— Имеют ли эти поиски отношение к тем ужасным бомбам, которыми обладают ящеры? — спросил Егер.

Темные глаза Скорцени расширились. А глаза Лилова, немного раскосые, как у татарина, стали еще уже. Голосом, в котором отчетливо слышался страх, он сказал:

— Если бы вы, майор Егер, были одним из наших, сомневаюсь, чтобы вам долго удалось остаться в живых. Вы слишком открыто говорите о своих мыслях.

Георг Шульц привстал со стула:

— Следи за своими словами, ты, чертов большевик! Егер положил руку на плечо стрелка и заставил сесть.

— Не забывай, где мы находимся, — сухо сказал он.

— Это великолепное предложение, фельдфебель Шульц, — согласился сотрудник НКВД. — Ваша лояльность похвальна, но здесь она выглядит глупо.

— Он вновь повернулся к Егеру:

— Вы, майор, возможно, слишком умны — на свою же голову.

— И не только, — вступился за Егера Отго Скорцени. — То, что мы находимся здесь, подполковник Лидов, и даже то, что вы столь много рассказали об этом щекотливом деле, доказывает, что вы нуждаетесь в немецкой помощи, как бы ни отнекивались. Так вот, вы получите ее только в том случае, если с находящимся здесь майором Егором ничего не случится. Мы ведь нужны вам, правда?

При других обстоятельствах его улыбка была бы ласковой. Сейчас она воспринималась как издевка.

Лидов со злостью посмотрел на него. Подполковник Краминов, который до сих пор не вмешивался в разговор, сказал:

— Вы правы, герр гауптштурмфюрер, положение незавидное. На этой территории есть лишь русские партизаны и нет регулярных частей Красной Армии, поскольку вы, немцы, прошлой осенью выбили их оттуда. И хотя партизаны достаточно смелы, у них нет тяжелого вооружения, необходимого для нападения на караван машин ящеров. Правда, в тех местах остаются разрозненные части вермахта…

— Они ненамного превосходят силы партизан, — перебил Лидов. — Но немцы действительно имеют больше оружия, чем наши славные и героические партизаны.

Судя по выражению его лица, эта правда была для Лидова горькой.

— Потому мы и предлагаем совместную операцию, — сказал Краминов. — Вы трое будете служить в качестве наших связных с теми немецкими частями, которые находятся к северу от Киева. В случае успешной атаки на караван оба наши правительства получат равную долю трофеев. Вы согласны?

— А как мы узнаем, что вы не заберете себе все? — спросил Шульц.

— Это вы, фашистские агрессоры, вероломно нарушили договор о ненападении, который великий Сталин щедро преподнес Гитлеру, — огрызнулся Лидов. — И это мы должны вздрагивать при мысли о доверии к вам.

— Если бы мы не напали на вас, вы бы напали на нас, — сердито проговорил Шульц.

— Товарищи! — вмешался подполковник Краминов. — Коли мы намерены работать вместе, то должны сдерживать эмоции. Если же мы вцепимся друг Другу в глотку, от этого выиграют только ящеры.

— Он прав, Георг, — сказал Егер. — Если мы начнем спорить, то ничего не достигнем.

Егер не забыл собственное неприятие, презрение едва ли не ко всему, что видел в Советском Союзе, но храбрость русских на поле боя отрицать не мог.

— В настоящий момент давайте оставим идеологию в стороне.

— Можете ли вы организовать мне телеграфную связь с Германией? — спросил Отто Скорцени. — Прежде чем приступать к осуществлению этих планов, я должен получить на то полномочия.

— При условии, что последний налет ящеров не повредил линию, могу, — сказал Лидов. — Могу также разрешить вам воспользоваться радиосвязью на частоте, согласованной с вашим правительством. Но вы должны выражать все, что считаете нужным сказать, в завуалированной форме, чтобы не допустить преследования со стороны ящеров, если они перехватят передачу. А они почти наверняка ее перехватят.

— Тогда сперва телеграф, — сказал Скорцени. — Если не получится, то радио. Эта миссия представляется мне весьма стоящей. Остальные заботы могут подождать.

Скорцени внимательно посмотрел на подполковника НКВД, словно видел его в прицел танковой пушки. Лидов бросил на ненца ответный хмурый взгляд. Оба без слов поняли, что, хотя личные счеты могут подождать, ничего не забыто.

***

Лю Хань обнаженной сидела на яркой подстилке в комнате, находящейся в огромном самолете, который почему-то никогда не падал с небес. Она подтянула ноги к подбородку, обхватив голени руками, голову наклонила вниз и уперла в колени. Закрыв глаза, Лю могла вообразить, что вся Вселенная вокруг нее исчезла.

Ее представление о мире не включало в себя такого понятия, как подопытное животное, но именно таким животным она стала. Маленькие чешуйчатые дьяволы, которые держали ее здесь, хотели узнать как можно больше об отношениях полов среди людей и использовали Лю в своих экспериментах. Их совершенно не волновало, что она думает об этом процессе.

Дверь в камеру широко распахнулась. Прежде чем пожелать умереть, Лю Хань подняла глаза. Внутрь вошли двое ящеров. Между ними стоял мужчина, даже не китаец, а какой-то иностранный дьявол. На мужчине было не больше одежды, чем на ней самой.

— Следующий здесь, — прошипел по-китайски один из чешуйчатых дьяволов.

Лю Хань вновь наклонила голову, отказавшись отвечать. «Следующий, — подумала она. — Когда же они наконец убедятся в том, что я подхожу для половых членов всех мужчин, которых сюда приводят? Этот будет… пятый? Или шестой?» Она не могла вспомнить. Возможно, через какое-то время это станет не важно. Сколько еще будет продолжаться осквернение ее тела?

Лю Хань пыталась вновь обрести чувство силы, чувство принадлежности самой себе — то чувство, которое она ненадолго испытала, когда Юи Минь был беспомощным и испуганным. Тогда, пусть хоть на короткое время, ее собственная воля что-то значила. До этого ее сковывали обычаи деревни и народа, затем — устрашающее могущество ящеров. И только мгновение она была почти свободной.

— Вы двое показать, что вы делать, тогда вы есть. Не показать — нет пища, — сказал дьявол.

Лю Хань понимала, о чем вдет речь. После первых двух мужчин она попыталась уморить себя голодом, но тело отказалось ей подчиниться. Желудок кричал громче, чем дух. В конце концов Лю, чтобы есть, стала выполнять то, что от нее требовали.