Куда исчез золотой лес, Назар не знал, но запах фиалок остался. Он лежал в незнакомом месте, на ворохе белоснежных, вышитых подушек. Комната, явно не больничная, принадлежала женщине или девушке: это можно было определить по изящному убранству и разным милым мелочам, обычно наполняющим женскую спальню. Лас заметил целые каскады колокольчиков, свешивающихся с потолка. Лёгкий сквознячок пробегал по ним иногда, и колокольчики издавали тихий, переливчатый звук.

Атмосфера этой комнаты дышала спокойствием и уютом. Изящная гобеленовая гардина была опущена, но в открытое за ней окно влетал сладостный, свежий аромат зеленеющего сада. На столике для рукоделья лежали пяльцы с натянутой тканью, в фарфоровых пиалах поблёскивали разноцветные бусины. Через спинку кресла было небрежно перекинуто что-то кремово-шёлковое с золотым шитьём: может – платье, а может – покрывало.

Лас попытался встать и тут только обнаружил, что сам одет в тонкую, почти прозрачную рубашку канареечного шёлка, сплошь покрытую вышивкой каких-то диковинных райских птичек и бабочек. Голова болела, руки и ноги не слушались. От резких движений изнутри подкатывала противная тошнота. «Вообще-то, какая разница, где я? – подумал вдруг юный эльф. – Главное, не в больнице и не дома…» И он блаженно откинулся на пахнущие фиалками подушки.

Ласу снилась мама. Вернее, её голос, полный тревоги и слёз. А рядом – другой голос, смутно знакомый, принадлежащий, наверное, очень красивой женщине.

– Что случилось, доктор? Почему с ним всегда что-то случается? Ну, почему он не может жить, как все нормальные люди?!

– Потому что он – эльф.

– Но ведь это игра, расстройство воображения. Его детство давно закончилось!

– Поверьте, все мы до старости во что-то играем! А ваш сын – вполне нормально развивающийся мальчик, впечатлительный, с тонкой душевной организацией. Но это свойственно всем талантливым людям. Я думаю, вам не о чем волноваться.

Юноша открыл глаза. Он вспомнил этот голос! Руаэллин! И это не сон?! Действительно, в приоткрытую дверь из соседней комнаты доносились обрывки разговора. Мама называла преподавательницу «доктором», и беседа протекала очень спокойно, что тоже немало удивило Назара. Женщины то и дело возвращались к какой-то ранее начатой теме психологического характера, но суть её Лас так и не смог уловить. Зато он понял, что случилось с ним в пещерах.

Оказывается, надышавшись ядовитыми испарениями, он потерял сознание и на поверхность выбрался каким-то чудом, будучи уже в глубоком обмороке. Спасатели недоумевали, как девочка смогла так крепко схватиться за верёвку, получив смертельную дозу ядовитых паров?! Она сейчас жива – и это тоже похоже на чудо. Самого Ласа в больнице продержали недолго: его отравление не было сильным. Это казалось удивительным, если учесть, какую порцию токсинов получил его организм за почти полный час времени, проведённого в трещине. Но в больнице Назар беспрерывно бредил и говорил такое, что у него начали подозревать расстройство психики. Потому Руаэллин, пользуясь положением практикующего доктора психологии, забрала его к себе домой. Затем позвонила родителям, и теперь они с его мамой говорят за стеной на какие-то странные темы, не подозревая, что он внимательно прислушивается, а вовсе не спит.

– Вы успокоили меня, доктор! Я так вам благодарна за Назара и за всё… – мама запнулась, видимо, смутившись.

– Значит, вы разрешаете ему провести эти праздники у меня? – спросила Руаэллин.

У юного эльфа перехватило дыхание от неожиданно свалившегося счастья. Он не верил своим ушам! Ему так хотелось спросить Руа о многом, но раньше это было сделать просто невозможно, зато теперь… Лас чувствовал, что она знает ответы на все его вопросы. Ему не терпелось вскочить с кровати и бежать в соседнюю комнату, чтобы обнять маму и благодарить Руа. Но предательская слабость не давала подняться.

Мама, наверное, улыбалась. Её голос был полон нежной заботы:

– Пусть отдохнёт здесь, если не будет вам в тягость. Теперь я полностью доверяю сыну: он у меня герой!

Для Назара эти слова стали последней каплей, переполнившей чашу его утомлённого сознания. Мама доверяет ему! Ради того, чтобы снова это услышать, он ещё раз, не раздумывая, полез бы в ядовитую щель или куда угодно, – только бы мир навсегда воцарился в их семье! Сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди.

– Мамочка… – прошептал Лас и, уткнувшись носом в подушки, вновь забылся странным, похожим на беспамятство, сном.

Когда эльфёнок проснулся в третий раз, за окном уже стемнело. В комнате тихо пели колокольчики, а из сада доносилось стрекотание кузнечиков. За столиком для рукоделия сидела Руаэллин и вышивала при свете настольной лампы. Но едва лишь Назар зашевелился, она положила пяльцы и, улыбаясь, подошла к нему.

– Как себя чувствует наш герой?

Юноша вздохнул поглубже, проверяя своё состояние. Голова уже не болела, исчезла тошнота и слабость. Но как только он убедился в том, что почти здоров, щёки эльфа залил румянец смущения. Днём ему казалось замечательным вот так остаться с Руаэллин наедине, в час сумерек, и беседовать при свете свечей. Теперь же, когда этот момент наступил, он едва ли не с ужасом осознал, что находится в её спальне, на её кровати, и что она заботливо ухаживала за ним всё это время. Молодая женщина рассмеялась, заметив, как Лас вновь с головой зарылся в одеяло.

– Сегодня мой эльдэ вполне заслужил одежду и ужин! Одежда – на кресле, а ужин – на кухне.

И, шурша длинным шёлковым платьем, Руаэллин вышла из комнаты.

Смущение окончательно покинуло Назара лишь за накрытым столом. Они смеялись, вспоминая удачно проведённую ролёвку, и говорили друг другу «ты». Ласковый взгляд этой мудрой женщины наполнял душу лёгкостью, а во всём теле разливалось ощущение свежести и сладостного восторга. Эльфёнок наслаждался новым чувством, блаженно закрывая глаза и счастливо улыбаясь.

А когда Руаэллин достала чайный прибор и зажгла свечи, Лас отчётливо осознал, что вся его предшествующая жизнь была лишь подготовкой к этому моменту. Потому что сейчас он, наконец, узнает то, что поможет ему правильно выбрать свою дорогу и идти по ней, не спотыкаясь и не останавливаясь. Рядом вновь была Владычица Золотого Леса, её глаза таинственно сияли, и чистый голос звенел серебряными переливами:

– Настал час песен и бесед, мой юный друг! Мне нужно многое тебе рассказать…

– Налетай, перворожденные[18]! Картошечка – самый смак!

Алиэ, опустившись перед костром на колени, выгребала из золы печёную картошку.

Ночь была тёмная, звёздная. Стоял конец июля. Уже несколько дней, как четверо друзей-эльфов разбили лагерь здесь, на пологом берегу реки Оки, под сенью векового, кряжистого дуба. Поросшие сосновым лесом береговые холмы защищали это место от ветров. Шоссейных дорог поблизости не было, не ходили сюда вездесущие дачники, и потому даже небольшое расстояние до города: всего шесть километров через поля, – не портило создававшегося впечатления, будто здесь с самого начала мира не ступала нога человека.

Лето выдалось изобильным, так что голодная смерть эльфам не угрожала. Недалеко от лагеря протекал родниковый ручей, из которого они брали воду для питья; в реке водилась рыба и раки, а лес был полон грибов и земляники. К тому же, ребята договорились время от времени выбираться в город за продуктами, поскольку намерены были прожить здесь до тех пор, пока ночи не станут невыносимо холодными, или пока не польют затяжные дожди.

Лас, Сэм, Итиль и Алиэ крепко сдружились за прошедший год. Немало этому способствовали события последней первомайской ролёвки. Тогда же эльфёнок по-новому взглянул на Семёна, всерьёз заинтересовавшись его личностью. Характер менестреля интересовал Назара тем больше, чем меньше он понимал причины, толкавшие Сэма на поиски необыкновенных, порой рискованных приключений. Пусть правда в его рассказах была сильно приукрашена, основой самых невероятных историй всё же служили реальные события, и находилось множество людей, готовых это подтвердить.