основном кустовые и бухгалтер. Учредители вовремя отмахнулись и ушли в парламент,
чертыхаясь. Лешка отдал все, что «нажировал» за это счастливое время, и получил пару лет за
мошенничество. Отсидел, вернулся к тетке, занялся извозом на своей старой девятке, которую не
забрали в обмен на свободу, уж больно жалкой и дряхлой смотрелась. Прознал про детский дом,
приехал на Тарханкут, пристроился потихоньку возле Ленки. Старался сдерживать себя, остро
почувствовав усталость и возраст — ведь не мальчик уже! Смирился и обрел желанный покой,
приобщенный к благородному делу воспитания беспризорных детей. Пока так. Кто знает, как
дальше будет?
…Мальчишки помогали бережно снять одежду с больного, почти обезноженного товарища,
осторожно свезли на коляске в воду. Тот, кто обезножен, на суше приговорен, тот хорошо поймет
это состояние погружения, — думала, глядя на радостные вскрики больного ребенка — когда в
водной стихии невесомо парит тело, а точки опоры вовсе не нужны, когда возвращается к
человеку чувство свободы — свободы от своих неподвижных членов. В воде, в морской стихии,
возвращаемся к своей первооснове — живая жизнь вышла из воды. Русланчик в маске парил в
подводном царстве в компании Дениса и Петрика, рядышком ныряла, переливаясь мокрым
русалочьим телом, Лена, и счастье ее было почти беспредельно. Почти...
Дети барахтались в теплой прозрачной воде, она загорала, подставляя стройное тело
горячему летнему солнышку, изредка посматривая за резвящейся «молодежью». Задумалась,
вспомнила везунчика Ната, его оригинальное исчезновение из той жизни, уход подлодкой в
неведомые морские дали. По-киношному картинно, смешно, романтично. И печально. Хороший
Толя Соколов, симпатичный. С ним тогда почувствовала нужной, желанной. Но не свершилось…
Вздыхала, всматриваясь в море, вспоминая, как одела Толе Соколову на прощанье семейный
оберег.
— Ждешь? — вырвал из раздумий голос.
Повернулась, сняла солнцезащитные очки, увидела маленькую, под старым бамбуковым
зонтиком, женщину. И маленькие крылышки за спиной, крылья Аргимпасы, затрепетали.
— Жду, — простодушно ответила. — И ничего не ожидаю!
— Жди, скоро уже.
Неожиданно пришло понимание: посланница! Чего-то хорошего? Старушка удивительно
напоминала Елене кого-то. В ней было что-то от папы и немного от бабушки Веры. Хотя в
старости все становятся похожими. А может, это и есть бабушка Надя? — осенила догадка. Не
умерла тогда в тоскливом одиночестве, а бросила все, уехала далеко-далеко, в женский
монастырь? К своим — писала в тетрадке. Сколько может быть ей сейчас? Девяносто с лишним?
Но этой загорелой и жилистой старушке в шортах и примятой шляпке из вьетнамской соломки не
более шестидесяти пяти!
— Молодец, сделала много добра, — произнесла бодрая старушка, оглядывая купавшихся
детишек. — Твой-то есть среди них?
— Нет, — грустно ответила Лена.
— Еще будет, обязательно. Ну, счастья тебе, внучка, — несмотря на годы, проворно
взобралась на камни крутого берега, помахала рукой. — Прощай, дочка, все будет хорошо! — и
скрылась за срезом утеса.
Задумчиво глядя на языки пламени атлешского костра, отставной капитан Александр
Иванович произнес:
— Меня ребята, казаки украинские надоумили. Тоже надоел им этот бедлам в стране,
вообще хотят, границу по Хортицу объявить, кордоны поставить. Я принципиально подписался
под посланием как наследный князь Готии, Приднестровья и Побужья, как потомок Палеологов-
Комнинов! Не верите? От медальона все идет семейного. И Денис Тархан-Маревич, урожденный
Небоженко, — мой сын!
— Это еще перепроверить надо, и ваши, как вы говорите, царственные корни, и с Денисом,
— отозвался критически настроенный Сергей Викторович, подкидывая в костерок порубленные
ветки, — сейчас, знаете, в Интернете можно все найти. Хоть кал этих самых Комнинов, можно
что хочешь проверить на генетическом уровне.
— Чувствовал родословную, с детства. Ноосфера помогала. Ленка моя все
конкретизировала. Про фамильные корни, даже генеалогию, по Интернету. Так что «Я»
уполномочен заявить, вместо «ТАСС». Как порядок навести? Клин клином вышибают. И если
депутаты не смогут привести к порядку такое богатое государство, я думаю, в этом помогут
Галактические Сущности, — контактер гордо осматривал слушавших.
— Вот Александр Иванович гонит! — восторгался Юрочка. — Вся надежда и осталась для
страны, что на зеленых лупоглазых. Эти помогут!
— Составили челобитную на очищение? — ехидно улыбался Сергей Викторович.
— Ничего, воспрянет Родина, из большей халепы поднималась, — азартно продолжил
контактер. — Будет еще более обольстительная в страдании своем. И она еще поблагодарит вас за
то, что вы ниспровергли ее, разрушители. Дайте ниспровергнуть себя, и вы снова вернетесь к
жизни, а добродетель вернется к вам.
— Потому, пока вы разбираться будете, кто там что наведет, за обществом контроль нужен.
Видите, какой разгул преступности? — вступил в разговор плотный мужчина в выцветшем
камуфляже. — Их душишь, а они все равно лезут.
— Правильно говорит полковник, — вставился Юрочка. — Как вспомню ваши «маски-шоу»,
как «крутых перцев» прямо здесь молотили!..
— Да, чего только на Атлеше не було!.. — согласно мотал головой Рачибо.
— Они только силу и понимают. Мордой в землю, чтобы помнили! — отозвался Шульга.
— Говорю вам, очищение грядет! — пророчески предрекал контактер. — Последний срок,
если не изменимся — конец цивилизации. А там уже новый календарь, новые отношения,
очищение от скверны духовного прелюбодеяния!
— Какое вам еще большее очищение? — вопрошал Севик, — Нет, в самом деле, что вы
предлагаете? Анархию? Хаос? Или «новый переход»? Все само собой крутится. Выборы на носу.
— Мне эти выборы перманентные надоели. Нам подскажут по ящику, и будем голосовать за
кого надо. Без разницы Я лично против всех голосовать буду. Не сотворю себе кумира.
— А как же гражданская позиция? — пытался подковырнуть капитана Севик.
Юрочка подлил в стаканы «беленькую», предложил примирительно:
— Ну, будем!
Мужчины потянулись к стаканам, выпили: кто, морщась, кто, закусывая хрустким луком с
солью:
— Эх, да не последняя…
— О, аккурат ушичка поспела, — лыбился Рачибо. — Щас подивимся, что оно и как. —
Поднялся, попробовал ложкой варево, плеснул в котелок немного водки и снял ушицу с огня,
зажмурился от удовольствия: — Ах! Всяк выпьет — не всяк крякнет! Вот вы, пан учитель, не
верите в силу Тарханкута! Одних принимает, других пугает, а третьих ховает. Тарханкут людей
чует! — Сергей Викторович критически наблюдал рассказчика, в готовности оппонировать. —
Прикатился на джипе, як лыхо. Бесарабом кликали. Ваш знакомец, пан учитель! Всех запугал,
пригнобил — что твое крепостное право! Раскопки делал древностей, все курганы разрыл, многое
отнял у могил. Бизнесмен то такий, що не кажить. Как увяжется кто с ним в бизнес — то со скалы
упадет, то утонет на мелководье. Казалы люди, и контрабандою баловал, и земельки багато
«прихватизировал». То у военных прикупит оставленные батареи и зачухану казарму задарма, то
еще щось. Не брезговал ничем. Агенцию держал, и все шло у него как по маслу, килька рокив,
при любой власти.
— Амфибию мою арестовал, негодяй, — вставил отставной капитан, подбрасывая палочки в
костер,
— Отож! А тут последнюю кошару присмотрел. Думал «отелю» построить. В таком
распадочке, с выходом к бухте. Ждал, когда сама кошара развалится, да еще народ подбивал —
разнести на части. Чтобы потом прикупить за копейки. Приехал той Бессараб в распадочек,
когось дожидается. А тут ветер с моря — шквал! Как дунул, тай гудить, не переставая. А
