Несмотря на вначале сложные отношения с мастером и рабочими в коллективе, молодая украинка всё же справилась со своей работой. Её наконец-то зауважали, появились денежные премии и даже поощрения с записью в трудовой книжке. За многолетний и успешный труд с помощью директора предприятия Клавдии Васильевне была выделена двухкомнатная квартира почти в самом центре города. Костя подрос, хорошо учился в школе, с таким же успехом её и закончил. Однако внезапное психическое заболевание не дало пареньку продвинуться дальше...
- Мама, мамуля... - Зыбов вдруг внезапно проснулся от стука оконной фрамуги зарешеченного окна, вызванного сильным ветром.
- Мамы больше нет, - словно эхо, ответил Косте злой ветер.
На следующий день Костю гоняли по разным делам: то он намывал полы почти во всех палатах, то носил матрасы с несколькими физически крепкими, выздоравливающими больными, то ходил на "наружку" и занимался подсобным трудом, помогая строителям. Смена была недобрая, особенно санитарка Анна Львовна: с неприятным выражением лица, с холодными, серыми, как лёд, глазами и некрасивой причёской. Раньше, когда Зыбов был ещё на принудке, стараясь из всех сил угодить персоналу, чтобы обратно не вернули в специализированную, Анна не то из жалости, а может даже и неровно дышала к Костяну. Во всяком случае, именно в её смену Константин сытно кушал, получая от Анны за труды вкусно приготовленные салаты, бутерброды с полукопчёной или варёной колбаской, жареную картошку с селёдкой или солёными огурцами. Однажды поздним вечером, когда почти все уснули, Анна Львовна подошла к Зыбе, который по привычке в одиночку чифирил перед сном, сидя в курилке, и тихо шепнула на ухо:
- Костя, душ принять не желаешь? У меня есть ключи, я тебе открою.
Зыбов предложение принял с радостью: больных мыли лишь два раза в месяц - чаще себе позволить сходить в душевую могли лишь блатные. Аннушка с Костей пошли по длинному коридору отделения, благо душевая находилась в другом конце от наблюдательной палаты, в которой остались сидеть на диване напарница Анны вреднючая старуха Анисимовна, дежурная медсестра Валентина Анатольевна, с хомячьей, неприглядной физиономией и санитар Эдик, длинный жилистый парень, который совмещал учёбу с этой неблагодарной, малооплачиваемой и грязной работой. Он не избивал, как другие санитары, слабых или тяжёлых больных, которых приходилось фиксировать, но цепко, словно клещами, впивался в подлокотники буйного или возбуждённого, ловко скручивал и привязывал бинтами. Помогали ему Анисимовна и двое алкашей, дежуривших с ними.
Но Костя сейчас на них полностью забил - они ему были не интересны. Сейчас он примет душ и хорошо расслабится в горяченькой водичке. Львовна потихоньку шла рядом с ним. Вот и заветная дверь душевой, Анна еле слышными щелчками открыла её.
Зыбов, быстро раздевшись, прошёл в кабинку, отрегулировал себе душ. Приятно брызнула лейка, и Костя уже разомлел под горячим "дождиком". Он даже не заметил, что Анна Львовна прошла за ним следом в душевую.
«А чем не мужик! - рассуждала одинокая женщина про себя. - Детей у меня нет. С мужчинами жила пару раз, но официально замуж не выходила, на кой мне их потом прописывать, не дай Бог... Выкинула и первого, и второго. Надоели. А этот вроде смирный такой, спокойный. Авось, получится? Много ли мне, бабе, надо? Не в ПНИ же его... Выпишут - может, когда-нибудь, заберу к себе. А сейчас хоть попробую с ним – может, получится?..»
Анна начала раздеваться, оставшись лишь в чёрных несовременных трусах, посмотрела на себя в настольное зеркало. Ей было под полтинник, но фигура была ещё вполне привлекательной: небольшие груди с коричневыми сосочками, гладкое тело, необвисший живот. Сняв с себя трусы, женщина решительно шагнула к моющемуся в горячем душе Константину.
Она попыталась обнять небольшую мужскую фигуру, но тут Костя вздрогнул. Он смотрел на Анну Львовну ошалело, то и дело моргая глазами. И тут санитарка поняла, что допустила серьёзную ошибку, к тому же непростительную. Она быстро оделась и вышла. Хотелось напоследок хлопнуть дверью, но тогда могла привлечь внимание других.
- Пять минут жду! - изменившимся, приказным голосом сказала она, выходя из душевой.
Косте вдруг стало плохо. Он вспомнил первую, неудачную ночь с женой, когда второй раз попал уже к ней, после свадьбы и рождения сына. Зыбов вовсю пахал на стройке, а маленький Никита полностью повис на руках у Клавдии Васильевны.
Катя, разумеется, не работала, но и должного внимания сыну не уделяла. Мальчик рос нездоровым, с умственной отсталостью. Молодая женщина вдруг стала раздражительной, начались скандалы.
- С ребёнком должна я всё время сидеть? - укоризненно спросила Клавдия в один из таких скандалов.
- Мне всё надоело!!! Как мне всё надоело! - выкрикнула в ответ Катя. - И зачем я только с вами со всеми связалась!
- С нами это с кем? - повысила голос свекровь. - Вообще-то замуж ты выходила, да и рожать тебя никто не заставлял.
- Да! Вот вышла, дура, на свою голову! А теперь страдаю от вас! - истерично выкрикнула Катерина.
- Слушай, девочка, я из-за тебя работу на фабрике оставила, с вашим дитём сижу, а ты ещё смеешь в чём-то упрекать? Ты жила в общаге, сейчас живёшь в двухкомнатной квартире - ради Кости и Никиты тебя прописали.
- Я хочу красиво жить! А не в этой халупе, со слабоумным сынком. Вот посмотри! Посмотри, как глупо он мне улыбается! Какая глупая рожа у моего сыночка! Вся в твоего...
Клавдия залепила Катерине пощёчину.
- Ударь! Ещё раз ударь! Бей ещё! - залилась Катя слезами и заревела.
- Глаза бы мои на тебя не смотрели...
- Что?..
- Повторить по-украински, если по-русски не понимаешь?
В это время появился в дверях усталый, пришедший с работы Костя. Он посмотрел на пропитанных неприязнью друг к другу двух женщин и ушёл в другую комнату. Лёг на диван. Жена даже не соизволила приготовить ему ужин, а мать была занята с Никитой.
Ночью с Зыбовым произошёл второй психоз. Спецбригада скрутила Константина и увезла на четыре месяца в психушку.
- Грязная старуха! Тварь!!! У-у-убью, мразота! - заорал вдруг Костя в душевой.
Из лейки продолжала течь бешеной струёй вода, а в комнату влетели санитар с двумя алкашами в сопровождении дежурной медсестры.
- На удавку его, скользкий, падла! - просипел один из алкоголиков, весь в наколках, помогавший скручивать буйных.
- Брыкается, гад, - ответил санитар, но бить Костю не стал.
Подошла медсестра – незаметно, "под шумок", сделала Зыбе укол. Тот быстро обмяк, его быстро схватили и повели на заранее приготовленный свободный шконарь в наблюдательной палате. Костю привязали не только за руки и за ноги, но и обмотали грудь широким бинтом. Он едва не задохнулся, очнувшись от укола, и умолял ослабить вязки. Старая санитарка Анисимовна проигнорировала его просьбу, алкаши, пившие чифирь, сидевшие с Эдиком на диване - тоже. Лишь хомячья рожа, когда вошла с дежурным психиатром в палату, откликнулась на зафиксированного бинтами мужчину. Дежурный врач, назначив аминазин в уколах, сразу ушёл, а медсестра, подсев к Зыбову, пыталась выяснить из-за чего вдруг у него произошло резкое ухудшение состояния.
Наутро Анна Львовна оправдывалась в кабинете у заведующего отделением. Пожилой психиатр с седой аккуратной бородкой, голубыми, как ручей, глазами и красивой причёской, в белом халате, смотрел на санитарку очень сурово.
- Я же по-человечески к нему подошла - в ванну хотела проводить. Смотрю, грязный какой-то сидит. Вшей недолго подцепить...
- Слышь, Львовна, ты кого хочешь надуть? - резко перебил её старый врач. - Ты думаешь, я не знаю с какой целью ты с ним пошла?
- Владимир Васильевич! Умоляю вас! - заплакала санитарка.
- В общем, так, - ответил заведующий Куприянов, - ты, когда на работу устраивалась, отлично знала все наши правила насчёт больных и всего прочего. Поэтому на первый раз, поскольку ты давно у нас работаешь, строгий выговор и лишение денежных премий на год! Поняла? Ещё один косяк и вылетишь по статье! Пошла вон!
