду вновь увидеть Эрви. Сам не понимал, что его подбросило, ведь никогда Дигбран ему не был особо ничем дорог, хотя, конечно, прожили они вместе Катаар знает сколько лет и успели по-своему сродниться. Бежал Эрик спасать своего в прошлом хозяина, а прежде того - воспитанника.
Как потом понял Эрик, много ради кого бросился бы он, очертя голову, в драку, в воду, в пропасть. И ради Лани, гораздой на всякие шалости сопливки, бросился бы. И ради Бенары даже, которая ему никогда не нравилась - но ведь и ее приходилось в свое время наставлять Эрику. И ради нерберийца, и даже Аэлевит, много чего обидного ему наговорившей в Скейре. Пожалуй, и Галдора бы заслонил он собой, дай ему судьба такую возможность.
Глядя на Галдора, склонившегося над лежащим на снегу бывшим воеводой, опустил Эрик меч. Дигбран пошевелился и, похоже, все с ним было в порядке. Галдор орал над ним и бесновался, с его балахона скатывались на снег и с шипением гасли синие молнии. Ворота закрылись. Эйтория на белой лошади нигде не было видно, а видения уже оставили Эрика.
Галдор распорядился унести Дигбрана в лазарет и шатающейся походкой пошел на стену, размахивая оловянной кружкой и вопя какую-то разухабистую застольную песню. Голоса у прорицателя не было, но он очень старался. Воины на стене расступились, пропуская его, он поднял руки над головой и сыпанул на врагов каскадом синего огня. Эрик вздохнул, развернулся и пошел прочь.
За весь вечер его никто не окликнул, не заговорил даже. После боя солдатам было не до праздной болтовни, все устали, много было раненых. Эрик прибился к лазарету, и его, вопреки ожиданиям, не прогнали.
В палатку, где оперировал Галдор, он попал случайно, помогая отнести очередного раненого воина.
-Останься, - сказал лекарь, не оборачиваясь, когда Эрик уже собрался было уйти. - Подойди, - это после того, как он встал у стены палатки и попробовал прикинуться статуей. - Смотри за мной и запоминай, как это делается. Только руками ничего не трогай, грязные они у тебя.
