— Как же ее зовут?
— Лу Маррон. Я же говорила. Она пишет в тошнотворной газете о модах. «Тряпье». Она звонит Сверну из кафе «Каравелла» и рассказывает, что Бэби Джейн Холцер ест на обед. Я думаю, что у него такой плохой желудок из-за непрерывных разговоров о еде. Тут у любого желудок расстроится.
— Я люблю поесть, — сказала Анита. — Мне бы не было противно.
— Я именно об этом. — Симона приподняла белую оторочку платья и проверила застежки на сетчатых чулках. — Я как раз об этом. Ничего не меняется. Ты по-прежнему любишь поесть. Сверн все еще путается с отвратительной Лу Маррон. Я прохожу свои пять миль в день во вшивом демонстрационном зале. Привычка, привычка, везде одно и то же.
— Ты собираешься впасть в истерику и испортить мне вечеринку?
— Извини, но разве тебе не скучно работать в своей авиакомпании? Подавать эту отвратительную еду?
— Конечно, скучно, — ответила Анита, — но что я буду делать, если уйду? Работать секретаршей еще хуже. Торчать целый день в офисе, клепать на пишущей машинке? Этого я не вынесу. Мне тоже повысили зарплату. Теперь у меня сорок пять в месяц, но я все время беру сверхурочную работу, так что денег более-менее хватает.
Девушки помолчали.
— Мы выйдем когда-нибудь замуж? — спросила Анита.
— Ты выйдешь, — ответила Симона.
— Нет, ты, потому что и не хочешь этого.
— Я хочу.
— Не так, как я.
Это было правдой.
— Может, не так сильно, как ты, но мне хочется когда-нибудь стать миссис Некто.
— Я на год старше тебя, — сказала Анита. — Представляешь? В июле мне уже двадцать пять. Самой не верится. Я была убеждена, что в двадцать пять у меня будет минимум один ребенок от хорошего мужа. А если не выйду замуж до тридцати? Я покончу с собой.
Анита часто угрожала самоубийством, и Симона давно перестала принимать это всерьез.
— Тебе надо заказать гороскоп, — сказала Симона, проверяя перед зеркалом ресницы (все у меня фальшивое, подумала она). — Ты узнаешь, в какой месяц у тебя наилучшие шансы выйти замуж, и в остальное время будешь спокойна. Запомни, нашей судьбой управляют звезды. С ними не поспоришь.
— Я не верю астрологической белиберде.
— Может, именно поэтому ты и промахнулась с Джеком Бейли. Не узнала, когда у него солнце в сочетании с твоей Луной. Ты можешь потратить уйму времени на мужчину, чье солнце не подходит тебе.
— Большего бреда я не слышала.
Коленопреклонение на склоне холма, подумала Симона, несмотря на то, что Анита в этот момент сидела на краешке кровати. Она была очень красива, у нее чудные ярко-белые волосы. Но веселья в глазах не было.
— А что у тебя? — спросила Анита. — Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Нет. Ни с кем. Я становлюсь отшельницей.
— А что с тем программистом, от которого ты была без ума?
— Он исчез в сумерках.
Однажды Симоной овладело дикое желание рассказать об играх с сосиской, что она и сделала, а потом пожалела, потому что Анита не могла оправиться от шока. Симоне было бы любопытно узнать, какова Анита в постели. Она подозревала, что Анита лежит, как мучной куль, и в нужный момент только раздвигает ноги. Анита как-то рассказала, что обесцветила волосы на лобке под цвет волос на голове, и с тех пор, когда Симона представляла Аниту в постели, то видела куль с мукой с порослью кудрявых белых волос внизу. Но вообще-то она не любила об этом думать, потому что такой образ не совпадал с образом коленопреклоненной Аниты. Подруга однажды сказала, что Джек Бейли был ее первым мужчиной, и это поразило Симону. Она ведь знала, что та трахается после окончания школы.
— Ты хочешь сказать, что столько дет никто и не пытался?
— Пытались, но я не давала.
— Почему же?
— Смешно даже. Я смущалась.
— Чего же?
— Я не могу объяснить. Мне это казалось чем-то странным.
Больше Анита на эту тему не распространялась. Симона размышляла, почему же она позволила Джеку Бейли войти в запретную для других зону. Получить от нее осмысленный ответ на вопросы о сексе было не легче, чем протащить милю дохлую лошадь. Она даже о качествах капитана Бейли не могла сказать ничего определенного. Единственно, что удалось выудить, это то, что у Джека обостренное обоняние и он не возражал против осветления волос на лобке.
— А здесь есть интересные мужчины? — осведомилась Симона, отвлекаясь от воспоминаний.
— По мне, так да. Но не знаю, что скажешь ты. У тебя ведь необычные вкусы, насколько я помню.
— Это неправда, во всяком случае, теперь. Может, я слишком много встречалась с засранцами, так что сейчас я ищу нормального мужчину.
— Нормального? Ты? Я не верю. Да и нет таких.
— Это я и сама поняла, — сказала Симона. — Но надежда осталась, нельзя сдаваться. Я так устала от придурков, а ты?
— Почему, как ты думаешь, меня все еще интересует Джек?
Потому что он не выносит запаха белой мочалки.
— Почему?
— Потому что по сравнению со всеми этими сумасшедшими он чуть ли не святой.
— Но он на двадцать лет старше тебя.
— А мне все равно. Он святой.
Симона несколько раз встречала Джека Бейли, когда жила вместе с Анитой. И хотя ее лично он не привлекал, она должна была признать, что выглядел Джек как святой. У него были значительность во внешнем облике, слишком тонкие губы, нечто, что ее отвращало. Может, «значительность» — неверное слово. Тяжесть. Это больше подходит. Он всегда поражал Симону отсутствием иллюзий во взглядах на жизнь, всегда точно знал, куда идет, и ему не нужны были попутчики. Она удивлялась, что такое неотразимое находит в нем Анита. То, что он ее отверг?
— Все они импотенты, — сказала Симона и поставила сумку с Чу-Чу у радиатора, чтобы собаке было тепло.
— Кто импотент? — спросила Анита.
— Все мужчины Нью-Йорка.
— Только не Джек Бейли.
— Ладно, — сказала Симона, — все, кого я встречала. А если они не импотенты, то у них такие маленькие члены, что даже палец больше. А у Бейли большой?
— Ты же знаешь, я не люблю обсуждать секс, — напомнила ей Анита, подумав о том, что теперь колпачок надо ставить большего размера. Джек Бейли трахал ее, и делал это хорошо. Теперь, когда он ее так раздолбал, она не ляжет с мужчиной с маленьким пенисом, даже если захочет, потому что тот просто утонет. Но, черт подери, она не признается в этом Симоне, у которой, наверное, все маленькое и тугое благодаря членам-пальчикам, на которые та вечно жалуется. Бесполезно. Как бы там ни было, ты проиграла, решила Анита, открывая дверь и провожая Риму, девушку-птичку, в переполненную комнату.
Первым, кого Симона заметила в колышущейся толпе, был неподвижный, застывший в торжественном раздумье человек.
— Кто это? — спросила она у Аниты.
— Некто по имени Роберт Фингерхуд. Интересный, правда?
— Точно. Откуда ты его знаешь?
— Я его не знаю. Он вторгся сюда, но очень вежливо. Это сосед Джека. Пошли, я тебя познакомлю. Хочешь?
— Да. У него нормальный вид.
— А если Джек все-таки не появится?
— А если мужчина нормального вида окажется каким-нибудь зеркальным фетишистом?
— Или придет с другой девушкой?
— А если у него член-пальчик?
— Я покончу с собой, — сказала Анита.
— Я тоже, — подхватила Симона.
— А что такое зеркальный фетишист?
— Тот, кто трахает тебя и смотрит при этом в зеркало.
— Я таких не встречала.
— Тебе повезло, — сказала Симона, выпячивая грудь размера 34-А в предвкушении встречи с незнакомым (будем надеяться, он окажется НОРМАЛЬНЫМ) мужчиной. Она с досадой заметила, что, когда Роберт Фингерхуд пожимал ей руку, его взгляд все время перебегал на блистающую Аниту.
— Очень рад познакомиться, — сказал он Симоне, глядя на Аниту, которая смотрела на электронные часы, показывающие пять минут одиннадцатого. (Беверли и Питер как раз прощались с Тони Эллиотом, а Лу Маррон в шубке от «Кохинор» входила к «Элен».)
— Вы точно знаете, что Джек придет? — спросила Анита у Роберта.