— Прапрадеда.
— Ох ты! Неужели в нашей перемолотой вихрями революций и перестроек стране еще
сохранились люди с такой старой родословной? Не верю!
— Правда, почему нет? Сохранились фотографии, записки, семейные обереги. Неужели вам
ничего не рассказывали о ваших? Ну хотя бы историю кулеша, который умел готовить ваш дед?
Или вышивки, которой владела прабабка?
— Как привет из прошлого?
— В каком-то смысле да. Ничего не вспомните?
— Легко, — он потянул жадно ноздрями, прикрыв глаза, как втягивал в детстве ароматы
пышных бабушкиных оладий с абрикосовым вареньем, налитого из старого мельхиорового
бидончика; вспомнил, как пацанами ловили бычков с пирса водного клуба, и как вкусно пахло от
этих усатых мордатых рыбок, зажаренных бабушкой на пенистом душистом подсолнечном
масле…
— Что-то интересное? — простым вопросом отрезвила его. — А вы верите в чудо? Со мной
такое случалось, опять же в Стамбуле. Мистический город, дарит и горе, и радость. Представьте,
именно здесь узнала о предках многое. Если бы не попала туда, занесенная ветром перемен. И
знаете, мой прадед с прабабкой познакомились на балу в Ливадийском дворце. «Праздник белого
цветка», слышали о таком? Моя стамбульская бабушка, Вера, рассказывала...
— Неужели? — удивился Нат. — Интересно!
— Да, я все ее рассказы записывала в семейную тетрадку. Семейные хроники, так сказать, —
она весело рассмеялась, с долей юмора вспомнив эти строки из бабушкиной тетрадки: как… про
то… что…
…Бал был одним из самых красивых дворцовых балов на Южном берегу! Было приглашено
множество гостей: великие князья с семьями, отдыхавшие в своих прекрасных палаццо на
Русской Ривьере, офицеры на излечении, гражданские чины, помещики с шумными свитами…
Украшенные гирляндами аллеи дворцового парка полнились приглашенными на
празднование «Дня Белого цветка».
У столика бойко торговали цветами, игрушками, букетами, рисунками и вышивками
рукодельниц. Деньги передавались в благотворительный фонд. Перед дворцовым фасадом
устроили танцы под духовой оркестр. Морские офицеры в белых кителях танцевали мазурку с
молодыми барышнями из знатных семей. Тут же проводили лотерею. Лакеи обносили
приглашенных шампанским…
Стройная барышня, вся в заботах благотворительных, вдела в петлицу кителя морского
офицера, одиноко наблюдавшего действо, маленький белый цветочек с пьянящим ароматом.
Встретилась взглядом, маленькая фея остановилась:
— Сегодня дамы приглашают кавалеров на белый танец!
Духовой оркестр грянул «Амурские волны», она схватила его за руку, потянула, закружила в
вальсе.
— Меня зовут Любовь Андреевна. А вас? — говорила Любочка.
— Василий Александрович Маревич, — офицер старался не поворачиваться к барышне
обожженной щекой.— Капитан...
— Знаю, знаю все про вас: герой Русско-японской войны капитан Маревич. И не
удивляйтесь — я уже давно наблюдаю за вами на излечении. Такой бледный, Василий
Александрович…
— Сказываются ранения прошлых лет, — скромно отвечал офицер.
— Вам, наверное, счастья не хватает?
Кроткие слова милосердия из уст юной сестрицы пронзили сердце. Морской офицер,
израненный под Цусимой, перенесший несколько лет японского плена, никогда не был женат в
свои почти сорок. Были когда-то увлеченья, но не сложилось. Сначала война, потом плен... С тех
пор гасил в себе любовные порывы, презирал офицеров, кутивших с гейшами в борделях Осаки.
Решил посвятить время жизни в японской неволе военно-научному прогрессу, завел с японцем
знакомство, вместе мечтая перевести корабли на дизельный ход. И теперь, поправляя здоровье,
попутно помогал наладить дизели на Русской Ривьере, все более уверенный в правильности
нового технического решения. Надеялся показать свои идеи и наработки государю. Но близко
подойти не мог.
Офицер смотрел на юное создание и умилялся. Вдруг защемило в душе — так захотелось
быть рядом, вместе, всегда. Любовь нагрянула нежданно...
Феерически, как пресловутый «рояль в кустах», чертиком из табакерки из зарослей олеандра
выскочил вертлявый фотограф, запечатлел с треноги красивую пару, облив яркой вспышкой:
— Пардон, картинка для «Нового времени»...
Любочку бросило в краску: неужели империя увидит ее на первой полосе газеты?
Пришла почта из Петербурга на Русскую Ривьеру, а с нею поступили в продажу свежие
номера «Нового времени».
— Господин капитан... Василий... — Любочка встретила Маревича возле верхней садовой
беседки. — Газету купила, с портретом. Подписано: «Герой Цусимы Василий Маревич,
приватный исследователь, моторист-модернизатор, на благотворительном балу в Ливадийском
дворце».
— Будем оснащать флот Черноморский. Линкоры в Николаеве заложены. А пока я —
старший офицер Причала его Величества — честь имею...
— И я рядышком — та самая барышня, которая с вами в «Новом времени». Думала о вас, все
получается… — хитренько щурилась в тени шелкового зонтика. — Василий Александрович, а вы
женаты? — неожиданно спросила и зарделась, охваченная противоречивыми чувствами симпатии
и стыдливой скромности.
— Нет.
— Правда? — обрадовалась, но тут же немного сконфузилась, заговорила тихой
скороговоркой: — Не подумайте, что я... Просто женщина должна быть сильной подругой,
помогать мужчине в его ратных делах и вообще... — Она сделала паузу, как будто решалась,
говорить ли это грустному и симпатичному морскому офицеру: — ...сама принимать решения в
своей жизни. Ведь в древности сарматские женщины во всем помогали своим мужьям. Как
амазонки. Это наши давние традиции, ведь славяне — потомки скифов и сармат!
— Простите, но никогда над этим не задумывался, — смутился капитан.
— Весь мир выступает за равенство мужчин и женщин. Женщины в Америке, в Европе
сейчас активно выступают за свои права! Дарю книжку, прочтете? — весело спрашивала
барышня. — Когда я была маленькой, мечтала быть рядом с нашими солдатами на войне, на
передовой в Порт-Артуре, лечить раненых, делать перевязки, помогать хирургам в операциях!
Думаете, романов начиталась? Нет, это у меня серьезно!
На том свидании капитан катал ее на боте к Ласточкину гнезду. Ушли далеко в море.
Любочка весело щебетала:
— Василий Андреевич, а вы верите в мистику, в потусторонний мир? Ведь кто-то руководит
нашими жизненными обстоятельствами?
Она говорила легко и свободно, все сокровенное, что интересовало юную девичью душу,
доверяла красивому офицеру. А тот слушал внимательно ее щебетанье, умиляясь каждому
сказанному слову.
— Души моряков вселяются в чаек, — грустно произнес, всматриваясь в волны. — Потому
так жалостно кричат кораблям вслед: постойте, вернитесь на твердую землю... Но отчаянные
мореходы все стремятся в неизвестность.
— Потому что мужчины — извечные скитальцы. Но самое главное в том, что их ждут. Как
Пенелопа ждала Одиссея, у Гомера, помните? Хочу сделать подарок, — Любочка вынула
кокетливо из сумочки медальон на шелковом шнурочке. — Это воинский оберег из Мангупа,
такая крепость была в горном Крыму. По дедушкиной линии достался. Оденьте и никогда не
снимайте — будет оберегать и приведет куда надо!
…Их венчал священник Алупкинской церкви. После венчания мог разразиться скандал —
отец, вдовый генерал, чуть не проклял дочку за сумасбродное самовольство. Вступилась Великая
княгиня, просьбе царственной особы граф отказать не мог. Простил дочь, отписал как приданое
тарханское поместье с землей, замком и постройками…
— Так что, вы, получается, графиня?
— Получается так, — весело смеялась ему в ответ прекрасная попутчица,
— А сыночек ваш, получается, графинчик? Гм, а можно дальше буду называть вас графиня?
