жизнь на гражданке в перерывах между опасными заданиями Родины. А тогда, в камнях такого мирного на вид
чужого пляжа, он сидел над ним, близко склонившись, держал холодеющую руку и плакал. И слезы капали в эти
ненавистные, теплые, чужие ему волны прилива. Тогда его захлестнуло острое чувство безвозвратной потери и
обида на весь несправедливый мир. Как и сейчас, так отвратительно и жестоко! — похожее ощущение, иглой
буравившее мозг. Но он все-таки быстро взял себя в руки. И внутренне решился на что-то серьезное, опасное и
давно забытое. Воспрял, учуяв решающий бой.
Мутные терки
Из кабинета увела Данку подруга. Заварили кофе в небольшой свободной секретарской. Лерка никак не могла
успокоиться, поминутно потирая красную побитую щеку.
— Нет, Данка, прости ты меня: я тоже подсобила им. Наговорила лишнего со страху. И про пещеру подводную,
и вообще... А этот Колюня — сразу взялся бить меня, мразь. Ты ясно за что тянешь — за любовь. А я за кой хрен? А
он как? Любит тебя? Это что, серьезно у тебя с ним? Данка! Не дуркуй.
— Ой, Лерка, ты не представляешь, как все это серьезно. И не знаю, чем все закончится.
— Вообще шуму наделали с этим твоим возвратом. И еще я подбросила твоему в машину пакунок с травкой.
Ага. Колюня заставил. Такая была трава классная! И зачем? В натуре, ничего хорошего. Я не хотела. Но что я могла?
— Я тебя не виню. Ты просто сучка. Такая же, как и я. Остальное — все одно к одном, у— она словно
приходила в себя после этой терки. Приобняла Лерку и шептала уверенно: — Ты не сама, я знаю. Но я должна
помочь ему.
— Как мы можем помочь?
— Не знаю. Я даже не знаю толком, для чего эти гады замутили все это.
— Короче, я выяснила кое-что, — оживилась Лерка. — Оказалось, что твой Гоша — вовсе не Гоша, а другой
чувак, который кинул этих скотов, Эмира и всю их семью. Еще много лет назад. И ушел. С бабками или документами
— непонятно. Они рыскали за ним много лет. Не могли успокоиться. Ну, и мы должны были пробить его — чем
дышит и все такое. И выявили его с нашей помощью. В общем, полнейший детектив… — выпалила шепотом она.
Вдруг Данка сказала:
— Тихо, давай послушаем, о чем они там, нажмем на эту кнопочку на аппарате…
— Ты что? — испугалась Лерка. — Если узнают— они нас замочат.
— Без него мне и так жизни нет. — Она, трясясь от страха, дерзко включила внутреннюю связь с кабинетом.
Там рассматривали сделанные Леркой снимки.
— Он. Морда не та немного, но глаза такие же дерзкие. И хорошо сохранился.
Крутой и всесильный Эмир сомневался, ворочая своим грузным телом на скрипучем диване:
— Хотя если пластику сделал на лице и залепил все шрамы… Эти каины, еврохирурги, любую пластику
сейчас… лишь бы бабки. Смотри, все уважаемые и крутые после пластики ходят! Прикинь, другая репа, конкретно!
Так подойдет к тебе близко — ты и знать не будешь!
— Ты вроде после пластики даже похорошел. Киллеры хрен узнают, — "лизал" крутому Эмиру Колюня.
— Типун тебе! Следи за базаром, сявка!
— Нет, что ты, Эмирчик! — извивался испуганный Колюня, лыбился и закатывал глазки.
— Это потому что классные спецы делали. За пятьдесят косых евро всего, и жир убрали с брюха, и морду
подтянули. И жир длинной иголкой такой — фиить! А сами стоят в фартуках окровавленных, как маньяки!
— Вспомнил: Мирный — это его фамилия была? — подбросил темку Колюня,
— Фамилия, но как кликуха звучит, — подсел на воспоминания Эмир. — Фартовый был пацан. Старался
договариваться, дела миром решать. Не всегда, конечно, миром получалось. Мы, в начале движения всего, вместе
терлись. Сначала по спортзалам, потом по ресторанам, терки-разводки, разборки. Еще лет пятнадцать тому. Такая
бригада была. Евреи, хохлы, греки. И общак ему поручили. Еще пацаны стебались, что его кликухой порт Мирный
вояки назвали…. А потом разошлись наши пути-дорожки. Или от наркоты крышу ему рвануло, или все вместе —
короче, войну устроил. Много людей полегло.
— Та я помню эти движения. — вставился Колюня. — Но все равно думаю, а вдруг это все же не он? Что-то как-
то… — поеживался от поганых предчувствий.
— Что ты можешь помнить?! Ты тогда сопля был. Шестерка из малолетки. Жалеть не буду, что тебя из дерьма
вынул? Отрабатывай теперь! Он — не он?
— Та он, скорее всего, — еще раз вставился Колюня.
— Хитрый он. И умный. Опытный, гад. Сильный боец — ты это имей в виду. Специально говорю тебе, чтоб не
расслаблялся. Потом разошлись мы. Он стал наших «валить», мы — его братву. И главное, писал на кассеты кое-
какие базары на «сходняках». Нехорошие… Ну, и «малявы» кое-какие остались от братвы. Нехорошие малявы.
Пытался даже «предъявы» слать. Тогда рванули его «мерина», "привет" под днище подложили. В сопли, в куски
разлетелся вроде бы. И похороны, поминки, чин-чинарем. А потом вдруг звонок мне по мобиле: «Привет, как дела,
дружбан!» Короче, в машине тогда его не было. Других рванули. Ушел, гад! На этот раз нужно наверняка. Иначе нас
прихлопнут, если что, — он замолк на секунду, словно взвешивая что- то тяжелое внутри себя. — Много знает,
слишком много. Да, времена были — не мы их, так они нас. После такого держать его живым опасно. Ты «предъяву»
нашу сделал ему?
— А как же, само собой. Конкретную.
— И как он?
— Струхнул, гнать начал. Мол, не я, и тема не моя. Ну я ему — все как договаривались. Только я вот думаю… В
отказ бодро так идет. Что-то как-то…
— А ты не думай. Заладил, как попка: он, не он, что-то, как-то… — передразнил его хозяин. — Тебе думать и
сомневаться не положено. Про нее, про девку эту, говорил? Как ее? Дайка? Найка? Что, ничего не сказал?
— Данка. Даная. Нет еще. Ждал приказа твоего. Может, мы это… с братвой его запрессуем прямо при ней?
Красиво так. На Атлеше! И на цифру все, через Нет можно будет запустить. Круто!
— Ты что, фильмов насмотрелся? Так не хорохорься. Время то, да не то. А хотя… Отдаю тебе его. Напоследок
можно. Расскажешь, наплетешь, загрузишь. Душонку отведешь! — Эмир обрадовался нехорошо, хмыкнул. — Чтобы
теперь никуда не свалил. И горче ему было уходить «наприконце». А когда-то жесткий был. Если это он… Боялись
его. Слово держал. Если говорил, что с говном смешает…
Возникла пауза, Он неуютно поежился от каких-то давних, не совсем приятных воспоминаний. Колюня
удивленно взглянул на него и тоже похолодел на секунду от осознания чего-то неотвратимого, которое он сам
разбудил и устроил.
— Нет, сделай все по-культурному, — встрепенулся Эмир Гниля.
— Ладно, доделаем его с братвой, как положено. Можно не волноваться. Будет порядок. Наш пакунок у него.
Там чо — пару кассет компромных, малявы там… Фуфло, короче, — сказал Колюня и сам себе не поверил.
— Фуфло это сейчас дорогого стоит, — взвился Эмир. — Вся тема моя, и нечего обсуждать!
Столько лет к этому шел. Шутка ли — мандат по спискам! Легализовал бизнес, сдал властям неугодных
партнеров, нарисовал себе дипломы, нанял имиджмейкера, с халдеем занимался риторикой, книжек уйму
пролистал, и все такое. Столько сделал, что и пальцев загибать на руках не хватит! И сейчас, когда все уже на мази,
