Германн Брайан — казнен на Сент-Джеймс-стрит в октябре 1707 г. и повешен в цепях у Эктонского гравийного карьера.
Повешенный в цепях пират.
Ричард Кил и Вильям Лоутер — казнены на Клеркенуэлском лугу в 1713 г. и повешены в цепях в Холлоуэе.
Джон Томкинс — казнен в Тайберне в феврале 1717 г. вместе с 14 другими преступниками и повешен в цепях.
Джозеф Стилл — казнен на Стэмфордхиллской дороге и повешен в цепях на Кингслэндской дороге.
Джон Прайс — казнен в Банхилл-Филдз в 1717 г. и повешен в цепях близ Холлоуэя.
В 1742 г. Джон Бридс, мясник из города Рай воспылал лютой ненавистью к мистеру Томасу Лэмбу из того же города и, как говорится в древнем законе о государственной измене, «замыслил, выносил и совершил смертоубийство». Его судили, признали виновным, приговорили к смерти на виселице и повешению на цепях. Для этой цели на болоте, расположенном у западной окраины города, соорудили виселицу (это болото потом стали называть «висельным болотом»). Тело Бридса болталось на ней несколько лет, пока не упало на землю. В петле остался только череп. Только после этого муниципалитет города велел вывезти с болота виселицу и цепи.
В XVIII веке за особо зверские убийства судья мог велеть повесить тело казненного на цепях на месте, где было совершено преступление, однако кодекс уголовных законов такого наказания не предусматривал. В указе короля Георга II от 1752 г. повешение в цепях впервые получило законный статус, по которому тело преступника после того, как приговор приводился в исполнение, передавалось хирургам для вскрытия и анатомирования. А уже затем судья мог приказать повесить его на цепях. Закон строго запрещал хоронить тело до вскрытия. Можно добавить, что перспектива быть повешенным в цепях пугала и удручала преступников, и многие сильные мужчины, бесстрашно, выслушав смертный приговор, теряли самообладание и ломались, когда с них снимали мерку для «железного костюма» (см. иллюстрацию), в котором ему предстояло провисеть не один месяц.
«Железный костюм» 1791 г.
Знаменитый бандит с большой дороги Джон Уитфилд был казнен и повешен в «железном костюме» близ Уэтерала (Камберленд) в 1777 г. Рассказывают, что когда его повесили, он был еще жив, и охранник, проезжавший мимо почтовой кареты, пристрелил его, избавив таким образом от мучений. Позже одного сержанта разжаловали в рядовые за то, что тот выстрелил в висевшее на цепях на Уимблдонском общественном выгоне тело знаменитого разбойника Джерри Эбершоу. В 1808 г. в Линкольне был повешен человек по имени Томас Оттер, убивший свою сожительницу. А дело было так: когда Оттер отправился в соседнее графство Ноттингемшир, где жила его семья, сожительница последовала за ним. На границе графств, раздраженный слежкой, Оттер накинулся на нее как дикий зверь, зарезал и бросил тело в дренажную канаву, разделявшую графства. Его казнили и повесили на цепях на том месте, где он совершил преступление. По прошествии некоторого времени в верхней части крепления, в котором была зажата голова Оттера, свили гнездо и высидели птенцов две синицы. По этому поводу местный поэт сочинил следующую загадку:
10 языков в одной голове.
9 живых, а один мертвый.
1 улетел за пищей,
Чтобы накормить живых в мертвеце.
(Ответ: синица, свившая гнездо в голове Тома Оттера).
Последним, кого повесили на цепях, был человек по имени Кук, переплетчик книг, который в Лейчес-тере убил мистера Пааса железной ручкой своего пресса. В 1834 году его приговорили к смерти, тело же его надлежало повесить на цепях на Сэффронской дороге, за пределами города, что и было исполнено. В том же году повешение на цепях было упразднено указом короля Вильяма IV.
Ниже приводится отрывок из повести «Жизнь, путешествия и замечательные приключения Амброза Гуинетта», написанной Исааком Биккерстаффом, в которой рассказывается о том, как герой был ложно обвинен в убийстве и приговорен к смертной казни.
«… Состоялась выездная сессия суда, все обстоятельства дела свидетельствовали не в мою пользу. По приговору меня должны были через две недели отвести в город Диль и повесить там перед дверями трактира, в котором я, якобы, совершил злодеяние. Затем мое тело должны были вывесить на цепях недалеко от дома моего зятя.
Ничто не могло поддержать меня после вынесения приговора, кроме сознания моей невиновности в совершении того, что мне вменялось в вину.
И вот наступил последний понедельник перед тем роковым днем, когда смерть положит конец моим страданиям. Меня вывели в тюремный дворик и, признаюсь, я был несказанно удивлен, когда узнал, что сделали это для того, чтобы снять с меня мерку для оков. Здесь уже находился мой товарищ по несчастью, ограбивший почтовую карету, и кузнец обмерял его конечности. Тюремщик, стоявший поодаль, спокойно и обстоятельно, так, будто заказывал корсет для своей дочери, давал ему указания по части того, какими крепкими должны быть кандалы, поскольку осужденный отличался большим ростом и плотностью телосложения.
Время, отделявшее меня от дня моей казни, провел я в размышлениях и молитвах. Наконец наступила среда.
В 6 часов утра меня посадили в телегу и повезли к месту казни. Наверное, еще никогда в этих местах не выдавался такой ужасный день, ветреный и дождливый. Гром гремел по всему пути следования. Когда мы прибыли в Диль, погода разбушевалась совсем не на шутку и ветер едва не валил с лошадей вымокших до нитки шерифа и его подручных. Но что до меня, то мой разум (благодарения Господу) за время ожидания неотвратимого конца стал безучастным ко всему, что творилось вокруг. Я слышал, как шериф сказал палачу, чтобы тот не мешкал и без лишних слов вздернул меня как колоду.
Я не помню, что ощущал, когда болтался в петле. Но как только меня повесили, перед моим взором мелькнула вспышка света. Сколько времени находился в забытьи, я тоже не помню, а то, о чем хочу поведать вам сейчас, узнал уже позже от моего зятя, который прибыл на место казни спустя полчаса после того, как меня вздернули. Когда шериф и его люди удалились, палач снял меня с виселицы, но тут случилось так, что заготовленные для меня кандалы оказались велики. По всей видимости, они предназначались для того великана, которого я видел в тюремном дворике. Палач и его помощник вышли из положения, напихав тряпок между кольцами и телом. Затем они отвезли меня на место, где, согласно приговору, должно быть вывешено мое тело.
Кусок ткани, прикрывавший мое лицо, был привязан довольно-таки небрежно. Сильный ветер, раскачивавший меня, вскоре сорвал его и, дуя мне в лицо, содействовал моему возвращению к жизни. Так или иначе, я пришел в себя и к осознанию своего ужасного положения.
Несомненно, для меня явилось благоприятным то обстоятельство, что чувства мои были притуплены, и я едва соображал, что творится вокруг. Однако некоторые смутные воспоминания о том, что произошло далее, у меня сохранились.
Виселица была установлена на краю общественного выгона, и случилось так, что мальчишка, который пас коров, прогоняя их мимо, остановился, чтобы взглянуть на печальное зрелище. Он обратил внимание, что кусок ткани, прикрывавший лицо, сорвало ветром, и в этот момент я открыл глаза и задвигал челюстью. Напуганный пастушок сразу же помчался в деревню и сообщил об увиденном своему хозяину и моему зятю. Конечно, те не сразу поверили рассказу, но, тем не менее, мой зять пошел взглянуть на тело, а к тому времени я ожил настолько, что мои стоны уже были слышны на довольном удалении.
Уже смеркалось, когда они принесли лестницу и один из слуг влез на нее, чтобы послушать мое сердце. Снять меня, не спилив виселицу, оказалось делом невозможным, поэтому принесли пилу и менее чем через полчаса меня доставили в дом сестры, пустили кровь и уложили в теплую постель.
