От непривычной тяжести солдатской каски у Йенса Ларсена задубела шея. На плече висел выданный «спрингфилд». Подобно большинству мальчишек, выросших на ферме, Йенс умел палить из охотничьего ружья двадцать второго калибра, однако боевая винтовка была тяжелее и резче отдавала в плечо.

Официально Ларсен по-прежнему не являлся солдатом. Генерал Паттон не зачислил его в армию.

— Ваша научная работа намного важнее любой вашей службы под моим началом, — громогласно объявил он. Но настоял, чтобы Йенс имел оружие:

— У нас нет времени нянчиться со штатскими.

Одно как-то не вязалось с другим. Но переубедить генерал-майора ему так и не удалось.

Ларсен взглянул на часы. Зеленоватые светящиеся стрелки показывали, что время приближается к четырем часам утра. Ночь была темная, облачная, с непрекращающимся снегопадом и далеко не тихая. С каждой минутой к общему гулу моторов добавлялись новые ожившие машины; воздух становился все удушливее от выхлопных газов. Секундная стрелка с тиканьем обегала циферблат. До четырех оставалась минута… сорок секунд… тридцать…

Часы Йенса были достаточно точными, но не абсолютно. И в момент, который он отметил как три часа пятьдесят девять минут и тридцать четыре секунды, ему показалось, что разом заговорила вся артиллерия в мире.

На несколько мгновений облака пожелтели от одновременного залпа множества орудии. К канонаде полевой артиллерии добавился грохот трехдюймовых гаубиц и девяностомиллиметровых зениток. Выстрелы следовали с такой скоростью, с какой орудийные расчеты успевали заталкивать новые снаряды.

Как потом ему сказали, Йенс заорал что было мочи, чтобы уравновесить давление на уши. Крик его потонул в оглушающей орудийной какофонии.

Минуты через две ударил ответный огонь артиллерии ящеров. Но к этому времени войска и техника армии генерала Паттона уже пришли в движение. Огневой шквал американской артиллерии прекратился столь же внезапно, как и начался.

— Вперед, на следующую огневую позицию! — крикнул какой-то офицер неподалеку от Ларсена. — Если замешкаетесь здесь, ящеры мгновенно вас накроют.

Некоторые гаубицы были самоходными. Большинство остальных тащили Полугусеничные тягачи. Были орудия на конной тяге и даже такие, которые перетаскивал сам орудийный расчет. Если наступление будет продолжаться так, как планировал Паттон, последние вскоре окажутся далеко позади. Но сейчас был важен каждый снаряд.

— Да тащите же быстрее! Шевелите задницами! — орал сержант со «сладкозвучием» в голосе, свойственным всем сержантам с незапамятных времен. — Что, струсили?! Подождите, скоро увидите, как закорчатся эти проклятые ящеры, когда мы вдарим по ним со всей силы!

Над головой низко гудели американские самолеты. До этого дня их тщательно берегли, теперь им предстояло победить или погибнуть. Ларсен помахал вслед улетающим самолетам. Вряд ли многие летчики вернутся назад.

«Если атака позиций ящеров в этой снежной мгле — не самоубийство, — подумал Йенс, — то я не знаю, что же тогда называть самоубийством».

Вскоре до него дошло, что и он занимается тем же самым, даже не будучи профессиональным военным. Где-то сбоку один из солдат срывающимся от волнения голосом воскликнул:

— Ну? Разве не здорово?

— Честно говоря, нет, — ответил Ларсен.

— Что значит вы не можете немедленно прислать мне боеприпасы? — кричал в полевой телефон командир артиллерии Сваллах. — Большие Уроды наступают, понимаете?! С таким крупномасштабным наступлением мы сталкиваемся впервые с момента высадки на этот жалкий ледяной шарик, покрытый грязью!

Отвечающий ему голос был холоден:

— Я также получаю донесения о тяжелом сражении на северо-западном фланге наших войск, сосредоточенных для удара по крупному тосевитскому городу на берегу озера. Офицеры службы снабжения заняты расчетом приоритетов.

Если бы у Сваллаха росли волосы, как у Больших Уродов, он сейчас вырывал бы целые клочья из своей шевелюры. Служба снабжения, похоже, думала, что они находятся на Родине, где задержка в полдня ничего не значит, да и в полгода — практически тоже. К сожалению, у тосевитов скорость действий другая…

— Послушайте, — снова закричал Сваллах, словно были проблемы со связью и на другом конце линии его плохо слышали, — у нас мало разрывных бомб! У танков кончается запас фугасных и бронебойных снарядов! У нас не хватает даже противотанковых снарядов для пехоты… Клянусь Императором, хотя это не моя сфера, но я слышал, что даже патронов — и тех мало!

— Ваше подразделение — не единственное, оказавшееся в подобной ситуации, — отвечал поразительно бесстрастный голос. — Принимаются все меры для исправления положения с поставкой боеприпасов в кратчайшие сроки. Пополнение может не отвечать всем вашим требованиям в связи с существующей нехваткой боеприпасов, поскольку в течение слишком долгого времени их расход был крайне высок. Уверяю вас, мы сделаем все от нас зависящее, что только возможно при данных обстоятельствах.

— Вы не понимаете! — Крик Сваллаха перерос в отчаянный визг. На то у него была веская причина. Тосевитские снаряды начали падать вблизи его позиции. — Вы слышите эти взрывы? Слышите?! Чтобы жить вам после смерти без Императоров, это не наши орудия! У этих вонючих Больших Уродов достаточно боеприпасов. Они не столь совершенны, как наши, но если их артиллерия стреляет, а наша — нет, то какая тогда разница?

— Уверяю, командир артиллерии, поставка боеприпасов для вас будет осуществлена при первой возможности, — ответил заведующий снабжением самец, которого не обстреливали. — И повторюсь, ваше подразделение — не единственное, где срочно требуются боеприпасы. Мы принимаем все меры, чтобы сбалансировать потребности.

Тосевитские снаряды падали все ближе; стальные и медные осколки срезали стволы деревьев и ветви.

— Послушайте, если вы не поспешите с высылкой мне снарядов, мои запросы уже не будут иметь значения, поскольку подразделение перестанет существовать! Это вам понятно?! Клянусь Императором, вам, наверное, станет легче — хлопоты уменьшатся на одно подразделение.