- Ирэночка! Как тебе было со мной мылая? Ышо хочешь, дорогая? Приезжай сегодня! Коньяк, шашлык, а подарок какой тябе ждёт! Дорогущий подарок!

- Всё сказал? - резко оборвал его полицейский. - Я из тебя, чурка, сейчас шашлык сделаю! Хочешь?

- Ты что?! Ты кто? - удивился и испугался армянин. - Вай! Как нехорошо со мной разговариваешь! Что я тебе сделал?

- Жену увёл! - ответил Смирнов и сбросил номер.

Из ванны, перемотанная длинным полотенцем, вышла Ирина. Дочь Лиана была у бабушки. Молодая женщина, взяв раскладушку, так и застыла перед мужем. Выяснять отношения, кричать и закатывать истерику не было смысла. Всегда гордая и самодовольная, имея непреклонный, прямолинейный характер, она вдруг встала на колени, схватив Фёдора за ноги.

- Феденька! Умоляю, прости! Ради дочки прости! - она пыталась разрыдаться, но в горле у неё словно ком застрял, и Ирина ткнулась, как преданная сучка, лицом в колено мужу.

- Собирайся и уходи! Квартиру я разменяю, положенный угол твой. Лиану постараюсь себе отсудить. А ты иди погуливай дальше! Хорошо было с армяном в пореве? Лучше, чем со мной? - майор зло улыбнулся, схватив за волосы жену.

- А ты, оказывается, жестокий! - прошипела Ирина.

- Не больше, чем ты! - ответил Смирнов и, отпусив жену, добавил, - прочь от меня, шлюха!

Майор отложил папку в сторону. В кабинет вошёл зам.начальника полиции, маленький и толстенький подполковник Малышкин, и услужливо произнёс:

- Фёдор Николаевич! Поздравляю с новым назначением и очередным повышением в звании! По факсу приказ получен из управления о новой вашей должности. Так что прошу в новый ваш кабинет!

"Только мне этого и не хватало!" - подумал Смирнов и неожиданно улыбнулся. С женой он разведётся, дочь оставит себе. Будет каждый день отвозить в садик. Женщину найдёт. Одиноких молодых дам полно по городу. Вот только дворника Семёна и Петра Ефимовича жалко. Такие хорошие люди безвременно уходят...

Прошло несколько месяцев. На стол нового начальника полиции попала бумага с заявлением участковому инспектору, где проживали покойные Василий Костомаров и дядя Семён. В заявлении было указано о рассмотрении гражданки Голубяткиной как психически нездоровой, которая быстро спилась после смерти мужа, а теперь постоянно неадекватная, агрессивная, запущенная и неухоженная женщина. Дарья набрасывалась ни с того ни с сего на соседей, гоняла детей, поливала из окна прохожих мочой, сбрасывала на них свои фекалии. По ночам завывала, пугая всех в доме, в частности татарскую семью Турамбековых.

Смирнов усмехнулся, прочитав заявление от начала до конца.

"Надо же! Недаром в Библии сказано - всем воздастся по заслугам", - философски рассудил он про себя и, поставив свою резолюцию в углу заявления, отослал кому следует. "Пусть теперь с ней психиатры разбираются".

Бизнесмен Александр Тимошин, дальний родственник Раисы Костомаровой, прежде не поддерживавший с ней никаких родственных отношений, купил Васькину квартиру и, въехав в неё, сделал дорогой ремонт. Пластиковые окна и балкон, дорогая мебель, ковры, навесной потолок с цветными лампами, двойные двери с рифлёным стеклом в комнаты - да многим чем приукрасил своё новое жильё состоятельный мужчина. Вот только семьи у него не было и детей. Вернее, конечно, были когда-то, но потерял в одночасье. Александр Валерьевич выкупил кафе, в котором работала Раиса, обзавёлся нужными связями, подружился с некоторыми соседями по дому и новым шефом городской полиции полковником Смирновым. Те рассказали Тимошину про все страсти, включая и бывших жильцов купленной бизнесменом квартиры. Казалось бы, живи-не горюй, деньги плывут сами в руки, дела идут успешно. Но Александра вдруг начали преследовать ночные кошмары: сорокалетний мужчина атлетического телосложения, побывавший на горячих точках и много повидавший за свою жизнь, не мог спокойно уснуть на новом месте.

Будучи порядочным человеком, он решил разузнать, где находятся Рая Костомарова и её дети. Большого труда это ему не составило - помогла дружба с Фёдором, и Тимошин на роскошном джипе поехал в загородную психбольницу. Бизнесмен представить себе не мог, какие люди в этой лечебнице находятся. Конечно, будучи человеком образованным и начитанным, он вполне допускал, что в жизни может случится что угодно, никто ни от чего не застрахован. Однако увидеть настоящих психически больных людей ему доводилось впервые.

Сразу у ворот, едва Александр Валерьевич припарковал машину и, выйдя из неё, направился к проходной, к нему навстречу выкатился инвалид на коляске, в больничной полосатой пижаме.

- У меня папа - генерал! – похвастался, как пацан, колясочник и показал бизнесмену язык.

Разумеется, Тимошин был человеком мудрым, и кривляния покалеченного судьбой больного человека в штыки не принял. Он улыбнулся и шутливо ответил:

- Ну, если у тебя отец генерал, то у меня - губернатор! Тебя как звать-то, боец?

- Скворцов Владимир Анатольевич, 1974 года рождения, инвалид Чечни. Воевал у генерала армии Геннадия Трошева. Попав под миномётный обстрел, лишился обоих ног. Чудом выжил.

Александр Валерьевич с восхищением посмотрел на парня в инвалидной коляске и удивлённо спросил:

- А как же ты, Володя, здесь оказался?

Владимир Скворцов ничего не ответил, лишь вынул папироску из пачки.

Тимошин чиркнул дорогой зажигалкой, давая собеседнику прикурить, и сам закурил, вынув сигарету из пачки "Парламент".

Они молча курили, каждый думая о своём, но догадливый бизнесмен уже начинал понимать, что за "папаша" этого несчастного.

Раиса лежала в наблюдательной палате психиатрической лечебницы женского отделения со дня поступления в стационар. Костомарову то и дело привязывали к шконке - несчастная женщина истошно выла и орала:

- Отдайте мне моих детей! Развяжите меня! Ну пожалуйста! Умоляю вас!

Гадюшный персонал с его "шестёрками", слабоумными алкоголичками, безжалостно скручивал Раю и жестоко избивал. Медсёстры закалывали болючим аминазином. Её жизнь превратилась в кромешный ад с того самого дня, когда покойный муж запил и при очередном дебоше зверски убил Веру Васильевну, маму Раисы. Здесь же, в психушке, легче не стало. Санитарки наплевательски относились к несчастной жизни пациентки, да и к другим пациентам тоже. Заведующая, она же единственная врач в отделении, тоже не вдавалась в подробности и никакого понимания и сочувствия не находила. Она прописала Костомаровой нейролептики в инъекциях большими дозами и спокойно сидела у себя в кабинете, не обращая внимания на крики и плач больных. Обходы она делала редко, более того, это была дочь того психиатра, которая когда-то также пыталась "залечивать" покойного Семёна Воронцова, когда он был детдомовским пацанёнком.

Варвара Григорьевна курила в кабинете, просматривая истории болезни. У неё не было никакой личной жизни, замуж она, в отличие от своей покойной матери, не вышла - так и осталась в пожилом возрасте старой девой. Однако выкуривала по пачке, а иногда даже больше, голос давно огрубел, лицо сделалось морщинистым и дряблым.

Сверкая очками в золотой оправе, старуха-девственница чуть ли не строевым шагом направлялась к палате в сопровождении нескольких медсестёр, включая и старшую.

- Ну, как самочувствие? - важным тоном спрашивала она сразу у нескольких больных, наскоро заправивших свои шконки. Ей было все равно, что ей ответят, кроме откровенного хамства, которое заведующая, несмотря на свою выдержку, не переносила.

В тот день Раису развязали, женщина позавтракала, сходила в уборную, привела себя в порядок. Ей, как и другим пациенткам, выдали больничный халат и панталончики.

Оставались всего какие-то доли минут, прежде чем врач-психиатр зайдёт из коридора в наблюдательную палату. Но едва заведующая и её подчинённые вошли в "надзорку", Костомарова, разбив стёкла в окне с решёткой и схватив один из осколков, устремилась на пожилую очкастую тётку.