Во время гипноза она признается, что иногда у нее все еще возникают тревожные мысли, например, ей казалось, будто с детьми может что–то случиться, они могут захворать или умереть; несчастный случай может произойти с братом, который сейчас совершает свадебное путешествие, а жена его может умереть, поскольку все братья и сестры очень недолго состояли в браке. О других опасениях она умалчивает. Я упрекаю ее в том, что она испытывает потребность тревожиться безо всяких на то оснований. Она обещает впредь этого не делать, «раз вы об этом просите». Дальнейшее внушение рассчитано на боли, ногу и т. д.
16 мая. Она хорошо выспалась, все еще жалуется на лицевые боли, боли в руках, в ногах, очень весела. Гипноз не дал никаких результатов. Фарадическая[13] обработка бесчувственной ноги.
Вечер. Она пугается, как только я вхожу.
– Хорошо, что вы пришли. Я так напугана.
При этом все признаки страха, заикание, тик. Поначалу я прошу ее рассказать в бодрствующем состоянии о том, что ее напугало, и во время рассказа скрюченные пальцы и вытянутые руки прекрасно передают весь ее ужас. В саду возле ее руки прошмыгнула и тут же исчезла гигантская мышь; все вокруг ходило ходуном. (Иллюзия, вызванная мельтешением теней?) Деревья были сплошь обсажены мышами.
– Вы не слышите топот лошадей в цирке? Поблизости стонет один господин, мне кажется, у него боли после операции. Разве я на Рюгене, разве у меня там была такая печь?
Стараясь доискаться до настоящего, она окончательно запуталась из–за переизбытка мыслей, которые переплетаются у нее в голове. Она не знает, что сказать в ответ на вопросы о нынешних событиях, например о том, сопровождали ли ее дочери.
Я пытаюсь разобраться в этой путанице во время гипноза.
Гипноз. «Что же вас напугало?» Она повторяет рассказ о мышах, всем своим видом выражая ужас, и добавляет, будто, поднимаясь по лестнице, увидела там одну гадкую тварь, которая тотчас скрылась. Я объявляю это галлюцинацией, укоряя ее за то, что она боится мышей, которые могут привидеться разве только пьяницам (каковые вызывают у нее отвращение). Я рассказываю ей предание о епископе Гаттоне[14], которое она тоже знает и выслушивает с величайшим страхом. «Почему вы заговорили о цирке?» Она отчетливо слышит, как в конюшнях по соседству бьют копытами лошади, запутавшись в мешках с овсом, из–за которых они рискуют покалечиться. В таких случаях Йоган всегда выходит, чтобы их отвязать. Я говорю, что поблизости нет никаких конюшен и стонущего соседа. Понимает ли она, где сейчас находится? Понимает, но прежде ей казалось, что она на Рюгене. Каким образом у нее возникло это воспоминание? Они беседовали в саду о том, что кое–где здесь очень жарко, и тут ей якобы припомнилась не дающая тени терраса на Рюгене. Какие же печальные воспоминания сохранились у нее о пребывании на Рюгене? Она рассказывает сразу о нескольких памятных событиях. Там у нее страшно разболелись руки и ноги, во время загородных поездок она не раз сбивалась с пути из–за тумана, дважды на прогулках за ней гнался бык и т. д. Отчего у нее сегодня случился припадок? Да, отчего? За три часа она написала уйму писем, и от этого голова у нее отяжелела. Следовательно, я могу предположить, что утомлением и был вызван этот припадок помрачения сознания, содержание которого определили воспоминания, навеянные, например, тем, что в одном уголке сада не было тени и т. д. Я повторяю все те наставления, которые обыкновенно ей даю, и покидаю ее, погруженную в сон.
17 мая. Она очень хорошо выспалась. Принимая сегодня ванну с отрубями, она несколько раз вскрикивала, потому что отруби показались ей крошечными червями. Об этом я узнал от сиделки; пациентка не расположена об этом рассказывать, настроена бодро и весело, однако часто прерывает свою речь, громко ахая от страха, строит гримасы, выражающие ужас, и заикается больше, чем в любой из последних дней. Она рассказывает, что ночью ей приснилось, будто вся она покрыта пиявками. Предыдущей ночью у нее было омерзительное сновидение, ей приснилось, что она должна обрядить и уложить в гроб множество покойников, но никак не может прикрыть гроб крышкой. (Очевидный намек на мужа, о котором см. выше.) Далее она рассказывает, что пережила в своей жизни немало приключений с животными, самое ужасное из которых было связано с летучей мышью, случайно очутившейся в ее туалетном шкафчике и напугавшей ее до такой степени, что она выбежала из комнаты неглиже. Брат подарил ей красивую брошь в форме летучей мыши, чтобы она избавилась от своего страха; однако она так и не смогла ее носить.
В состоянии гипноза: она боится червей из–за того, что однажды получила в подарок красивую подушечку для игл, из которой на следующее утро, когда она хотела ею воспользоваться, полезло наружу множество крошечных червей, поскольку отруби, служившие для набивки, были плохо высушены. (Галлюцинация? Быть может, это произошло на самом деле.) Я расспрашиваю о других историях с животными. Когда она однажды прогуливалась с мужем по одному из петербургских парков, дорожка, ведущая к пруду, буквально кишела жабами, так что им пришлось повернуть обратно. Временами она никому не могла подать руки, поскольку боялась, что та превратится в отвратительное животное, что зачастую и случалось. Я пытаюсь избавить ее от страха перед животными, называя разных животных по отдельности и спрашивая, боится ли она их. На расспросы о некоторых из них она отвечает «нет», а по поводу иных говорит: «Мне нельзя бояться»[41]. Я спрашиваю, почему сегодня и вчера она так вздрагивала и заикалась. Она отвечает, что такое случается с ней всегда, когда она сильно напугана[42]. Но отчего же она испугалась вчера? В саду ей приходили на ум всякие тяжелые мысли. Прежде всего она размышляла о том, как бы избавиться впредь от нагромождения неприятностей после окончания лечения. Я вновь перечисляю три утешительных обстоятельства, о которых я уже говорил ей, когда она бодрствовала: во–первых, в целом она поправилась и окрепла; во–вторых, она научится высказывать свои мысли близким людям; в–третьих, многое из того, что прежде ее угнетало, отныне перестанет ее волновать. Ее угнетало еще и то, что она не отблагодарила меня за поздний визит и опасалась, что из–за последнего рецидива ее болезни мое терпение иссякнет. Она была глубоко тронута и напугана, когда услыхала, как домашний врач спросил в саду одного господина, решился ли тот на операцию. Рядом сидела его жена, и пациентка невольно подумала, что этот вечер может стать последним в жизни бедняги. Сказав об этом, она, кажется, избавилась от дурного настроения![43]
Вечером она очень весела и довольна. Гипноз не дает никаких результатов. Я стараюсь избавить ее от мышечных болей и восстановить чувствительность правой ноги, что мне весьма легко удается во время гипноза, хотя чувствительность, едва восстановившись, отчасти снова пошла на убыль после пробуждения. Перед моим уходом она высказывает удивление по поводу того, что у нее уже давно не случались судороги затылочных мышц, каковые прежде всегда начинались перед грозой. 18 мая. Нынешней ночью она спала так, как ей не удавалось поспать уже многие годы, однако после приема ванны жалуется на озноб в затылке, на то, что кожа на лице стянута, лицо, ноги и руки болят, держится она напряженно, по рукам пробегают судороги. Во время гипноза не удается выяснить ровным счетом ничего о психическом значении «судорог затылочных мышц», которые мне затем удается унять с помощью массажа в бодрствующем состоянии[44].
Я надеюсь, что приведенного выше фрагмента хроники первых трех недель достаточно для того, чтобы наглядно изобразить состояние больной, характер предпринятого мною лечения и его результаты. Постараюсь теперь придать завершенный вид этой истории болезни.
