– Боюсь, чем дальше тянешь, тем менее бесспорной кажется твоя собственная кандидатура, – задумчиво проговорил Конгвер.
– Почему? Тебе следует высказаться яснее.
– Число желающих занять место регента будет лишь увеличиваться. Даже перспективы Алкеды зависят от её дальнейших действий – всё-таки она носит сына короля, и была его законной женой, в глазах многих это что-то да значит.
– Не больше, чем на самом деле есть. Она родит ребёнка, и на этом её значимость в политике сведётся к нулю.
А Бовиас? Почему он уехал из столицы именно сейчас? Что он задумал? Считаешь, у него нет планов на регентство и корону? А помимо планов есть ещё и широчайшие возможности, которые ему предоставит герцогиня Овеяния. Овеяние – очень богатое и могущественное герцогство. С ним считались все, даже наш отец.
Аранеф с полминуты обдумывал ответ, безотрывно разглядывая лица братьев, словно взвешивал всё, что знает о них, на внутренних весах. Это казалось сейчас самым важным – безошибочно оценить обстановку, очертить круг союзников и врагов, отделить от тех и других бесполезный балласт. Вот Гадар – он неглуп, с воображением, но слаб характером, пассивен и к тому же пьяница. Среди братьев он менее всех похож на отца: семейные черты заметны, но кожа смугловатая (слишком многое взял от южанки-матери), и солнечная рыжина волос чуть темнее, чем это прилично. Вполне может быть полезен, но необходимо сразу задавить его своим авторитетом.
Тейир слишком легкомыслен и поверхностен. Ни на одной проблеме его сознание не задерживается надолго, лишь касается и уже скользит дальше, в поисках нового развлечения, оставляя заботы другим – пусть над ними кто-нибудь другой бьётся и ищет выход. Он красив до неприличия, что-то женственное проступает не только в чертах лица, но, кажется, даже в движениях тела, а уж кисти рук совершенны, как вся внешность Ианеи. Наибольший интерес проявляет к женщинам и поединкам (конечно, дерётся- то пусть кто-нибудь другой, Тейиру просто нравится наблюдать), и толку от него мало. Однако магия звучит и в его взгляде, она может показать себя в любой момент, и тут нужно быть внимательней. Существует ещё одна опасная вероятность: кто-нибудь умный может его перехватить и вдруг сумеет им управлять, так что лучше первым взять брата под свою руку. И под полный контроль.
Вот Конгвер, кстати, совершенно другое дело. С первого взгляда он тоже может показаться изнеженным, однако это ошибочное впечатление, очень и очень ошибочное. Предпоследний сын короля не просто умён, его мысли пронзительны и быстры, а идеи так безошибочны, что это иной раз пугает. Сила характера и след, оставленный магическим наследством короля, чувствуется уже во взоре, а твёрдая линия рта и крепкие скулы окончательно утверждают увиденное. Он может стать очень опасным соперником, и хорошо хотя бы то, что принц очень молод. Ему не хватает опыта, и он сам это понимает.
Вот кого нужно обязательно привлечь к себе. Можно пообещать ему Опорный мир в лен – кусок чрезвычайно лакомый, достойный любого принца, даже самого старшего и уважаемого. Но если согласиться с притязаниями Конгвера уже сегодня, он потребует обещанное сразу, а это может быть опасно. Если он получит Опорный, то, решив утвердить своё первенство, сможет опереться на него как в военном, так и в политическом смысле, и из опасного стать практически непобедимым. У этого брата есть способности, а значит, реальный шанс вознестись над всеми.
Самое страшное в политике – собственными руками создать себе проблемы. Такие труднее всего потом разруливать.
– Я не считаю, что у него есть подобные планы, я точно знаю, что это так. Но, думаю, он не рискнёт выступить первым.
– Я бы поспорил, – пробормотал Гадар.
– Ты что-то знаешь и о планах Бовиаса?
– Ничего не знаю. Но герцогиня Овеяния ведь дама суровая. И властолюбивая. Она не упустит ни своего, ни чужого – если только будет возможность…
– Мы говорим не о герцогине, а о принце! Нашем брате. Хоть и внебрачном.
– Все мы понимаем, что тут к чему. Влияние герцогини на сына довольно велико, и на события тоже. Я уверен: она сделает всё, чтоб впутать его в спор о власти. Как иначе столь могущественная женщина сможет получить больше влияния, чем сейчас?
– С Бовиасом я разберусь. – Аранеф самоуверенно вздёрнул подбородок. – Если придётся.
Конгвер задумчиво и вместе с тем бесстрастно взглянул на старшего брата. Взгляд был непроницаемый, словно нарисованный на холсте или исполненный в камне – ещё одно верное оружие принца, которое он только учился использовать. Все свои важные соображения, все выводы и намерения он умел оставить за стеной сознания, которое умело ничего не выдавать сторонним наблюдателям. Скептицизм и собственное мнение о ситуации он оставил при себе, как привык делать во всех подобных случаях. Лишь мысленно обозначил для себя тему, которую стоило в будущем рассмотреть повнимательнее.
Они с Аранефом оценивали друг друга примерно одинаково. Хотя старший собрал остальных братьев, которых признавал равными себе по происхождению, именно для того, чтоб узнать их мнение и обозначить собственное, он не собирался держаться слишком уж прямолинейно. Спросить: «Собираетесь ли вы признать меня регентом?» – означало бы допустить сомнения в безусловности своих прав и как бы давало собеседникам право ответить «нет». Но сын первой жены короля, уже давно покойной, не собирался предоставлять малейший шанс кому-либо другому.
По крайней мере, так, как сам понимал это.
Конгвер возразил бы ему, если б считал себя верным сторонником старшего брата. Но он сомневался, что им удастся поладить в будущем, столь смутном и нервирующем, что даже лучшие друзья рисковали смертельно рассориться. Что уж говорить о родственниках, которые сближены не потому, что у них общие интересы, душа звучит в одной тональности или хотя бы мысли на одной волне. Увы, зачастую судьба делает роднёй людей, которые в иных обстоятельствах ни за что не сошлись бы, а так вынуждены делать вид, будто исполнены друг к другу глубокой любви.
На месте Аранефа он бы пригласил всех братьев, начиная со старшего, разумного домоседа, который тоже мог сыграть серьёзную роль в политической ситуации, если б захотел. Отец держал самого старшего сына в стороне от двора, поэтому то ли вынужденно, то ли искренне тот предпочитал свой двор, скромное графство в Оскарде, дарованное ему давным-давно. Говорят, там очень любят своего господина – то есть при случае принцу будет на кого опереться. А поскольку раньше он никогда не ввязывался в интриги, трудно предположить, на что старший представитель семьи может быть способен, какой из него противник.
Далее: с ходу снимать со счетов решительного и холодного Бовиаса, а также суровое семейство его матери, по мнению Конгвера, было опрометчиво и даже опасно. Она – дама решительная и злая, кому угодно покажет небо в алмазах. И самого младшего из братьев вряд ли разумно будет высокомерно игнорировать. Он не блистал интеллектом, интересы его, как и у Тейира, ограничивались собственной красотой, успехом у женщин и развлечениями попроще, но самоуверенности и тщеславия у этого юноши хватило бы на десяток принцев. Достаточно было крохотного толчка, чтоб он радостно ввязался в великосветские интриги, и, хотя на успех рассчитывать не может, при желании наведёт такого шума, что в поднятой пыли затеряются более искусные ходы других участников.
Однако Конгвер промолчал. Ему подумалось, что если Аранеф с самого начала так поверхностно смотрит на ситуацию, вряд ли он по-настоящему близок к успеху. И вряд ли из него сразу получится лучший регент для Лучезарного. Высший выбор отложен самое меньшее на полгода, и кто-то должен управлять страной в это время. Впервые принц серьёзно задумался над тем, кто помимо и даже лучше Аранефа справился бы с этой задачей. Возможно, Бовиас. Или самый старший брат, который успешно распоряжается своими землями, а значит, имеет какой-никакой, но опыт.
Себя Конгвер тоже пытался оценить с этой точки зрения. И пришёл к выводу, что, пожалуй, справился бы. У него опыта нет, но есть готовность учиться, а также цепкость. И, пожалуй, маломальская сообразительность.
