– Это по моей части, – улыбнулся сыщик своей грустной улыбкой бассета.

– Ты добился, чего хотел. Мы прошли через кольцо в новую систему. Как я понимаю, ты вместе со мной доберешься до планеты и станешь осматриваться.

Миллер кивнул, но не ответил.

«Как много из того, что я скажу, ему уже известно? Насколько предсказуема составленная ими модель моего мозга?» Холден решил, что гадать на эту тему – прямая дорожка к сумасшествию.

– Мне нужны ответы на два вопроса, – продолжал он, – в противном случае твоя поездка прямо вот здесь и кончится.

– О’кей. – Миллер вскинул раскрытые ладони – по астерски это было все равно, что пожать плечами.

– Вопрос номер один: как ты меня находишь? Впервые ты показался на корабле после Ганимеда и с тех пор преследуешь, куда бы я ни перебрался. Я заразился? Ты сидишь во мне как вирус? Я дважды проскочил через врата, а тебя не скинул, значит, либо ты у меня в голове, либо ты – явление галактического масштаба. Какой вариант из двух?

– Ага… – Миллер снял шляпу и взъерошил ладонью короткие волосы. – Ни то ни другое. Насчет первого – я здесь живу. Во время Ганимедского инцидента – кстати сказать, дурацкое название – протомолекула всадила в этот корабль локальный узел.

– Постой! Протомолекула прицепилась к «Роси»? – Холден сдержал приступ паники. Если бы Миллер желал ему зла и имел средства его причинить, это случилось бы давным-давно.

– Ага. – Миллер небрежно дернул плечом. – У вас был гость, припоминаешь?

– Ты о том чудовище, – сообразил Холден, – которое чуть не прикончило нас с Амосом? Мы еще потом сожгли его хвостовым выхлопом.

– Угу, как раз о нем. Честно говоря, его программа не отличалась связностью. Но от старых инструкций сохранилось достаточно, чтобы он подложил кое-что в корабль. Немного – и не то, что можно назвать живой культурой. Только-только хватило для поддержания связи между процессором «Станции колец» и твоим кораблем.

– Вы заразили «Роси»? – со страхом и яростью переспросил Холден.

– Я бы подобрал другой глагол, но пусть будет по-твоему. И это-то и позволяет мне следовать за тобой, – ответил Миллер и нахмурился. – А второй вопрос о чем?

– Я не уверен, что разобрался с первым, – сказал Холден.

– Тебе ничего не грозит, ты нам нужен.

– А когда стану не нужен?

– Тогда уже никто не будет в безопасности, – сверкнул жуткой синевой глаз Миллер. – Так что брось об этом думать. Второй вопрос?

Холден опустился на палубу. До сих пор он не решался спросить, как Миллер пробрался к нему в голову, – боялся услышать, что заражен. Узнав, что зараза не в нем, а в его корабле, он перевел дыхание – и тут же испугался снова.

– Что нас ждет на Илосе? Чего ты ищешь?

– Как всегда – преступника, – ответил Миллер. – Как-никак, кто-то уничтожил цивилизацию, которая все это построила.

– А как мы узнаем, что его нашли?

– О… – Сыщик больше не улыбался. Он наклонился к Холдену, запах ацетона и меди ударил тому в нос – или только в рецепторы. – Мы узнаем.

Пыльные бури поднимались обычно к вечеру и прекращались вскоре после заката. Начиналось с того, что западный горизонт размывался. Затем мелкие растения – вернее, аналоги – за ее домиком на плато сворачивали фотосинтетические плоскости в тугие пучки вроде маленьких зеленых устьиц со вкусом лимона, а еще через двадцать минут поселок, руины и небо скрывались под волной сухого песка.

Элви сидела за столом, Фелисия – в ногах кровати, а Фаиз стоял, прислонившись к спинке в изголовье.

Фелисия стала захаживать в гости регулярно, но разговаривала чаще не с Элви и не с Фаизом, а с Садьям. Элви нравилось, что девочка рядом. От ее присутствия раскол между поселковыми и работниками корпорации казался… не то чтобы не существующим, но не таким ужасным и непреодолимым.

Однако сегодня было по-другому. Фелисия дергалась сильнее обычного. Может, из-за приближения корабля с посредником. А может, из-за погоды.

– Итак, в нашей Солнечной системе только одно древо жизни, – говорила Элви, поясняя лекцию движениями рук. – Жизнь возникла однажды, и все известные нам виды имеют общего предка. Почему это так, мы не знаем.

– Почему общего? – спросила Фелисия.

– Почему однажды? – поправила Элви. – Только один тип кристалла Шредингера[10]. Один генетический код. Почему?

Если присутствовали все материалы для построения аминокислот, если они могли свободно формироваться, соединяться, взаимодействовать, почему не получилось так, что в одной заводи сложилась одна схема, в другой иная, и еще, и еще?

Почему жизнь возникла всего один раз?

– И как это объяснить? – спросила Фелисия.

Элви дала рукам отдых. Особенно сильный порыв ветра швырнул горсть крупного песка в стену домика.

– Что объяснить?

– Почему это произошло только однажды?

– А-а… Не знаю. Тайна.

– По той же причине, почему остался только один вид применяющих орудия гоминид, – вмешался Фаиз. – Остальные, сколько бы их ни было, не выдержали конкуренции.

– Это предположение, – уточнила Элви. – Палеонтологические данные не дают оснований полагать, что на Земле существовало более одного истока жизни. Не стоит придумывать объяснения только потому, что они тебе нравятся.

– Элви в тайнах – как рыба в воде, – подмигнул Фелисии Фаиз. – Потому-то ей так трудно с нами, не желающими смириться со своим невежеством.

– Ну, всего знать невозможно, – отозвалась Элви, скрывая неловкость за шуткой.

– Видит бог, невозможно, особенно на этой планете, – согласился Фаиз. – Геологам здесь нечего делать.

– А по-моему, вы благоденствуете, – сказала Элви.

– Я – да. Мне здесь прекрасно. Беда в планете. У нее нет геологии – она вся искусственная.

– Как это? – удивилась Фелисия.

Фаиз раскинул руки, словно представлял ей целый мир.

– Геология исследует естественные закономерности. А здесь нет ничего естественного. Вся планета слеплена вручную. Вот литий, который добывают ваши люди, – никакой естественный процесс не даст руду подобной чистоты. Так не бывает. Приходится допустить, что создатели врат заодно устроили здесь что-то, что концентрировало литий в одном месте.

– И это поразительно, – добавила Элви.

– С точки зрения промышленности – но она меня не интересует. А южные равнины? Думаете, между ними есть разница? Никакой. Подстилающие плиты гладкие, как зеркало. Где-то километрах в пятидесяти к югу от нас имеется какая-то тектоническая «машина Замбони»[11], и я понятия не имею, как она работает. А комплекс туннелей? Это же остатки планетарной транспортной системы. А я тут…

– Мне нужно рекомендательное письмо, – выпалила Фелисия и, покраснев, уставилась себе в колени. Элви переглянулась с Фаизом. Ветер завывал и бормотал за стенами.

– Для чего? – мягко спросила Элви.

– Я подаю заявление в университет, – сказала девочка. Она зачастила, как будто слова вылетали из нее под напором, но потом замедлилась и, наконец, вовсе сбилась. – Мама думает, меня примут. Я говорила с Институтом Адриана на Луне, и мама устроила, чтобы я могла вернуться на Палладу с «Барбапикколой», когда повезут руду, а оттуда дальше – сама, но к заявлению должно прилагаться рекомендательное письмо, а я никого из поселка попросить не могу, потому что они расскажут папе, и…

– О, – сказала Элви. – Ну, я не знаю. То есть я ведь не видела твоих учебных работ…

– Серьезно? – фыркнул Фаиз. – Элви, что такое рекомендательное письмо? Ты же не под присягой даешь показания. Помоги девочке.

– Да я просто думала, что лучше, если бы я могла написать о том, что действительно знаю.

– Я, когда поступал в нижний университет, сам себе написал рекомендательные письма. Два, от лица выдуманных людей. Никто не стал проверять.

У Элви чуточку отвисла челюсть.