трансвестит. — Нет, ну ты думала, что такое возможно? Чтобы ты, простая милашка из наших,
гарнизонных — и такой фарт? Я верила, что пробьешься, когда фотографировал вас, помнишь?
Дела давно минувших дней! Удивляюсь, как еще не предложили тебе фотосессию в глянцевом
журнале? Предложат, сто процентов! Ты же знаешь, у меня легкая рука. Не забыла, кто первый
пророчил тогда тебе успех? Может, и мне подкинут ваши, сверху, ангажементик?
Обменялись номерами телефонов. Общалась изредка с ним. Все-таки родственник почти,
«дитя гарнизона». Ирония судьбы? Подкинула ангажемент, шоу в одном из модных диско-клубов.
С ее легкой руки подписал Жень-Шень двухлетний контракт. Но и в своей работе закрутилась
вовсю, курсы посещала актерские, занималась пластикой движений, работала над собой.
Нат невольно представил себе этого Жень-Шеня. Похожий образ вырисовывается. На
мгновенье пронзила мысль: встреча эта с ней неспроста. И гадливо встрепенулся, вспомнив
своего вчерашнего Эно.
— И тут произошло еще одно маленькое чудо, — продолжала вспоминать красивая
попутчица, не обращая внимания на Натовы пожирающие взгляды. — Да вы наливайте себе,
пейте, — улыбалась, исключая всякие подозрения. — А я вам расскажу о семейном медальоне —
сами выспрашивали про семейные обереги. Нате, получите! — рассказчица присела в кресле
поудобней...
Семейный медальон
Тарик по случаю успешного начала нового проекта устроил ужин для всей творческой
группы. Пригласил Октая, компаньона и вдохновителя. Последним приехал Барбаросс.
Ресторан в районе старого Кале, как огромный паук, стоял на сваях, словно парил
стеклянным брюхом над босфорскими волнами. За окнами шумел ливень, гремел гром.
Подавали средиземноморского тунца, запеченного в крупной соли. Солидный седой гарсон
в белом фартуке умелыми движениями сбивал с огромной рыбины поблескивающий соляной
панцирь молоточком и специальными ножничками ловко и артистично отделял белое сочное мясо
от костей на глазах у всей компании, выкладывая на большое блестящее блюдо. Тарик поднял
бокал белого вина:
— Выпьем за стихию, и за нас, людей непоседливых и творческих, и за тебя, Хелен, новое
лицо музыкального канала!
— Молодец, Фисташечка, состоялась! — поднял бокал Октай.
— Шерефе, за наше здоровье! — Творческие единомышленники чокаясь мелодичным
звоном бокалов, придавали праздничности своему дружескому застолью. Тарик окинул
загадочным, в полуулыбке, взглядом. — Вам, молодым, это интересно будет. Сейчас другая
жизнь, сытая и богатая соблазнами. Прошлое на ее фоне быстро забывается. Совершенно
напрасно. Шестидесятые — это уже достояние истории. Тогда вся Европа бурлила студенческими
неповиновениями. Молодежь жаждала перемен. Докатилась эта волна до нашей Османской
глубинки. Тайком слушали новую музыку из далекого «свободного Запада», джаз, блюзы, рок-н-
ролл. Разучивали движения Элвиса и танцевали с девушками на этих тайных сборах. Какими
были наши девушки? Помнишь, Октай?
— Старухи они совсем, наши с тобой первые девушки, — демонстративно сморщился
гладкий Октай, заставив компанию рассмеяться. — Но если серьезно, то бредили французской
молодежной революцией. Были среди нас такие, рванули в Париж, пробирались правдами-
неправдами. Ахмет, Омер, и Тарик со своей гитарой тоже. Тарика потом выслали обратно, но
вооруженного новыми знаниями. Как зачитывались Камю и Сартром, Марксом, Кропоткиным,
помнишь, Тарик?
— Вы с Барбаросом отрастили себе бороды, хотели быть похожи на революционеров, Че
Гевару, Фиделя, — от души хохотал Тарик.
— А ты отрастил длинную шевелюру и усы, заводилой нашим был. Потому и прозвали
«Чифом», — включился в воспоминания Барбарос.— Только волосы были другого цвета.
— Да уж... — Тарик погладил свои длинные, белые от седины усы, покручивая концы,
спускавшиеся ниже подбородка.
— Вместе прошли все, кровавые стычки с армией на Окмейдане, многих наших бросили за
решетку. Но нас им было не сломить. Октай писал тексты, я — музыку, давали концерты для
рабочих и студентов, Барбаросс со своими парнями осуществлял нашу охрану. Власти развернули
еще большие репрессии, но движения протеста становились только сильнее в ответ. Нас было
много. Целое поколение сильных и жаждавших свободы людей. Правительство ушло в отставку,
состоялись честные, демократические выборы! Начинались новые времена.
— Да, — кивнула насмешливо внимавшая Тарику Хелена. — И бедные стали беднее, а
богатые — богаче.
— Может быть, и так. Но у молодежи появилась надежда. Мы все-таки добились своего,
открыли дорогу в будущее. Нашему поколению не стыдно передать все завоеванное в ваши
крепкие руки, — так ведь, Октай?
— И мы победили!
— Давай поднимем бокал за дружбу? Не смотрите, молодежь, на нас с укором. Да, мы уже
старые и обеспеченные, отягченные капиталами и геморроем, но все равно мальчишки-непоседы,
— Тарик улыбался. — За нас, за мужество и мудрость зрелости!
— За юность, за красоту, ха-ха! — не сдавался старый озорник Октай, покрывая смехом
веселый звон бокалов.
Внезапно молния ударила совсем рядом, раздался грохот, свет в ресторане, два раза моргнув,
погас. Все замерли, в страхе перед стихией, особенно доступной над бурлившими босфорскими
волнами. Гарсоны зажгли свечи, поставили несколько на стол. За шторами гудел ветер, бились
холодные брызги, а здесь весело потрескивали свечи, волшебно блистали бокалы.
— Молния повредила подстанцию. Так бывает в это время года, — успокаивал гостей
администратор.
— Хелена, откуда этот старинный оберег на твоей прекрасной шейке? — заинтересовался
любознательный Тарик, поднеся к ее лицу свечу, отчего заиграли яркие блики на овальном
медальоне. — Давно приметил…
— Этот? — Она потянула пальцами шелковую нить. — Семейная реликвия, бабушка
передала, в Стамбуле прожила всю жизнь, после бегства всей семьи из Крыма.
— Я тебе рассказывал эту историю, Тарик? Чем не сюжет? — подсказал Ольдюнер.
— Да, мир соткан из сюжетов. Вот сюжет: «Твой фамильный медальон». Ничего
необычного, на первый взгляд. Недавно работал над набросками, исторический материал.
Попался один древний документ, начало шестнадцатого века. Записки Таракташ-паши, старого
пиратского адмирала. Его еще называли Барбакара — Чернобородым. Сорок лет пиратствовал в
Средиземном море. Очень грамотный был для своего невежественного времени персонаж. Так
вот, кроме общих воспоминаний и все такое в османском стиле, есть несколько записок у него, на
греческом и латинском. И зарисовки фамильных медальонов. Очень похожие на этот твой. Тоже в
виде небольшого христианского креста в круглом овале, византийского типа. Совпадение? А
может, сенсация? Могу я взглянуть на твой поближе? — попросил Тарик.
Она передала Тарику бабушкин подарок.
— Судя по всему, — внимательно разглядывая, продолжал Тарик. — Ваш медальон
пятнадцатого века, чеканка в стилистике кодов Банка «Сан Джорджо». В Генуе тогда уже была
своя банковская система. Византийцы, генуэзцы и венецианцы в пятнадцатом веке через них
проводили свои торговые расчеты. Опасно было перевозить золото морями — корсары
свирепствовали. Поэтому и придумали систему своеобразных ключей-медальонов. Как правило,
они были изготовлены из сплава серебра и меди. Очень кстати, иначе, если бы были отлиты из
золота, то легко бы стали чужой добычей. Так считали надежнее. А ну-ка, попробуем мой
сюрприз... — Он вынул из нагрудного кармана похожий, крытый патиной кругляш, сложил с
Ленкиным, сдавил обратными сторонами, нажал. Явственно щелкнуло, и медальоны слились
воедино!
— Неужели так просто, обыденно, и — нашлась разгадка старинного кода Мангупской
