До поры до времени, доживая в отчем доме свой укороченный двухнедельный отпуск, Тиша ни с отцом, ни с матерью пока обо веем этом не говорил. Нынче — он почувствовал — надо поговорить, и хорошо, что Кузьма Кузьмич здесь же. Старик все, конечно, поймет и поддержит.

Начать непростой этот разговор отец сам же и помог. Принимая от Олды стакан с чаем, он пожаловался:

— Не знаю, как дальше жить, тяжело привыкать без дела сидеть. Всю ведь жизнь покоя не знал…

Может быть, Тиша только сейчас и заметил с горечью, как изменился за эту неделю отец, опустились, сузились плечи, чаще подрагивают опутанные взбухшими венами руки, каким-то неуверенно-искательным стал голос.

— А я об этом, Потап, не пекусь! — подчеркнуто беспечно откликнулся Кузьма Кузьмич. — Ты погоди, — придет весна, возьмем мы с тобой колхозную пасеку, не жизнь будет — рай! На рыбалку ходить станем, молодость вспомним!

— А я, папа, знаешь о чем думаю? — решился Тиша.

— Ну, говори.

— Дом у нас уже старый. Давай заколотим его да к нам поедем жить! — Тиша заторопился выложить свои доводы: — Квартира большая, всем места хватит. Тепло, ни воды, ни дров носить не надо, маме никаких забот. Комната у вас отдельная будет.

— А что, Потап? Сын дело говорит, — поддержал, как Тиша и надеялся, Кузьма Кузьмич. — Хотя мне враз скучней станет.

— Вот сам и уезжай из своего гнезда, — буркнул Потап Сидорович.

Кузьма Кузьмич, укоряя друга, покачал головой.

— Я бы, может, и уехал, да вот не к кому, Потап. Не зовут меня — эдак-то.

— Ну, как, батя? Вызвали бы из совхоза машины, сложили бы пожитки, вместе и поедем, а?

Подрагивающими руками Потап Сидорович погладил-помял бритый подбородок.

— Спасибо, сынок, за добрые слова. Никуда уж я не уеду. Здесь родился, здесь вся моя жизнь прошла — тут и помру. В марте вон в санатории подлечусь, отдохну, какую-никакую работенку найду. Думаю, и теперь для колхоза не буду лишним человеком, — Тиша хотел что-то возразить, коротким предостерегающим взглядом Потап Сидорович остановил его: — У тебя, сынок, жизнь своя, а у нас с матерью — своя. Что нам мешать друг другу? Повидаемся когда, то и славно. Это ведь не даром толкуют, не зря сказано: порознь скучно, а вместе тесно.

Тиша огорченно вздохнул, отступился. Знал он характер отца: если уж решил — так оно и будет.

Когда все коммунисты разошлись по домам, Вера Петровна и только что избранный секретарь парткома Сергей Иванович Атякшев перешли из зала заседания правления в кабинет секретаря партийной организации.

— Вот ваша резиденция, Сергей Иванович, — шутливо сказала Вера Петровна, обводя рукой комнату. — Вот стол, так сказать, первооснова работы. Вот сейф — хранилище партийных дел. Так что садитесь, Сергей Иванович, принимайте и привыкайте.

Атякшев окинул взглядом кабинет, пощупал батареи парового отопления — в кабинете было довольно прохладно; не раздеваясь сел, закурил.

— Ну и каковы ваши впечатления? — снова первой заговорила Радичева.

— По первым впечатлениям, Вера Петровна, судить трудно. — Атякшев усмехнулся, постучал сигаретой о край пепельницы. — Так что насчет впечатлений пока повременю… Что касается собрания, то оно, на мой взгляд, прошло неплохо. В выступлениях коммунистов чувствовалась тревога за колхозные дела. Толково говорили о строительстве откормочного комплекса, это радует. — Атякшев опять улыбнулся. — А вот выступление Кузьмы Кузьмича Демьянова — правильно, по-моему — немножко задело. Помните, как он сказал? Партийным руководителем можно избрать и стороннего, это не председатель колхоза.

— Ну, это он немного от ревности, что ли. Вообще-то, замечательный старик! — горячо уверила Радичева. Она посмотрела в черное завьюженное окно, за которым буянила метель, забеспокоилась: — Не зря ли Илларион Максимыч поехал в такую непогодь?

— Завтра утром бюро райкома, — объяснил Атякшев. — Боялся, не застрять бы тут.

Речь шла о втором секретаре райкома партии, приезжавшем в «Победу» на отчетно-выборное партийное собрание и порекомендовавшем от имени райкома Атякшева секретарем парткома колхоза. Избрали Атякшева единогласно: сэняжским коммунистам поглянулась и его трудовая биография — тракторист, комсомольский работник, после окончания четырехгодичной партшколы — инструктор орготдела райкома; поглянулся и как человек — вдумчивый, внимательный, сдержанный на слово. «Не ошибетесь, Вера Петровна», — коротко и веско сказал о нем Радичевой Петр Прохорович Пуреськин…

— Вы с чего начинали, Вера Петровна? — нарушил затянувшееся молчание Атякшев. — Как председатель колхоза?

— Мне было легче, Сергей Иванович, — ответила Радичева. — Я ведь всех знаю. А начала с главного: с актива, со специалистов. Потап Сидорович, дело прошлое, — не больно их жаловал: все сам да сам. Правда, и я еще немногое успела.

Атякшев кивнул:

— С этого и я начну, Вера Петровна. Со знакомства с коммунистами непосредственно на их рабочих местах. Заодно и с хозяйством познакомлюсь.

— А может, все-таки сперва примете у меня партийные дела? — полюбопытствовала Радичева.

— Вот и будем считать, что принимаю дела. — Атякшев скуповато усмехнулся, пожал плечами. — А бумаги… что бумаги? Они подождут, обижаться на нас не будут… Пойду с кем-нибудь из главных специалистов. Как, не возражаете, Вера Петровна?

Вошел Михаил Назимкин с протоколом нынешнего отчетно-выборного собрания, Радичева рассмеялась:

— Вот и первые бумаги — никуда от них не деться!

— Не помешал? — спросил Назимкин, не понимая, почему жена и новый секретарь улыбаются.

— Разве член парткома да еще главный зоотехник может помешать? — шуткой ответил Атякшев. — Как, Михаил Андреич, покажешь мне завтра хозяйство? Найдешь время?

— Если уж на это времени не найти! — Назимкин развел руками.

— Тогда договорились, — довольно кивнул Атякшев и поднялся. — А сейчас пошли-ка, товарищи, отдыхать. Двенадцатый час.

— И то! — охотно поддержала Радичева, довольная своей маленькой женской хитростью: дождалась, когда сам предложил, чтоб не подумал, будто она, хозяйка, бесцеремонно распоряжается по всякому поводу.

Вера Петровна и Михаил проводили Сергея Ивановича до колхозного Дома приезжих, где ему была приготовлена отдельная комната; Радичева, прощаясь, прямо спросила:

— Сергей Иванович, а когда привезете семью? Колхозники ведь считают: привез — значит, напостоянно, осел человек.

— А это, Вера Петровна, будет зависеть от вас, — засмеялся Атякшев, — Когда правление представит квартиру, тогда и привезу.

— Завтра-послезавтра кончают ремонт.

— Тем лучше.

Утром Атякшев с Михаилом пошли по хозяйству, а поздним вечером, когда Вера Петровна вернулась из района, два крайних окна в правлении ярко светились: партийный комитет колхоза работал.

За два года солдатской службы Федя Килейкин никогда не забывал о своем родном селе, об отце и матери и конечно же о своей Тане. Письма от нее он получал аккуратно, все у них было решено, он знал, что она ждет его, и мысль о скорой встрече будоражила его.

Первые недели солдатской жизни достались ему нелегко. Здесь каждодневно приходилось делать то, чего никогда не делал дома — и полы мыть, и картошку на кухне чистить, и спать укладываться со всеми вместе, в одно и то же время, вставать по сигналу — шагу без команды не сделаешь. Потом его назначили писарем, — повезло, что у него оказался красивый почерк. Что уж есть, того не отнимешь: писал Федор, словно рисовал каждую буковку, любой разберет, Командиру полка, к примеру, переписанные им бумаги глянулись куда больше, чем на машинке отпечатанные.

На новом месте Федор, что называется, вздохнул. Теперь он сидел в штабе среди офицеров, почти офицером и себя чувствуя. По работе недостатков у него не было, одни похвалы-благодарности, за примерную службу ему даже был обещан отпуск. С отпуском, правда, сорвалось: часть, в которой он служил, была послана на маневры.