– Мое тело – это мой храм, отче. «Содержи его в святости» – так в Библии сказано.

– В Библии много чего сказано, Муни, – заметил его приятель и откусил от истекающего серым соусом бутерброда приличный кусман.

Питер посмотрел на Би-Джи в другом конце зала. Мужеподобная женщина согнулась чуть ли не в три погибели от хохота. Одной рукой она для равновесия ухватилась за колено Би-Джи. Музыка проникла сквозь брешь в людском гаме, оказавшись хором из бродвейской постановки середины двадцатого века; такие вещи всегда ассоциировались у Питера с провинциальными благотворительными лавочками или коллекциями грамзаписей в жилищах одиноких стариков.

– Ну, как бутерброд? – спросил Питер. – Выглядит вкусно.

– Угу, – закивал белый толстяк. – Вкусный и есть.

– С чем он?

– С белоцветом.

– Я вижу, что белого цвета, но с чем…

– Белоцвет, отче. Поджаренный белоцвет.

Муни пришел Питеру на помощь:

– Мой друг Руссос действительно имеет в виду цветок. – Элегантным движением своих пухлых пальцев Муни изобразил раскрывающийся бутон. – Здешний цветок, чуть ли не единственное, что тут произрастает…

– А на вкус как самая лучшая пастрома, какую ты только пробовал в своей жизни, – прибавил Руссос.

– Он очень хорошо приспосабливается, – согласился Муни. – В зависимости от вкусовой добавки может напоминать что угодно: курицу, фадж, бифштекс, банан, кукурузу, грибы. Добавь воды – вот тебе суп. Прокипяти – вот тебе заливное. Смели его, испеки – вот тебе и хлеб. Универсальный продукт.

– Для человека, который отказывается его есть, вы славно рекламируете этот цветок.

– Конечно он его ест, – сказал Руссос. – Он обожает банановые блинчики.

– Да, нормальная еда, – фыркнул Муни. – Я стараюсь не привыкать. Чаще всего я предпочитаю настоящее.

– Но не слишком ли это дорого, – спросил Питер, – есть и пить только… э-э… импортные продукты?

– Будь спок, отче! Зато я пью настоящую колу; по моим прикидкам, я задолжал СШИК около… пяти тысяч баксов.

– Легко! – подтвердил Руссос. – И еще «Твинки».

– Черт, да! Эти акулы такие деньги дерут за «Твинки»! Или батончики «Херши»! Скажу я тебе, не будь я таким пофигистом…

Муни подвинул свою пустую тарелку к Питеру.

– Если бы я все не съел, я бы показал тебе кое-что, – сказал он. – Ванильное мороженое с шоколадной подливкой. Ванильная эссенция и шоколад привозные, подливку, скорее всего, делают из белоцвета, но вот мороженое… мороженое – чистая энтомофагия, понял, о чем я?

После минутного раздумья Питер ответил:

– Нет, Муни, не понял.

– Жуки, чувак! Жрачка из личинок.

– Очень смешно, – промычал Руссос, продолжая жевать, но уже без прежнего энтузиазма.

– Еще они готовят вкуснейший рисовый десерт – никогда не поверишь из чего – из опарышей.

Руссос положил свой бутерброд:

– Муни, ты мне друг, и я люблю тебя, Муни, но…

– Но это же не какие-то там грязные опарыши, вы же понимаете, – пояснил Муни, – а чистенькие, свеженькие, специально откормленные.

Руссос не выдержал:

– Муни, прикрой-ка варежку, черт тебя возьми! Есть вещи, которые человеку лучше не знать.

Будто потревоженный звуками спора, Би-Джи неожиданно нарисовался на горизонте:

– Эй, Питер! Как делишки, братан?

Белой женщины рядом с ним уже не было.

– Отлично, Би-Джи. А твои?

– Всё торчком, чувак, всё торчком. Поставили солнечные панели, они теперь тянут все двести пятьдесят процентов электроэнергии. Можно подкачивать излишки в кое-какие серьезные и умные системы. – Он неопределенно кивнул куда-то в пустоту за пределами кафетерия, с противоположной от Питера стороны. – Видел то новое здание снаружи?

– Для меня они все новые, Би-Джи.

– Ну да, так там одно действительно новое. – Лицо у Би-Джи светилось от гордости. – Будет возможно-о-ость, выйди и погляди на него как-нибудь. Чудо инженерной мысли. Наша новая дождеприемная центрифуга.

– Известная в народе как Большой Лифчик, – вмешался Руссос, подбирая соус корочкой.

– Эй, мы ж не собираемся бороться за архитектурные премии, – усмехнулся Би-Джи. – Просто придумываем, как бы уловить всю эту водичку.

– Кстати, – сказал Питер, – раз вы об этом упомянули, я вот только что сообразил: несмотря на столько дождей… Я не видел ни одной реки и ни одного озера. Даже лужи.

– Тут почва как губка. Все, что в нее попадет, уже не вернешь. Но большинство дождей испаряется минут этак за пять. Этого не увидишь, но это постоянно происходит. Невидимый пар. Оксюморон, да?

– Полагаю, да, – согласился Питер.

– В любом случае мы должны захватить эту воду, пока она не исчезнет. Над этим-то моя команда и мозгует. Конструируем вакуумные сети. Концентратор потоков. Большущие такие игрушки. А ты как? Церковью уже обзавелся?

Вопрос был так невинен, как будто церковь – это набор инструментов или приспособлений, некий реквизит; впрочем, если поразмыслить – именно этим она, в сущности, и является.

– Самого здания пока нет, Би-Джи, – сказал Питер. – Но это для церкви не самое главное. Церковь строится в душах и умах.

– Малобюджетная конструкция, – съязвил Руссос.

– Имей хоть каплю уважения, засранец, – сказал Муни.

– Вообще-то, Би-Джи, – сказал Питер, – знаешь, я еще в некотором шоке или, лучше сказать, ошеломлен от счастья. Вчера вечером… э-э… сегодня утром, чуть раньше, Грейнджер возила меня в оазианское поселение.

– Куда, братан?

– В оазианское поселение.

Трое за столом засмеялись.

– Ты это про Город Уродов? – сказал Руссос.

– Си-два, – поправил его Би-Джи, вдруг посерьезнев. – Мы называем его Си-два.

– Дело не в этом, – продолжил Питер, – а в том, что меня потрясающе приняли. Эти люди страстно жаждут услышать о Боге.

– Охренеть! – сказал Би-Джи.

– Они уже знают о Библии!

– Это надо отметить, братан. Дай-ка я те налью чего.

– Я не пью, Би-Джи.

Би-Джи приподнял одну бровь:

– Да я кофе имел в виду, братан. Если хочешь выпивку, то тебе придется основать церковь как можно быстрее.

– Не понял?

– Пожертвования, братан, и немаленькие. А то одно пивко отправит тебя на мно-о-ого шагов назад.

Би-Джи вразвалку отчалил к барной стойке. Питер остался один с двумя толстяками, те синхронно хлебнули из пластиковых кружек.

– Невероятно, часами ехать по одному и тому же ландшафту и не заметить самых поразительных явлений, – не успокаивался Питер. – И весь этот дождь, и то, что он не собирается в озера или какие-то резервуары… Интересно, как оазианцы справляются?

– Да без проблем, – сказал Руссос. – Дождь-то каждый день. Когда приспичит – тогда и берут. Как из-под крана. – Он поднял свой пластиковый стаканчик и подставил его под воображаемое небо.

– Вообще-то, – прибавил Муни, – проблема была бы, если бы почва не впитывала всю эту воду. Представляете себе, какие были бы потопы?

– О! – внезапно вспомнил Питер. – Вы слыхали про Мальдивы?

– Мальдивы? – Руссос настороженно глянул на Питера, как будто опасаясь, что тот сейчас заладит какую-нибудь евангелистскую притчу.

– Мальдивы, группа островов в Индийском океане, – сказал Питер. – Их смыло цунами. Почти все, кто там был, погибли.

– Я этого не знал, – сказал Муни бесстрастно, как будто Питер только что изложил некий фрагмент знаний из области науки, которая никак не соприкасалась с его собственной.

– Смыло начисто? – спросил Руссос. – Беда.

Вернулся Би-Джи, неся в каждой руке по дымящейся кружке с кофе.

– Спасибо, – сказал Питер, принимая свою кружку.

На ней была шутливая надпись: «ЧТОБЫ РАБОТАТЬ ЗДЕСЬ, ЧЕЛОВЕКОМ БЫТЬ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО, НО ЖЕЛАТЕЛЬНО».

Би-Джи говорил как-то иначе.

– Эй, я только сейчас понял, – сказал Питер. – Эти кружки из настоящей пластмассы. Я имею в виду… э-э… толстой. Не из пенопласта, не одноразовые…

– Нам и так есть чего везти через полвселенной, помимо одноразовых стаканов, братан, – сказал Би-Джи.