— Слушайте, вы сами что о ней думаете? — спросил я.

— Знаете, Ловетт, я, пожалуй, поделюсь с вами частицей своей мудрости, — неспешно, словно даже чуть нараспев, произнес он. — Постарайтесь дойти до всего сами. Есть в жизни то, чему с чужих слов не научишься. Не от всех болезней есть проверенное лекарство.

— Премного вам благодарен.

Маклеод довольно улыбнулся:

— Я могу дать вам один методический совет. Он поможет направить ваши научные изыскания в нужное русло. Так вот, если хотите разобраться в женщине, попробуйте представить себе, что за человек ее муж.

— Но ведь ни вы, ни я его никогда в жизни не видели.

— Ну и что, — сказал он. — В таком случае нужно создать его портрет, пусть хотя бы и мысленно. Получится у вас это — и сама Гиневра станет вам понятнее.

Я попытался вступить в эту игру.

— Скорее всего, он человек тихий и незаметный. Наверное, он полностью находится под каблуком у жены… — Что-то в этой картине меня не устраивало. — Но при этом он запросто может быть футов семи ростом. Этакий бугай с красной мордой, который, например, каждую ночь лупит ее плеткой.

Маклеод был явно доволен услышанным. Отсмеявшись, он даже сделал мне комплимент:

— А что, Ловетт, вы неплохо соображаете, да и с воображением у вас все в порядке. — Сложив вместе кончики пальцев обеих рук, он пояснил: — У меня, честно говоря, нарисовался похожий портрет. Я серьезно, наверняка этот человек робкий, застенчивый и при этом не сующийся в чужие дела. Вы можете находиться в шаге от него и не обратите на него внимания, но, оставшись наедине с женой, он становится другим человеком. Она не на шутку боится его.

— Но почему?

— Ну как почему? — Маклеод принялся размахивать руками, довольно убедительно и смешно изображая робкого человека в порыве ярости. — Да потому что он, оставшись один на один с собственной женой, запросто может убить ее.

Я даже не заметил, как и в какой именно момент настроение Маклеода резко изменилось. Буквально в следующую секунду он уже говорил со мной как обычно: неторопливо, с легкой иронией в голосе.

— Ну вот, до этого я и сам докопался. Но, признаюсь, мне этого мало. Давайте рассуждать дальше. Почему это незнакомый нам джентльмен решил жениться на ней? С какой стати ему это понадобилось?

Я пожал плечами:

— Ну, наверное, он находит ее привлекательной.

— Глубокая мысль, точно подмечено. — Маклеод состроил недовольную гримасу. — Впрочем, судя по вашим словам, Гиневра смогла привлечь его к себе, а вы, — он подчеркнул интонацией обращение, — в свою очередь также пали жертвой этой привлекательности. Вот почему вы и находите это предположение в высшей степени логичным. — В своем педагогическом порыве Маклеод вновь замахал руками, как дирижер. — Остается только выяснить, как и чем люди привлекают друг друга. Наверное, все происходит благодаря тому, что они делают друг другу что-то приятное, не важно, идет ли речь о реальных поступках или же о чувствах и эмоциях, которые у них во многом совпадают. Знаете, Ловетт, мне ведь порой бывает нечем заняться. После работы я прихожу домой и читаю или же просто сижу и думаю. Одна из тем, над которой я нередко ломаю голову, это то, почему некий господин, фамилии которого никто, кстати, толком не знает, решает жениться. Да не просто жениться, а вступить в брак с нашей общей знакомой. Затем, женившись, он устанавливает в семье столь странные для посторонних отношения. В этом браке его как бы не существует. А она все больше начинает напоминать матку в пчелином улье. Вот давайте и подумаем, что за человек мог организовать свою жизнь таким образом.

— Понятия не имею.

— Мое мнение таково: этот человек, он почти мертв, его, собственно говоря, уже нет. Зачем же он решил жениться? Да все просто. От этой женщины исходит какое-то излучение, какая-то энергия, называйте это как хотите. Благодаря этому теплу он ощущает себя рядом с чем-то живым, он живет как замороженный и хочет иметь возможность прильнуть к телу живой, теплой женщины. В какой-то мере он воспринимает этот брак как эксперимент над самим собой. Вот такой он человек, как я думаю. Жаль только, что он не понял главного: эта женщина, она ведь тоже не живая, она, в свою очередь, тоже замороженная.

— Тогда почему она решила выйти замуж именно за него? — спросил я.

— Хороший вопрос, — вновь сложив руки перед собой, кивнул Маклеод. — Зачем ей это нужно? Так сразу и не поймешь. Ну, для начала можно предположить, что она хотела обрести какую-то уверенность, чувство безопасности в жизни. Материальные соображения также можно принять во внимание, какими бы малосущественными они вам. мой юный друг, не представлялись.

Он снова снял очки и посмотрел на меня чуть искоса, как мне показалось, осуждающе.

— Впрочем, в любом случае этими соображениями наша ситуация не исчерпывается. Рядом с материальным всегда есть что-то духовное и моральное. Так вот, возвращаясь к нашему мистеру Мужу Гиневры, могу достаточно уверенно заявить, что этот человек исповедует достаточно строгие моральные принципы. Он наверняка хотел покарать себя за что-то и потому женился на ней. Она же, в свою очередь, как мы можем предположить, хотела занять такое положение в жизни, при котором могла бы ощущать себя карающим мечом. Но, уверяю вас, это лишь поддела. — Судя по всему, Маклеод говорил уже не столько со мной, сколько с самим собой. — Я представляю его себе человеком, который видит эту женщину насквозь, но при этом — я имею в виду умение видеть ее насквозь — он кое на что смотрит сквозь пальцы. Смотрит и не смотрит, видит и не видит. Уверяю вас, вы даже не представляете себе, насколько это важно для нашей общей знакомой. С одной стороны, этот мужчина не дает ей сорваться с цепи и пуститься во все тяжкие, а с другой — время от времени ей удается обвести его вокруг пальца.

— Чует мое сердце, ей не по нраву человек, просчитывающий ее насквозь.

— Вы так думаете? Как знать, может быть, в чем-то вы и правы. Но ведь идеальных людей не существует, и она наверняка с этим смирилась. А насчет того, что она его боится, — так это ей даже по-своему приятно. Она ведь всегда хотела, чтобы рядом был мужчина, который давал ей понять, что она всего лишь женщина — во всех смыслах этого слова.

— А она к вам никогда не подкатывала? — спросил я напрямик.

Маклеод поцокал языком и с ухмылкой на лице сказал:

— Ну а гипотезы и предположения на этот счет я предоставлю вам строить самому. Они останутся в вашей единоличной интеллектуальной собственности, и можете делать с ними все, что хотите. — Маклеод собрался было зевнуть, но сделать это ему не удалось. Наше внимание переключилось на не то шуршание, не то царапанье за дверью.

Очень странный звук. Я такого раньше никогда не слышал. Тихий, едва уловимый и в то же время прозвучавший весьма настойчиво — как будто его произвела не человеческая рука, а когтистая лапа какого-нибудь животного. Маклеод оглянулся, напрягся, и на его лице мгновенно отразилась максимальная сосредоточенность. Чего он мог ожидать, чего опасался и что представил себе в этот момент — мне оставалось только догадываться. Но, судя по всему, переволновался он не на шутку. По крайней мере, побледнел как полотно. Так и просидел неподвижно несколько показавшихся мне бесконечными секунд — до тех пор, пока за дверью кто-то снова не поскребся. Не без усилий он водрузил очки на переносицу, поправил их, а затем едва слышно прошептал:

— Это скорее всего Холлингсворт. — Собрав в кулак всю волю, он тем не менее не сразу решился на следующий шаг. Наконец он вновь сел прямо, расправил плечи и, придав лицу выражение покоя и даже некой расслабленности, совершенно будничным тоном произнес: — Входите.

Свидетельством тому, что Холлингсворт принял приглашение, стала неизменная вежливая улыбка, приклеенная к лицу, появившемуся в дверях. Он волчком проскочил в образовавшуюся щель и стремительно подошел к нам. Одет он был как обычно — опрятненько и скромненько: свежая рубашка, легкие отглаженные летние брюки и — в качестве допустимой вольности — черно-белые спортивные туфли.