И пока Симона высчитывала, когда она надоест Роберту и он попросит ее уйти, Роберт высчитывал, когда он надоест ей и она улетит за горизонт. (Он любит только мое тело, думала Симона. Она любит меня только за ум, думал Роберт. И оба были по-своему правы.) В течение первого месяца, когда они были вместе, напряженность и возбуждение обоих окрашивали их отношения в пестрые краски. Каждый день казался им последним днем жизни на Земле перед вселенским взрывом. Оба наслаждались обостренным чувством бытия, наслаждались каждой секундой восхитительной жизни. Дни казались бесконечными, наполненными чудными воспоминаниями. Во время работы они думали друг о друге, а ночью их тела сплетались, и они молились, чтобы утро никогда не наставало. Поворотной точки в любви люди обычно не замечают. Что-то изменилось, но почему? Очень часто человек не понимает, насколько нежны и хрупки связи между людьми.
Чтобы держать любовника в руках, его нужно держать в страхе, а поскольку Симона была проще, чем он, Роберт быстро понял, что ему нечего бояться; она ни к чему не стремилась, ей не к чему было стремиться, она зависела от него больше, чем он думал сначала. Не понимая этого, Симона расслабилась и перестала провоцировать и дразнить его, и последовал немедленный результат — Роберт начал сомневаться, любит ли он ее. Ему ничто не угрожало, и он мог позволить себе любить, но в то же время ему было все скучнее с маленькой зависимой птичкой.
Симону восхищала профессия Роберта. Когда она видела его дома в старом свитере и выцветших джинсах, то не могла представить его в роли строгого и умелого психолога, которому родители вручали здоровье своих детей.
— Чем же ты все-таки занимаешься в клинике? — спросила она одним воскресным утром.
— Помимо всего прочего, я ставлю диагнозы и лечу болезни.
— Помимо чего прочего?
— Ну, большинство людей полагают, что главной и единственной целью клиники типа Детского центра является индивидуальная психотерапия, но на самом деле это только одна из его функций. Мы занимаемся образованием родителей, учителей, подготовкой учителей, сексуальным воспитанием в школах, психологической гигиеной подростков вне школьных стен.
Симона растерялась окончательно.
— Но ты все же лечишь детей? — настаивала она.
— Да, мадам. Меня все знают.
— От чего ты их лечишь?
— От того, чем они болеют.
— А ты откуда знаешь?
— Сначала мы их тестируем.
— Значит, все эти…
Он снисходительно улыбнулся:
— …все эти тесты со смешными названиями…
Роберт часто приносил домой справки со штампом крупными буквами: «Конфиденциально и секретно». Именно в этих справках, которые Симона иной раз просматривала, она нашла названия тестов, на которые ссылался Роберт. В справках были фразы типа: «Полная шкала оценки Гарриет. 95 % ошибок по сравнению со средним показателем 40 %». Или о другом ребенке: «Показатели Джона отмечены индикаторами Бендер-Гештальт, у него склонность залезать на поля теста с рисунками». Или еще: «Олигофрения отмечена в карте № 3 теста Роршаха, и это объясняет трудности Нэнси в мотивировках».
Симоне это казалось полной абракадаброй, наподобие разговоров в книге «Алиса в стране чудес», и она не могла поверить, что детские болезни можно обнаружить тестами типа ДШУДУ (Детская шкала умственной деятельности Уэчлера, как объяснил Роберт). Симону угнетали хладнокровие, механистичность и бездушие всего этого процесса.
— Подумай, что было бы, если бы ты дал свой тест рисунков автору «Маленького принца», — сказала она Роберту. — Помнишь, что ты мне рассказывал о Сент-Экзюпери? Как он в шесть лет нарисовал удава, который проглотил слона, а взрослые решили, что он нарисовал шляпу. И когда он нарисовал слона внутри удава, то взрослые огорчились и сказали, что ему следует заняться географией. Какие жуткие результаты были бы у Антуана де Сент-Экзюпери, если бы ты протестировал его в детстве! Могу себе представить твои выводы.
— Можешь? — развеселился Роберт.
В конце справок были заключения психологов, и сейчас Симона процитировала отрывки из них:
— Поскольку двигательная координация Антуана и чувствительность к деталям нарушены, то появляются доказательства более сложных проблем, порождающих заторможенность. Антуана следует поощрять и переориентировать, чтобы уверенность в себе… В общем, ля-ля, бу-бу.
— Кажется, ты все знаешь, — рассмеялся Роберт.
— Я умею читать, если ты об этом. И все равно спрашиваю: а как быть с душой человека?
— А в чем дело?
— Как ты ее диагностируешь?
— Сейчас мы и не пробуем, но разве на душу не влияет здоровье или болезнь разума?
— Альбер Камю считает иначе. Он говорит, что если тело болеет, то душа чахнет.
— То же и с разумом.
— Его мысли мне больше нравятся.
— Вы оба ориентированы на сому, тело.
Пропустив его слова мимо ушей, Симона спросила:
— Как ты можешь быть уверенным в своем диагнозе? Ты не задумывался, что можешь жестоко ошибиться? Не боишься, что неверно трактуешь результаты тестов?
— Диагностика вовсе не так поверхностна, как считают многие. На самом деле это серия гибких гипотез. Другими словами, любой психолог, который ждет результатов тестов, чтобы поставить диагноз, или некомпетентен, или просто баран. Ты выдвигаешь первую гипотезу (которая всегда очень приблизительна) в тот момент, когда получаешь первую информацию о пациенте.
— Ты говоришь, как компьютер.
— Это похоже на работу компьютера. Диагноз ставится, как только пациент входит в комнату. Как он входит, как одет, его манеры, как он садится, все это — информация, которая поступает к тебе или в компьютер. И ты вносишь информацию в компьютер. Тесты, например, — это часть общей информации. Но только часть. И они или поддерживают первоначальный диагноз психолога, или изменяют его. Тесты сами по себе ничего не значат, они — полное дерьмо, если не подкрепляются другими данными. Ты понимаешь?
— Да, — сказала Симона. — Сент-Экзюпери провалился бы у тебя.
— Нельзя провалиться на психологических тестах, — ответил Роберт. — Ты не понимаешь, что они созданы, чтобы открывать и объяснять достоинства и недостатки человека. Например, любой психолог, глянув на рисунок Сент-Экзюпери, не зная, кто его нарисовал, был бы поражен творческой силой, причудливой и богатой фантазией, которые отражаются в нем. Так что хватит об этом.
Когда двое людей живут вместе, рано или поздно возникает денежный вопрос. Жизнь с Робертом очень облегчила финансовые проблемы Симоны, и она с самого начала решила воспользоваться ситуацией. Первоначальный план был в том, чтобы побыстрее оплатить счета «Бонвит». Вместо жалких ежемесячных пятидесяти долларов она, начиная с февраля, будет платить по сто долларов, а значит, скоро с ними расплатится.
Симона надеялась расплатиться со всеми остальными мелкими долгами. Куча счетов ее угнетала. Завидев знакомые конверты в конце месяца, она огорчалась до резей в желудке, пока не раскрывала их и не выясняла, на какую сумму пошиковала в предыдущем месяце. Увидев счет, убеждалась, что положение еще хуже, чем она думала, и боли в животе усиливались.
Симона потому не вспоминала, где и кому должна, что впадала в гипнотическое состояние, когда оказывалась в магазинах Пятой авеню, и действовала бессознательно. В состоянии транса она смотрела на блистающий мир духов, шарфов, очков, перчаток, шляпок, сумочек, ожерелий, сережек, браслетов, пудрениц с пудрами всех оттенков, губных помад. Миллионы возможностей Для покупки. Проблема была в том, что Симона хотела купить все. Она с трудом сдерживала желание схватить товары в охапку и убежать.
Неужели я все это покупала? Симона каждый месяц была в шоке, когда получала счета и смотрела на список купленного за предшествующие тридцать дней.
Это невозможно.
В магазине ошиблись.
Я не верю!
Я не буду платить!
Очень часто она от злости откладывала оплату на несколько месяцев, а от этого долг только возрастал. Симона давно стала получать извещения из магазинов, в которых сначала вежливо напоминали об оплате и просили прощения, если она уже отправила чек.
