Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Гектор же воскликнул:

— Что ж, до свидания! Десять раз, если понадобится, двадцать раз я буду возвращаться… вопреки всему! — И с решимостью подчеркнул: — До самой смерти!

II

Вскоре возвратился с Антильских островов любимый Луи, и Гектор, сжимая его в объятиях, забыл все горькие невзгоды.

Теперь Луи стал настоящим моряком. Унаследовал ли он романтизм своего отца? Ему нравится при вое ветра бороться с волнами океана и в таинственной ночи, стоя в одиночестве на верхней палубе, думать о страдающей матери и далеком отце, которого он тоже любит, потому что тот нежен к нему, знаменит, не признан и несчастен.

Он ежедневно видит в мыслях отца подле своей дорогой матери. Гектор действительно аккуратно приходит к несчастной Офелии, этому живому трупу, и по нескольку часов проводит в ее обществе.

Чем ближе подходила Офелия к смерти, тем больше винил себя и сокрушался Гектор. Его угнетало жестокое раскаяние, мрачные угрызения совести преследовали его за тот странный брак, в который он втянул эту ныне парализованную, обиженную судьбой женщину, лишив ее лучшей, более достойной участи. Гектора мучила близость с Марией Ресио, такой грубой к его законной жене — больной, беспомощной, принесенной в жертву.

Сожалел ли он и об упорном стремлении оставаться самим собой, тогда как сговорчивость и отречение обеспечили бы и ему и близким спасительный достаток?

Нет, здесь он остался непримиримым.

Разве не принес он клятву, что скорее умрет, чем отречется от своей сущности?

И пока он был погружен в горькие раздумья перед умирающей Офелией, немой и недвижимой, со взглядом, прикованным к глазам ее Гектора, того романтика Гектора, который разрушил ее судьбу и заставил столько выстрадать, но которого она все же продолжает нежно любить, неслышно вошел Луи.

Глаза матери потонули в слезах. Гектор, потрясенный, обнял красивого, юного моряка и крепко сжал его в объятиях, не произнося ни звука из боязни разрыдаться.

Он, несомненно, думал: «Вот где моя судьба, мой долг, мое счастье».

Но внезапно перед ним возникла тень Марии Ресио. И тогда Гектор вновь овладел собой.

III

9 мая Гектор уехал в Лондон. Незадолго перед тем в Гайд-парке открылась Всемирная выставка в ознаменование пятидесяти мирных лет, где он был избран членом жюри по музыке.

Узнав о своем, назначении, Гектор подумал: «Вот как! Еще знают, что я существую!»

Да, знал министр, остановивший на нем свой выбор. Но один министр — не вся французская публика, которая, увы, относилась к нему с тупой враждебностью и настойчиво бойкотировала его произведения.

1852

I

1 января, когда империя фактически была реставрирована, но еще не восстановлена законно, принц-президент, с торжественной набожностью преклонив колени в соборе Парижской богоматери, прослушал «Те Deum». Надежды Гектора были разбиты — музыка принадлежала не ему.

После второго плебисцита, который утвердил сенатское решение, Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт возложил себе на голову императорскую корону.

II

Гектор с восторгом приветствовал нового владыку — защитника принципов дисциплины и устойчивости. Полуголодный композитор, которому нечего было беречь, сберег тем не менее свой консерватизм. «Наша республиканская холера, — писал он Вильгельму Ленцу в Петербург, — дает нам ныне небольшую передышку. Красные грызут свои удила, всеобщее голосование дало подавляющее большинство Луи-Наполеону… Как вы, должно быть, там смеетесь над нами, называющими себя передовыми народами…»[150].

— И сейчас и всегда раньше я был почитателем императора. Ему-то это хорошо известно, — повторял он своим друзьям, потому что клеветники пытались опорочить его перед новым монархом.

И убежденный что государь осведомлен о чувствах, которые одушевляют его по отношению к трону, он уже видит себя руководителем Капеллы Наполеона III.

Он строит блестящие проекты: организует эту капеллу и опьяняется своим будущим.

Но ничто не ладится у неудачливого Гектора. Кто же чинил козни? Кто тайно повлиял на Наполеона Малого? Капелла действительно восстановлена, но не Гектор стал ее главой, а Обер — сочинитель музыки прелестной, но кокетливой и легкой, враг оркестровых ураганов.

Преграды не могут сломить Гектора. Мы уже говорили: для него они лишь средство мерить свою силу, мерить отвагу. Он готов смело встречать их вновь и вновь.

III

Гектор снова возвратился в Лондон.

Там его ждала радость: он дирижировал «Весталкой», настоящим шедевром Спонтини — прекрасного композитора с необыкновенно жестокой судьбой. Подобно Бетховену, Спонтини (правда, к концу жизни) был изгнан из царства звуков неумолимой глухотой. По случаю музыкального торжества госпожа Спонтини прислала Гектору сердечное письмо и дирижерскую палочку своего мужа, который, как она писала, «так вас любил и так. восхищался вашими произведениями». Какая честь, Какое утешение для Гектора!

9 июня

Последний концерт: симфония с хорами и две части из «Осуждения». «Необычайный успех, — писал Гектор в Париж. — Меня вызывали пятикратно… К моим ногам бросили венок».

И тем не менее ради экономии директора отказались ангажировать его на следующий сезон.

Ничего не поделаешь! Его мозг в постоянном возбуждении, его неотвязно преследует и тревожит беспощадный вопрос: как добиться успеха?

Внезапно Гектора увлек проект создания Общества концертов, которое он тут же решил назвать «Нью Филармоник»[151] в отличие от старой Филармонии, где господствовали в то время поклонники итальянской музыки во главе с Андерсеном и особенно Коста.

Андерсен и Коста, поддержанные несколькими громилами, специально приехавшими из Парижа, окажутся в один прекрасный день заклятыми врагами Гектора. Воистину какой страх, какую ненависть должен был внушать Гектор, чтобы возник заговор, которому даже Ла-Манш не стал помехой.

Но не будем опережать события.

В июле Гектор, неизменно сопровождаемый Марией Ресио, вернулся в Париж, сняв перед отъездом в Лондоне комнаты, где, как он сообщил, обоснуется ближайшей весной, ибо четыре гаранта «Пью Филармонию) уже были найдены, причем все четверо были в полном согласии относительно назначения Гектора директором предприятия.

IV

Улыбнется ли ему, наконец, судьба? Возможно.

Веймар, город Гете, Шиллера и Гердера, «родина музыкального идеала и город муз», заботами блистательного Ференца Листа[152] становился столицей музыкального искусства. Уже четыре года Веймар был непререкаемым авторитетом. По своей воле этот город выдвигал, освящал или зачеркивал знаменитостей. Здесь царил Лист.

Лист любил реабилитировать произведения, несправедливо осужденные из-за невежества или недоброжелательности. Этот чудесный композитор и виртуоз, тоже Дон-Кихот, сражался со шпагой в руке против предрассудков, предубеждений, за творчество, свободное от писаных теорий. Не ведая зависти, он умел превозносить величие гениев. Он признавался часто, что провал «Бенвенуто Челлини» в Париже и сейчас еще не дает ему спокойно спать.

Итак, в один прекрасный день Гектор получил взволновавшее его известие о том, что этот благородный человек готовил исполнение «Бенвенуто Челлини», уверенный в его успехе и заслуженном восстановлении репутации. Какое это было удовлетворение, какой реванш, он сотрет все следы жестокой несправедливости! О великодушный Лист![153] Однако перейдем к фактам.

Веймарский двор официально пригласил Гектора почтить своим присутствием грандиозную «неделю Берлиоза» и принять в ней участие.

вернуться

150

«Нет ничего удивительного в том, что бывший ученик Императорского коллежа городка Кот-Сент-Андре, где под барабанную дробь учили боготворить императора, и бывший последователь шевалье Лесюэра остался антидемократом и стихийным бонапартистом…» (Ги де Пурталес).

вернуться

151

«Новая Филармония» (англ.).

вернуться

152

Несколько слов о Листе. После долгой и мучительной связи с графиней д'Агу, а затем мимолетных увлечений по всей романтической Европе звезда привела виртуоза к княгине Каролине Сайнг-Витгенштейн. Решительная смуглая амазонка польского происхождения, состоявшая в замужестве с крупным русским вельможей, пожертвовала своим положением в обществе, семейным счастьем и душевным покоем ради избранного ею возлюбленного.

Она уже поняла творчество Вагнера, после поражения революции 1848 года бежавшего из Дрездена в Швейцарию, и вместе с Листом пригласила его в Веймар, где вскоре были поставлены под руководством самого Листа «Тангейзер» и «Лоэнгрин», она поняла и музыку Берлиоза и нашла для него слова, о которых тот помнил и которые стали для него целительными. Таким образом, ее дом в Альтенбурге хранит воспоминания о трех самых крупных композиторах середины XIX века.

вернуться

153

Лист считал Гектора Берлиоза, который был на восемь лет старше его, своим самым старым и самым дорогим другом. Он был свидетелем на свадьбе Гектора.

Перед исполнением оперы он воскликнул: «Слава созидателям! Представляемый здесь „Бенвенуто“ будет жить, и во всем величии! „Бенвенуто Челлини“ — одно из самых сильных произведений, какие я знаю. Оно одновременно и великолепной чеканки, и живой оригинальной скульптурной формы».

54
{"b":"27533","o":1}