Дженнифер оставила Мерилл, но чувствовалось, она явилась сюда с другими намерениями.

— Привет, Джек, — сказала Дженнифер, бесстыже выпячивая грудь.

Я инстинктивно схватила Джека за руку, что совсем не подобало принцессе. Тем не менее эта малолетняя шлюха попыталась коснуться второй его руки. К чести Джека, ему это было неприятно, и он поморщился.

— Мерилл, тебе удалось закончить сегодняшний рисунок? — спросила я. — Мне не терпится его увидеть.

— Правда? — заулыбалась довольная Мерилл.

— Да. Я только о нем и думала. Представляла, как ты закончишь композицию.

Конечно, я соврала. Я думала не о рисунке, а о том, как заставить Джека меня полюбить. Но Мерилл об этом не знала. Не знала и Дженнифер — эта юная копия Амбер.

— Я весь день с ним вожусь, — сказала Мерилл, собираясь показать мне рисунок.

— Бумагу только портит, — хмыкнула Дженнифер. — Тоже, художница выискалась. Не рисунки, а сплошной отстой.

Я хотела одернуть наглую девицу, но Мерилл меня опередила.

— Много ты понимаешь! Талии мои рисунки нравятся. А она толк в рисовании понимает. Она училась рисованию у Карло Маратти.

— Что-то я такого не знаю, — презрительно усмехнулась Дженнифер.

— Где тебе, Дженнифер, — продолжала наскок Мерилл. — Ты знаешь только тех, кто болтается на пляже. Вот и шла бы туда. И знай: сколько бы ты ни трясла своими сиськами перед моим братом, он на тебя не клюнет. Правда, Джек?

Это было сказано с грубой крестьянской откровенностью, но, боюсь, иного языка Дженнифер не понимала. Джек только кивнул, соглашаясь с сестрой. Голова Дженнифер качнулась, рот изумленно раскрылся. Я сразу вспомнила проржавевшие рыцарские доспехи в одном из залов, шлем которых накренился и грозил вот-вот свалиться.

— Идем, Талия, — сказала мне Мерилл.

Я пошла за ней, даже не оглянувшись на Джека. Но эта сцена меня изумила. Я изменила положение вещей. Я помогла Мерилл дать отпор Дженнифер. Уверена, теперь Мерилл не будет заискивать перед ней и молча выслушивать колкости. И Джека я тоже изменила. Но в достаточной ли степени? Если я помогу ему в разговоре с отцом, возможно, это побудит его меня полюбить.

ДЖЕК

Пока мы шли по лестнице, Талия не выпускала мою руку. Не знаю: то ли она нервничала по поводу обеда с моими предками (кстати, мы редко собираемся за обедом всей семьей), то ли в ее время парни должны были держать девчонок за руку, словно те не могли самостоятельно двигаться. Но в общем-то, мне было приятно ощущать ее руку. Вот только когда отец это увидит, у него будет другое мнение.

«Прилипала», — скажет он.

Так он всегда говорил про Амбер.

Но если это старинные правила вежливости, тогда я не возражаю. И все же перед кухней я просто взял Талию за руку и стиснул ей пальцы. Она стиснула мои.

— Все будет о'кей, — шепнул я.

— Хотелось бы и мне так думать.

Мы вошли в кухню. Отец сидел в костюме и при галстуке. Это его обычная одежда, и даже странно, что мне захотелось его обнять, как я делал это, когда мне было года три и он откуда-то возвращался. Тогда я бросался ему навстречу и кричал: «Папа вернулся!»

Я не бросился к нему, не обнял. Вместо этого я сказал:

— Папа, познакомься, это Талия — девушка, которую я встретил в Европе. Она гостит у нас.

— Рад познакомиться, Талия. Садитесь.

Едва она села, отец повернулся ко мне:

— Джек, это даже хорошо, что ты вернулся раньше. Эд Кемпбелл несколько раз говорил мне, что ему в офис нужен стажер на лето.

Я разрывался между двумя полюсами, и на каждом было раздражение. Если бы отец высказал свое недовольство насчет Талии. Но нет, он предпочел ее полностью игнорировать. И перспектива торчания в офисе меня тоже не вдохновляла. Он со мной даже не поздоровался, а сразу начал превращать меня в свое второе «я».

Я знал, кто такой Эд Кемпбелл. Отцовский приятель по гольф-клубу. «Стажер на лето». Это означало, что я буду приставкой к ксероксу и мальчиком для хождения за кофе. И все это, по мнению отца, должно привить мне «вкус к бизнесу». К тому же эта скукотень всегда придает вес, когда поступаешь в приличный колледж. А отец спал и видел, что из нынешнего я уйду, поскольку это «несерьезно». Талия считала, что я должен прямо сказать родителям о своих интересах. Но она не знает, каково быть обыкновенным человеком, а не принцем.

— Пап, меня что-то туда не тянет. У меня на лето были другие планы.

— Вечеринки до полуночи и пляжи днем?

— Совсем не это.

Но даже если и это, что тут плохого? Мне семнадцать лет, и мне еще всю жизнь придется работать.

— Прекрасно. Тогда я позвоню Эду и скажу, что с понедельника ты начнешь.

Сегодня четверг. Надо бы радоваться, что у меня до каторги остается целых три дня. Но ведь Талия остановилась у нас всего на неделю.

Отец завел вдохновенную речь о блистательных перспективах, которые открываются передо мной, о том, что очень полезно начинать бизнес с самых низов... и так далее. По-моему, из всех присутствующих он один и был вдохновлен этими «блистательными перспективами».

— Простите, мистер О'Нейл, — перебила его Талия. — Мне кажется, Джек пытался вам объяснить, что речь идет не о праздном времяпрепровождении, а о работе, которая интересует его больше, нежели предлагаемая вами.

— Что-что?

Это обычный папочкин прием. Прелюдия к дальнейшим словам о том, что его решения не обсуждаются.

— Милая девушка, по-моему, я не спрашивал...

— Талия права, — вмешался я. — Я собирался разместить в ближайших магазинах объявления, что ищу какую-нибудь работу по саду. Это... начальная стадия моего бизнеса.

— Работу по саду? — засмеялся отец.— Джек, тебе давно уже не восемь лет, и мы — не семья бедняков. Летняя стажировка очень благоприятно повлияет на твое поступление в колледж, о котором мы говорили.

«О котором ты прожужжал мне все уши»,— мысленно добавил я.

— Но мне нравится возиться с растениями. Что в этом плохого?

— Слушай, это настолько смехотворно, что даже обсуждать не хочу. Может, ты еще пойдешь цветами торговать? Или грунтом и удобрениями?

Мама подняла блюдо с вареной стручковой фасолью.

— Фасоли хочешь? — спросила она.

Я покачал головой. Тогда она сказала:

— Довольно о работе. Джек, ты лучше расскажи нам о своем путешествии.

Не дождавшись, она вдруг заговорила сама. Она помнила весь маршрут, начиная с самого первого дня и самого первого музея. Я отвечал, стараясь не употреблять словечек вроде «скукотень» и «полный отстой». Мы говорили и смеялись, будто все шло замечательно. Но я-то знал, что это — спектакль. И финал спектакля мне был известен.

— Ну, так я позвоню Эду и скажу, что с понедельника ты приступаешь к работе, — резюмировал отец, когда я закончил «отчет о путешествии».

— Все, как я и говорил Талии. Ты не захочешь меня слушать.

— Стало быть, это идея Талии? — спросил отец.

— Да... то есть... нет. Работа по саду — это моя идея. А Талия предложила рассказать тебе о том, чем я действительно хочу заниматься.

— Мы с отцом желаем тебе только добра, — сказала мать. — А для серьезного колледжа...

— Я не хочу идти в тот колледж, будь он хоть трижды серьезный!

Мать на несколько секунд умолкла, затем обратилась к Талии:

— Талия, раз ты выросла в Европе, думаю, ты бывала во многих музеях. Какой из них твой самый любимый?

— Мам, я уже поела. Я пойду к себе? — голосом пай-девочки спросила Мерилл.

— Конечно, дорогая. Иди... Талия, так какой из музеев...

— Мама, нельзя поменять тему разговора и считать, что проблема решена.

Мать растерянно глядела на миску с рисом, словно решала, не заговорить ли опять о чем-то постороннем. Наконец она уставилась прямо на меня.

— Джек, я не просто так поменяла тему разговора. Это помогает мне отключиться от печального факта.

— Это какого?

— От печального факта, что мой сын, которого я произвела на свет и вырастила, совершенно равнодушен к нашим пожеланиям и не уважает...