другое. Свободный от борьбы за материальные блага, без дома и семьи, свободный говорить
правду, дед Рачибо действительно смахивал на вечного бродягу. Агасфер новейших времен!
— Сам зэк был скиталец, — будто подслушав мысли Севика, рассказывал старый моряк.—
Прошел через войны. При Цусиме в корабле горел, тонул, у японца в плену сидел. Прошел
Первую мировую, Гражданскую, попал на каторгу турецкую, бежал, потом в Африке за
союзников воевал, — разговорился, воспоминая давние истории, — но молодцом до последнего
держался. А выправка, а взгляд!.. Посмотрит — обрежет. Колдуном местные звали. Выходил на
самые высокие обрывы. Показать свет мореходам. Как возникал, так и исчезал. Бесследно. —
Сделал паузу, продолжил: — А живо предание, что ветреными вечерами, когда заходит солнце,
появляется на мысу загадочная фигура в плаще с капюшоном. Стоит на самом краю опасной
кручи и машет фонарем в дальние морские дали, будто пританцовывая.
— Враки все, — отмахнулся Севик. — Дед, твои байки все враки, без конца и начала!
— Чиста правда, — подтвердил свои слова Рачибо, остановился. — Тоды электричество
подвели, — махнул клешней на темнеющую маячную башню. — А той будто светил своим
дорогу обратно на родину.
— Тут ты, Сергей Викторович, не прав, — вступался за старика Лешка, не понаслышке
знакомый со скитаниями по жизни. — В этом что-то есть, — задумывался, сопоставляя невольно
свои несчастья с услышанным...
Неудавшийся «апостол»
Лешка возвращался тогда из Стамбула на Родину, в неизвестность, на слабый маячок
надежды. Всюду чужой — и у своих, и у басурман. На корабле кутался в купленный ему Ленкой
теплый кожушок, курил на верхней палубе, раздумывал, наблюдая рассекаемые носом корабля
бурные зимние волны. Чего достиг? Хвастать нечем. Один, ослабевший и больной, достойный
жалости и сострадания. Но кому сейчас нужен? К богу обратиться — самое время.
По приезду перебрался к тетке, в богатый степной район. Помогал ей по хозяйству, но все
чаще понимал, что работа в огороде и со свиньями — не его. Зачастил на электричке в город.
Пытался снова, как в молодости, наперстками баловать по вагонам. Но менты загрузили, однажды
вывели в тамбур, отходили резиновыми палками, хотели посадить, еле откупился, занял деньги у
тетки. В вагоне наткнулся на оставленный кем-то на «сидушке» цветной буклет новой церкви где-
то в столице. На него смотрел, щерясь во весь свой белозубый рот, хитрый негр в блестящем
костюме. Прочитал цветную надпись: «Ваш путь к процветанию… Церковь света и огня пастора
Фрайдея Фарадея! Жертвуйте и процветайте».
— Фрайдей — это Пятница, что ли? Сектанты? Или реальные?
Собрав последние деньги, рванул перекладными наудачу. В припорошенной снегом столице
приняли как родного. Дали денег на первое время, записали на бесплатные обеды. «Церковь света
и огня» — называлось новое братство. «Точно, секта!» — обреченно подумал голодный Лешка,
наворачивая теплую похлебку с хлебом в перерыве между тренингами, которые вели иезуиты в
штатском, подспудно понимая, что не тот путь снова увлекает его. «Благими намерениями
выстлана дорога»... Но вид молодых и успешных прихожан, делавших друг перед другом богатые
жертвы, подбадривал.
В столице пошло дело. Вот где снова пригодилась его прыть и умение убеждать! Обученный
тренингерами Лешка вербовал новую паству, раздавая буклеты в метро и маршрутках, вера в
новое правое дело прибавляла его увещеваниям и уговорам убедительности. За каждого
приведенного в лоно секты получал свою долю. По рейтингам приобщения вышел на первые
места, получил сан «апостола». Приоделся в черный костюм и блестящие туфли, купил
подержанную вазовскую восьмерку.
— Кем я был? — с надрывом вопрошал с подиума выбившийся в проповедники Лешка. —
Обманывал, грабил торговцев, грузил коммерсантов. Думал, все мне можно. Но отвернулось
счастье. К наркотикам пристрастился, в тюрьму попал, когда вышел — не образумился,
продолжил грешить. В один момент получилось так, что хуже некуда. Все рухнуло, думал,
похоронят на чужбине. Решил покончить с собой. Но Учитель остановил. В руки попала
брошюрка. И я понял, что нужно двигаться к его свету. Теперь у меня есть все: акции холдинга,
отличная машина, квартира в столице! — Лешка вещал это завороженной толпе, невольно
гиперболизируя. Чувствовал себя посвященным первопроходцем нового движения. Ведь почти
все — правда: пачка акций на кругленькую сумму, старая машинка вполне ездила изредка, и угол
снимал неплохой в Жулянах недорого, — успокаивал себя. «А дальше — лучше будет!» Сильно,
однако, сомневался реальности акций. Ведь если бы разводил сам кого-нибудь — лучшего хода,
чем акции, и не придумать! «Все ясно, типа «Лунного оффшора», — неожиданно для себя сделал
вывод Лешка.
Темнокожий Пастор Фарадей был доброжелательно — ушлый. Косил под дядю Тома. Лихо
заводил толпу, вещал, прощая прошлые грехи и декларируя для всех клиентов красоты новой
жизни. Собирая паству по Дворцам спорта, стриг купоны на всем — на литературе,
пожертвованиях, добровольных взносах. Тут же «апостолы» вербовали посвященных пастором в
«христианский холдинг», на примере собственной жизни. Как мотыльки, слетались к
призрачному свету…
Новое поприще захлестнуло. Летом устроили религиозный фестиваль на берегу моря. На
«сэйшен» прибыли тысячи, заполнив загодя приготовленные палатки вокруг помоста со светом и
аппаратурой. С утра все молились, били поклоны, повторяя как мантру наговоренные постулаты,
днем появлялся Фрайдей с проповедью: «Не пожалей, не утаи, не зажимай! Отдай, что есть, от
души — и придет к тебе сторицей!» Расчехлялись верующие на индульгенцию — под звуки
молитвы в стиле рок выкладывали в прозрачные ящики купюры взносов в лучшую жизнь.
Лешка вел на берегу мастер-классы, унавоженный вниманием полуголых мирянок,
уговаривал еще сильнее, изредка виновато понимая, что к истинной вере это не имеет отношения.
Психологическая разводка. Но народу нравилось, пожертвования были значительными. По
прикидкам, речь шла о миллионах! Снова сработала Лешкина матрица, и не совладал,
приспособился, почувствовал азарт.
Черный псевдопастырь поделил страну на «епархии». Лешке досталась Южная Столица.
Открыл представительство, набрал волонтеров, и работал по пасторским схемам, развивая
пирамидку обмана. Ездил по районам, втягивая местную знать в псевдо-духовный холдинг,
радовался: жизнь налаживается! Умилялся нежданно накатившему счастью и достатку,
подсчитывая дивиденды. Кормил паству химерами, приправленными постулатами. Но всему
приходит конец. Кризис — как божье очищение. Химерный холдинг лопнул, сданные туда деньги
выпучились зловонными информационными бульбами по телевиденью и в газетах. Фарадея
срочно отозвали на родину, в Центральную Африку.
Официальной версии не было, только слухи. Кто-то прочитал в Нете, что пастор был съеден
соплеменниками во время одного из сборищ. Потом Лешка сам видел клип в Сети: блестящего от
забытой жары симпатягу Фрайдея, убедительно толковавшего пастве, примитивные
соплеменники разорвали на части от восторга. Причастились всем племенем, обожествляя
обглоданные его кости.
Но в конце все выяснилось по-другому. Пастор оказался сыном чернокожей сомалийской
иудейки и скрылся в местах обетованных. А оттуда, известное дело, своих не выдают.
«Беда всегда приходит вслед за счастьем? — думал Лешка, когда его прихватил УБЭП. —
Что это, карма, преследующая по жизни? Опять не с теми, и не в том месте?» Сразу пошел в
признанку, помогал следствию. По делу о религиозно-финансовом мошенничестве проходили в
