уже казалось, что вместе они целую вечность. И не могли насытиться друг другом.
Обратно в реальность.
Они вернулись в деревню под вечер, усталые и счастливые. На пороге пансиона их встречала кухарка:
— Здрасьте! А мы уж думали, потерялись вы. Девчонка ваша, Лерка, вчера весь вечер говорила с кем-то по
телефону. Связь прорвало, что ли? Что-то кому-то объясняла. Плакала даже. Потом утром села на евпаторийский
автобус. Вот, записку оставила. — Она протянула Данке вчетверо сложенный листок из записной книжки. Там были
каракули, написанные детским Леркиным почерком: «Весь вечер слала тебе СМСки. Связи с тобой не было.
Дозвонился Колюня. Я брехала про поломанный автомобиль и отсутствие связи. И что с этим Гошей ты. Грозил и
ругался. Короче, полный писец. Я отбываю. И ты поторопись. Морская, не будь дурой! Чайка».
Эту ночь они спали в пансионе вместе.. Гоша и Данка. На широкой кровати номера «люкс».
Но ее преследовал один странный сон. Будто покойная бабушка протягивает ей пустую, как для анализа,
баночку: «Детка, принеси нам джема абрикосового. Мы так его любим, Даночка. И я, и твоя мама, и Колюня». Где-то
сзади нее виднелась мама и Колюня. Мама улыбалась пьяно и бессмысленно. А Колюня размахивал руками: «А ну,
блин, пошла взяла у этого Гоши для нас джема!. И вообще все забрала, все! Поняла? Да?» И будто выходила она
через кухонную дверь старой квартиры, в языке света, прямо в темный коридор. Прямо в ту подводную пещеру. А
бабушка говорила вослед тихо: «Можешь не возвращаться к нам, деточка».
И вот она, маленькая девочка, стояла в легком платьице и с этой баночкой в руках, и тихо и жалобно звала в
темноту подводной пещеры: «Гоша, где же ты?» Но там никого не было. Только плескалось что-то страшное и
большое в воде посередине этого грота. А за спиной слышались слова Колюни: «Нет его, нет. Склевали акулы
твоего Гошу. А ты возвращайся. Должок за тобой!» И за ним опять пьяно хихикала мать. И она в страхе кричала:
«Гоша, дай им джема, ну пожалуйста! Хоть немного!» А эхо гуляло под сводами этого грота и повторяло разными
словами, и плакало и смеялось: «Гоша-ша, джема-ма, Гоша-ша, джема-ма…»
Но Гоши нигде не было. А сзади слышался надтреснутый клоунский смех Колюни. И еще чьи-то жуткие
подхихикавания: «Пропал твой Трепка. Нет его, пирата». Потом свет потух, и в темноте засветились серо-зеленым
светом пронзительные точки. Много точек. Как будто стая гиен ждала от нее чего-то и буровила из темноты
жадными голодными глазами.
Она проснулась в страхе от неясного предчувствия. И прижалась к Гоше по-детски, засопела ему в грудь. Но
уже не смогла толком заснуть.
***
Неожиданно где-то зазвонил ее забытый мобильный. Звонил не переставая. Сначала один раз, потом еще и
еще. И его пронзительный вызов эхом звучал по всему орущему тишиной пансионату. Вгрызался в голову. И что ее
дернуло поставить симфонию Бетховена на звонок? Та-та-та-та, — трагически предупреждал телефон. И не
спрятаться от него, не скрыться. Она оставила его где-то в пансионе в своей сумочке. И нужно теперь было искать
его. Бродить по темным коридорам на звук в потемках. Связь чертова, прорвало ее, что ли?
Это звонил Колюня. Гнал на нее. Требовал, чтобы утром она ехала назад и выполняла свои функции.
Гоша выхватил у нее трубку:
— Слышь, брат. Она уже дома и никуда не поедет! — Он говорил яростно и хрипло, под немного испуганным и
все же довольным взглядом Данки.
А тот плел ему в ответ:
— Привет, старый пират. Что, я тебя с тела снял? Извини, если что. Вспомнил меня? У нас, знаешь,
оказывается есть чего вспомнить. Вместе, конечно.
— Слушай, ты ничего не путаешь? Вместе у нас с тобой ничего не могло быть. Может, потерялся ты по жизни, и
других тупишь? И если у тебя ко мне какая предъява — вперед. Данки она не касается. И не сопливь трубу. Она
останется со мной, здесь, на Тархане.
— Что, уже волнуешься за нее? Это хорошо. Теперь врубился, что она — наша метка? Наша, семейная.
Засветился на этот раз. Видишь, как все красиво разыграно? Мишень ты теперь. Как в пэйнтболе. Пух — и ты
закрашен. Но всегда есть вариант. И для тебя. И для нее.
Он хихикал, балдея от своего превосходства:
— В любовь-морковь заигрался? Расслабился? А она классная, да? Моя школа. Ладно, приеду к тебе —
полялякаем, поделимся впечатлениями, как она в постели. Ну, и должок братве вернешь, Мирный. Нет, Пират. Или
Гоша?
— Что то ты не то говоришь. Мирного я не знаю. Предъявы не принимаю. И ты сюда лучше не приезжай.
Погода портится. Только испортишь все себе и меня под монастырь подведешь. У нас другие планы. Она со мной.
— Э, стоп, стоп... Опять все не так.- буровил в трубке голос,- Стоило отплатить добром — на тебе, всю руку
дающую оттяпают. И так послал этих девок тебе на три ночи. Ладно, даю тебе еще одну ночь. За то, что ты вытащил
меня тогда из воды. Помнишь?
— Начинаю жалеть об этом. Значит, ты это все специально сделал?
— А ты что думал, такие телки вдруг поедут на самый край земли, чтобы просто так ублажить тебя? Нет, за все
надо платить. И все имеет свою цену. А ты хорошо замулился. Ох, и запрятался ты!. Всех швыранул!
— Говорю тебе, ты путаешь меня с кем-то. Думаю, не оправдаю твоих ожиданий.
— Ну уж… Знал бы ты, как мы жалели, что не нашли тебя раньше. По лоскутам бы рвали. По всему миру
столько лет искали. А он на тебе — рядышком, на Тарханкуте. Но тебя вытащили на свет Божий. Узнали. А вообще-
то против тебя я ничего не имею. Верни все — и броди на все четыре стороны.
— Очнись, приди в себя! Что вернуть? Ты мне что-нибудь дал?
— Только не глупи — от нас не скроешься на этот раз, еще с балластом. Впрочем, ты готов выкупить не только
себя, но и ее. Знаю. Оплатишь ее долги. Там порядком набежало. Сам считай: обучение, отступные в бизнесе,
клиенты постоянные, которых кинули, недополученную прибыль. Но это по отдельному счету. Основного дела не
касается. Вот так, старый волчина. А как ты хотел? И не кипи — крышку сорвет. А вообще ты уже вчерашний день.
Мелочевка. Остался в прошлом веке. А сегодня так, разве что из принципа, чисто по понятиям разобраться с тобой.
Но песня у тебя классная. Ведь пел, уговорили! Про это, как царь морской… Про погружения и у костра….
Впечатляет. Ладно, до встречи. Приеду — еще споешь по полной программе.
— Да пошел ты!— и в тишине зазвучала очередь коротких гудков.
Данка рыдала, испуганная этим звонком:
— Ты не думай, милый, что это все спецом, — оправдывалась, утирая слезы она. — Господи, что теперь
будет? Они никогда не оставят меня в покое. Я же знала, чувствовала, что не получится ничего. Теперь еще хуже
будет. Господи!..
— Хуже не будет, девочка моя. Жалею об одном: не стоило этого Колюню вынимать с глубины. Придется
исправить ошибку. Но это опять меня искушает нечистый.
— Ты что, имел дела с ними? Что, у вас когда-то что-то было? Почему не договариваешь? Ответь, ну
пожалуйста. Я должна знать, к чему готовиться. Я так не могу.
В Данкиной душе заныло, надрывно и до слез. Ведь только что-то начало получаться, что то душевное
возникло. И опять лажа какая- то! И все это было иллюзией? Ну почему это опять с ней? За какие грехи?
