В ноябре 1274 г. монгольский флот направился к острову Цусима. Обороной острова руководил Сё Сукэкуни, внук Тайра Томомори, того самого, который последним покончил с собой в битве при Дан-но-ура. Японцы не пытались напасть на монгольские транспорты, пока те пересекали пролив, – у них просто не было такой возможности. Кроме пиратов, японцы были столь мало знакомы с мореплаванием, что в мирное время все регулярные морские перевозки осуществлялись на китайских судах. Несмотря на героические усилия Сукэкуни, остров Цусима пал под натиском численно превосходящего противника. Та же участь постигла через несколько дней и остров Ики. С населением обоих островов монголы расправились с такой жестокостью, что это ужаснуло японских самураев. В Японии воины сражались против воинов, война не подразумевала уничтожения гражданского населения. Японцы впервые осознали, что монгольские традиции ведения войны в корне отличны от их собственных.
Сколь необычны и страшны монголы, стало со всей очевидностью ясно 19 ноября, когда монгольский флот вошел в бухту Хаката и монголы высадились около Имадзу. На следующий день на рассвете монгольская армия при поддержке выстроившихся вдоль берега кораблей предприняла атаку на Хаката, во время которой самураи узнали еще кое-что о своих противниках.
Первый урок касался тактики. Храбрость самурая, в некотором смысле составлявшая его главную силу, в данном случае обернулась слабостью. Традиция, предписывавшая вступить в схватку первым, собрать отрубленные головы и, главное, вызвать на поединок достойного противника, была совершенно неприменима по отношению к иноземному врагу. Как мы уже знаем, во время войны Гэмпэй формальные поединки в действительности едва ли оказывали сколь-либо заметное влияние на исход сражений, однако они стали незыблемой легендой, в которую верил каждый самурай. Если вспомнить, что после окончания войны Гэмпэй прошло почти столетие и что за это время произошла лишь одна война, довольно незначительная (в 1221 г.), станет ясно, что каждый самурай больше всего желал сразиться один на один с каким-нибудь монголом и отсечь ему голову, подражая деяниям предков, подвиги которых с каждым годом казались все более славными.
Монголы же, которые с боями прошли через Китай и Корею, были не просто обучены воевать, но провоевали большую часть своей жизни. Они сражались в сомкнутом строю, наподобие македонской фаланги. И на эту монгольскую фалангу всадники-самураи бросились с немыслимой храбростью, ибо храбрость была их главным преимуществом.
Монгольское вооружение за единственным исключением уступало японскому. Монголы сражались прямыми копьями и мечами, которые не шли ни в какое сравнение с великолепными клинками самураев. Однако, согласно «Тайхэйки», военной истории XIV в., у них было одно «секретное оружие».
«Когда началось сражение, были [выпущены?] огромные железные шары, называемые тэппо. Они катились вниз по склонам как тележные колеса, гремели как гром, а с виду были подобны молниям. Две или три тысячи их [метали?] за раз, и многие воины сгорели насмерть».
«Мёко сурай экотоба» («Свиток монгольского вторжения»), написанный вскоре после войны, изображает один из этих «железных шаров» в момент, когда тот взрывается перед японским воином, чуть выше него. Маловероятно, чтобы эти бомбы метали при помощи взрывчатых веществ. Для этого использовалось, скорее всего, что-то наподобие катапульты, поскольку монголы тогда уже были знакомы с мощными арбалетами и осадными орудиями.
Наконец, говоря о различиях в вооружении, следует отметить тот печальный факт, что в Японии искусство стрельбы из лука было уже не тем, что прежде. Следует признать, что дело защиты страны легло целиком на плечи самураев Кюсю, чьи луки были легче и слабее, чем у воинов Канто, однако есть свидетельства, что и в Канто «в славное время мира» пренебрегали военным искусством.
Несмотря на всю их храбрость, японцам пришлось отступить под защиту каких-то старых укреплений, построенных шестью веками ранее. Самураи укрылись за этой линией рвов и валов. «Всю ночь мы оплакивали нашу судьбу, – писал один из них, – думая, что обречены и будем уничтожены до последнего человека и что не останется семени, чтобы наполнить девять провинций». Вся их надежда была на подкрепления с Сикоку и Хонсю, за которыми послали сразу, как только пришли первые известия с острова Цусима. Бакуфу действовало настолько быстро, насколько это позволяли безмерно растянутые линии связи, и приказы снаряжать войска были отправлены во все области, включая Кюсю. Однако прежде чем подкрепления или приказы достигли Кюсю, на японской земле не осталось ни одного монгола.
Похоже, что оказанное японцами сопротивление стало большой неожиданностью для монгольских предводителей, которые к тому же знали, что к японцам в любой момент может прийти подкрепление. У них подходил к концу запас стрел – они рассчитывали исключительно на «молниеносную войну», стрел не жалели и выпускали их плотными тучами. Они опасались также возможной ночной атаки со стороны японцев, во время которой на местности, хорошо тем знакомой, их примитивная тактика дала бы им преимущество. Поэтому монголы начали тактическую эвакуацию, и, чтобы прикрыть посадку войск на корабли, были подожжены великое святилище Хакодзаки и несколько прибрежных деревень. Засевшие в траншеях японцы видели красное от пламени небо, смотрели, как горят «святилища их богов».
Пожар продолжался недолго, ибо в ту ночь поднялся сильный ветер и принес с собой ливень. Буря застигла монгольский флот в тот момент, когда он покидал бухту, и разметала корабли. Волны разбили те, что успели выйти в открытое море, а один был выброшен на отмель Сига на выходе из бухты Хаката. Корейские хроники сообщают, что потери в этой экспедиции составили 13 000 человек и что многие из них утонули. Так закончилось первое вторжение.
Между 1274 и 1281 гг. монголы были слишком заняты завоеванием южного Китая, чтобы думать о завершении своих планов захвата Японии. Так как японцы были в курсе событий на континенте и предвидели еще одно нападение, сёгунат использовал это время для организации обороны. Вдоль берега бухты Хаката была воздвигнута каменная стена. В длину она была около двадцати пяти миль и около пяти метров высотой. С внутренней стороны она была наклонной, так, чтобы на нее можно было въехать верхом, а другая сторона, обращенная к морю, – отвесной. Можно, конечно, было бы и лучше использовать средства и силы, затраченные на постройку стены, направив их, к примеру, на создание военно-морского флота или постройку транспортных судов, которые позволили бы перенести военные действия на территорию противника. Подобные предложения были, один самурай с Кюсю даже разработал план рейда на монгольскую территорию, но от них отказались под предлогом чрезмерных затрат, а дополнительные военные приготовления свели к постройке небольших, но простых в управлении судов, которые можно было эффективно использовать в прибрежных водах.
