Но Яковизий уперся.

— Пускай полюбуется на собственную глупость! — И чуть не бегом вылетел на улицу.

Крисп слышал грохот приближающегося тяжелого фургона, не прислушиваясь к нему; это был один из обычных городских звуков.

Но потом до него донесся чей-то крик: «Разуй глаза, ты, пьяный остолоп! Вы только посмотрите на него…» Такое игнорировать было сложнее; крик раздался прямо напротив трактира. А услыхав дикий вопль, раздавшийся следом, Крисп вместе со всеми посетителями выскочил на улицу посмотреть, в чем дело.

Фургон был доверху нагружен глыбами серого известняка, добытого в горном карьере за Опсикионом, и тянула его шестерка ломовиков.

Яковизий лежал, суча ногами, на земле между ближайшим коренником и правым передним колесом. Еще один ярд — и оно переехало бы его.

Крисп бросился вперед и вытащил своего хозяина из-под фургона.

Яковизий при этом снова завопил.

— Моя нога! — Он вцепился в нее. — Моя нога!

— Этот дурак выскочил прямо передо мной, — лепетал бледный возница. — Прямо передо мной, будто меня там не было! А это, кстати, самая большая и шумная повозка в городе. Прямо передо мной! Одна из лошадей, видно, наступила на него, а может, и не одна. Хорошо, я успел их остановить, не то вы отскребывали бы его сейчас от булыжника. Прямо передо мной!

Несколько прохожих подтвердили, что Яковизий совершенно не заметил фургона.

— Судя по тому, как его шатало, — сказал один из них, — он не заметил бы самого Фоса, вздумай тот спуститься с небес.

Пара наиболее богобоязненных душ при упоминании имени благого бога начертили над сердцем солнечный круг.

Крисп задрал Яковизию рубашку, чтобы посмотреть, насколько сильно пострадал вельможа. Неестественный сгиб между коленом и лодыжкой на левой ноге хозяина и громадный черный синяк, прямо на глазах расплывавшийся по ноге, сказали ему обо всем, что он хотел узнать.

— Перелом, — заявил он.

— Конечно, перелом! А ты как думал, кретин толстожопый? — взвизгнул Яковизий, еще пронзительней и громче обычного от боли и ярости. — Ты думаешь, я сам не знаю?

Изощренная брань, сыпавшаяся из него в течение пары минут, свидетельствовала о том, что с мозгами у Яковизия все в порядке, невзирая на две ссадины над обоими глазами и синяк на щеке.

— Чего вы стоите, разинув рот, как жертвы кровосмешения? Приведите мне жреца-целителя!

Один из зевак засеменил прочь. Яковизий продолжал ругаться, ни разу не повторившись за те четверть часа, что прошли до появления жреца. Многие зрители, которые иначе давно бы разбрелись по своим делам, остались послушать.

— Ну, что тут случилось? — спросил наконец подоспевший жрец.

Люди из толпы начали объяснять, расступаясь, чтобы пропустить жреца. Звали его Сабеллий. Яковизий, лежа на дороге, заорал:

— Я сломал эту проклятую ногу, вот что! Кончай трепаться и лучше займись делом!

— Такой уж он есть, святой отец, — шепнул Крисп Сабеллию, когда жрец-целитель присел на корточки рядом с ним.

— Со сломанной ногой трудно быть счастливым, — заметил Сабеллий. — Спокойно, господин, спокойно! — сказал он Яковизию, который ахнул и начал изрыгать ругательства по новой, едва жрец положил ладони по обе стороны сломанной кости.

Как и другие целители, которых Криспу доводилось видеть, Сабеллий повторял символ веры Фоса опять и опять, впадая при этом в транс. Потом слова стихли, не оставив ничего между волей Сабеллия и поврежденной ногой. Крисп благоговейно пробормотал себе что-то под нос, глядя, как спадает вокруг перелома опухоль и светлеет багрово-черный синяк.

Жрец-целитель опустил руки и утер со лба пот рукавом синей рясы.

— Я сделал что мог, — сказал он усталым голосом, как говорили все жрецы, окончив свою работу. Крисп заметил, каких усилий стоило жрецу поднять голову, чтобы посмотреть на зрителей, по-прежнему окружавших его с Яковизием. — Сходите кто-нибудь за Орданом и приведите его сюда. Он лучше меня умеет фиксировать кости.

— Фиксировать? — прошипел Яковизий сквозь зубы. — Ты не собираешься срастить кость?

— Срастить кость? — изумленно уставился на него Сабеллий.

— А почему нет? — сказал Яковизий. — Однажды в городе Видессе мне уже сращивали кость, когда я упал на охоте с той дурацкой лошади, не сумевшей перепрыгнуть через ручей. Какой-то синерясник из Чародейской коллегии — Гераклон, по-моему.

— Вам очень повезло, высокочтимый господин, что вас лечил такой мастер, — сказал жрец-целитель. — Как и большинство моих собратьев, я властен лишь над плотью, но не над костями исцелять их у меня не хватает ни умения, ни сил. Кость, изволите ли видеть, отчасти мертва, а потому лишена энергии, на которой основано целительское искусство. Никто в Опсикионе — а может, и в других городах, кроме Видесса, — не умеет сращивать сломанные кости. Жаль, но это так.

— Так что же мне делать? — взвыл Яковизий с яростью, пересилившей боль.

— Не бойтесь, господин, — сказал Сабеллий. — Ордан — искусный костоправ, а я сниму любую горячку, которая может одолеть вас в процессе исцеления. Месяца через два-три вы обязательно встанете на ноги, а если начнете тренировать ногу после того, как осколки выйдут наружу, то, возможно, даже хромать не будете.

— Два-три месяца? — Яковизий закатил глаза, точно попавшее в капкан животное. — А когда я смогу ездить верхом?

Сабеллий поджал губы.

— Еще через два-три месяца, я полагаю. Вы же знаете: управление лошадью требует значительного напряжения голени.

— Два-три месяца? — недоверчиво повторил Яковизий. — То есть окончательно выздороветь я смогу лишь зимой?

— Наверное, — сказал Сабеллий. — Ну и что с того?

— Суда зимой не ходят — слишком штормит. По суше тоже нет смысла ехать: сугробы наметет по маковку. — Яковизий говорил негромко, точно сам с собой. И вдруг возопил:

— Ты хочешь сказать, я застрял в этом Фосом забытом захолустье, в этой засраной вонючей дыре до весны?

— Здрасьте, здрасьте. — Пухлый лысый человек пробился сквозь толпу и улыбнулся Яковизию. — А вы, я гляжу, весельчак. Такому и сломанная нога нипочем, верно?

— Гляди, как бы я тебе шею не сломал! — рявкнул Яковизий. — Из какой ледяной ямы Скотос тебя выпустил?

— Меня зовут Ордан, — спокойно заявил толстяк. Он был, как отметил про себя Крисп, одним из тех редких людей, которых Яковизий не мог вывести из себя парочкой оскорбительных фраз. — Я зафиксирую вашу кость, если хотите. Думаю, здоровая нога вам пригодится, особенно чтобы набить себе физиономию обеими ступнями. — Пока Яковизий, поперхнувшись, захлебывался слюной, целитель продолжил:

— Мне нужна пара смельчаков, готовых подержать его. Ему эта процедура понравится еще меньше прежней.

— Я подержу его, — сказал Крисп. — Он мой хозяин.

— Повезло тебе. — Ордан понизил голос, чтобы Яковизий не расслышал:

— Не хочу тебя расстраивать, юноша, но ты со своим хозяином застрял здесь надолго. Ведь об этом, если я правильно понял, он орал во всю глотку?

Крисп кивнул.

— Раз ты его слуга, тебе придется нянчиться с ним какое-то время, как с ребенком, поскольку первый месяц он вообще не должен вставать с постели, если хочет, чтобы кость срослась правильно. Думаешь, справишься? Я тебе не завидую, откровенно говоря.

Мысль о том, как он будет целый месяц прикован к постели Яковизия внушала скорее ужас, чем участие, но Крисп все-таки сказал:

— Справлюсь. Он подобрал меня с улицы в городе Видессе и взял на службу, когда у меня за душой не было ничего, кроме рваной одежки. Я обязан отплатить ему добром; негоже бросать его теперь, когда я ему действительно нужен.

— Хм-м… — Глаза у Ордана, все в красных прожилках, были полускрыты складками жира и всезнающи. — Сдается мне, служат ему гораздо лучше, чем он заслуживает. Но это не мое дело. — Жрец взглянул на толпу зрителей. — Давайте, ребята, нечего стоять столбом. Помогите нам! Если, упаси Фос, такое случится с вашей ногой — разве вы не хотели бы, чтоб вам помогли? Ты и ты, да-да, ты, в голубой рубашке!