— Да, вот такое нам не под силу, один ноль в пользу инопланетян, — согласился Зимарев.

— Это не снимает с повестки дня вопрос, как вынуть процессор? Будем пилить?

— Пилить жалко, можно всё испортить.

— Но ведь всё пишется на видеокамеры.

— В общем, надо распилить процессор, а дальше уже вскрытие его удел нанотехнологий. Согласны?

— Приступаем.

Елена вздохнула поглубже, и приступила к выпиливанию процессора из материнки. Она взяла небольшую подходящего размера пилу, и… И пила сломалась, оставив на проводах, подходивших к процессору, лишь небольшие выщерблинки. Она взяла ещё одну пилу, и снова пила, сломалась, и так продолжалось несколько раз.

— Что за хрень?

— Вот и началось Зимарев, прочнее вольфрама, твёрже алмаза.

— Но что это?

— Это монокристалл чего-то, думаю что платины, возможно платины, а возможно и нет. Что мы знаем о монокристаллах платины?

— Я о них ничего почти не знаю, только то, что они прочнее, чем поликристаллы, и получать их жутко сложно и дорого.

— Вероятно корпус компьютера, который мы так долго и мучительно пилили, тоже монокристаллический, монокристалл алюминия, или типа того.

— И?..

— И это значит, что пришельцы поставили производство монокристаллов на поток, и чтобы распилить это, надо обратиться не к алмазным пилам, а не знаю, может быть, в Московский институт стали и сплавов, кто там с монокристаллами работает? Очевидно, что алмазные пилы, которые почти всеми считаются лучшими, в данном случае не потолок.

— Я вот что думаю, — вмешался Тимохин, — к процессору и оперативной памяти идут прочнейшие проводники, способные перекачивать много энергии и с большой частотой. И потому они такие прочные, а вот к винчестеру ничего такого не идёт, для него главное объём. Давайте пока дадим заказ на что-то более хорошо режущее, а сами займёмся блоком памяти.

— Согласна, — ответила Елена. — Эй, ассистент, — обратилась она к молодому парню стоящему снаружи купола, — ты всё слышал, о чём мы говорили?

— Да конечно. Вам нужны резаки круче алмаза.

— Вот именно, иди и договорись о них, чтобы не терять зря время.

— Уже бегу.

Елена же снова повернулась к инопланетному компьютеру.

— Что ж, а мы приступим к удалению блока памяти.

Она ещё раз внимательно осмотрела компьютер, но блок памяти, предположительно блок памяти, оказался таким же не съёмным, как и остальные модули, но зато к нему не вели скопления супер прочных проводов. Елена взяла ножницы и аккуратно отрезала то, что предположительно являлось оптоволокном. Похоже это и было оптоволокно, и в отличии от остальных проводов, оно оказалось сравнительно не прочным. После чего, она отпилила винчестер от несущих опор, и всё, на этом отсоединение было закончено.

— Да, с винчестером таких проблем не возникло.

Она взяла его и перешла в соседнюю комнату, тут стоял новейший, компактный электронный микроскоп, способный увеличивать объекты до 2 миллионов раз. И тут имелся лазерный резак, стационарный правда, но как же она забыла о нём. Вот что значит спешка, не ознакомилась со всем наличным оборудованием достаточно внимательно. Она положила винчестер на этот резак, подошла к пульту управления, и приступила к вскрытию, алмазной пилой резать не хотелось, слишком уж грубый инструмент. Лазер довольно быстро прожёг корпус винчестера, послышался свист, и в дырку зазосало не много воздуха.

— Похоже, внутри винчестера было создано пониженное давление, — констатировал очевидный факт Зимарев.

Елена ничего не ответила, и продолжила вскрытие. Примерно через три минуты верхняя крышка винчестера отсоединилась, и под ней оказалось несколько очень тонких дисков. Елена осторожно вытащила их и направилась к электронному микроскопу.

— Смотри, они чтобы увеличить объём памяти запихнули в винт целую кучу дисков.

— Это ещё не всё, смотри, как я и подозревала.

Зимарев подошёл к микроскопу, женщина уступила ему место, тот заглянул.

— Хм… Разноцветные кружочки. А у нас обычно дырочки и отсутствие дырочек.

— Именно, и обрати внимание, — Елена вытащила записывающую головку, — здесь не механическая система записи информации, а лазер. Наверняка у него меняется длинна и частота сигналов. И он может записывать не две единицы информации на бит, а гораздо больше.

— То есть они используют не один и ноль, для записи, а гораздо больше знаков?

— Именно. И потому на этом винчестере должно поместиться в тысячи раз больше информации, чем на любом из наших. А если ещё учесть, что тут не один диск, а около сотни, то… Эффект очевиден.

— Значит, нам надо скопировать материал диска, и записывающий лазер…

— И мы в шоколаде.

Елена быстро вернулась в первую комнату, и взяла компьютер, отнесла в комнату с электронным микроскопом, и положила под лазер.

— Будем резать процессор, потом оперативку, самое главное. А винчестер иди отошли вместе с лазером во второй и третий отдел, пусть разбираются как они устроены и что там за материал.

Она покрутила ручки регулировки, поставила мощность луча на максимум, и стала резать, лазерный луч, медленно, нехотя, очень медленно стал испарять металл из проводов, Елене понадобилось около часа кропотливого труда, прежде чем ей удалось вырезать процессор лазером огромной накачки из материнской платы.

— Что это за материал? Какая у него температура плавления?

— Думаю, это просто монокристалл платины, тут просто есть спектральный анализатор, провода из платины. Он не может определить материал до испарения, но при резке выделяются пары платины нагретой до огромных температур.

— Но какая температура плавления у монокристалла платины? Ну пять тысяч кельвин, ну пять с половиной, но не больше. А тут, такое ощущение, как будто у неё температура плавления тысяч тридцать градусов, не меньше, — заметил Зимарев.

— Ты же сам недавно говорил, что такого не бывает.

— Ты Лен просто не представляешь, сколь мощный лазер тут стоит.

Ладно, давай вскрывать сам процессор. Елена взяла сам компьютер и перенесла под соседний стол, а сама положила вырезанный процессор, имевший размеры три на три сантиметра площадью, и миллиметров пять в высоту под лазер, и подключила микроскоп, с увеличением двадцать.

— Вскрываю внешний периметр процессора.

Она включила лазер, и стала ждать, но ничего не происходило, луч упёрся в корпус процессора, но резать не хотел. Тогда Елена выключила лазер, и осмотрела поверхность через микроскоп с увеличением в 200раз. Там где резал лазер образовалась ямка, глубиной около 100 микрон, и диаметром 500микрон, и это после семи минут работы.

— Снова хрень, лазер этот материал почти не берёт.

— Этого не может быть, подожди, у тебя лазер на 70 % стоит, ставь сто.

— Хорошо.

Женщина перевела мощность лазера на предел, и снова стала резать. Но в этот раз стала ждать дольше, зная что лазер режет, просто очень медленно. Прошло минут двадцать, неожиданно послышался громкий хлопок, как будто, что-то взорвалось, потом устойчивый постоянный рёв. Елена тут же прекратила резать, и бросилась к микроскопу, там было что-то не понятное, что-то серое, и ничего не видно.

— Иди сюда, — позвал Зимарев, — не нужен микроскоп.

Она подошла, присмотрелась, из процессора бил столбик серого пара, и именно он так громко ревел, к счастью реактивная сила не выбила его из фиксаторов. Фонтанчик пара имел диаметр пол миллиметра, и высоту сантиметров пять. Какое-то время, около пяти минут, учёные просто стояли и смотрели на то как бьёт фонтанчик газа из корпуса процессора, но газ всё не кончался и не кончался. Хотя по логике, за это время он должен был уже пять раз кончится.

— Что за хрень? Опять хрень. Что за газ?

— Гелий.

— Почему он не кончается.

— Если давление очень большое, то он так очень долго может быть, что если давление внутри десять тысяч, или миллион атмосфер? Это объяснило бы, почему корпус процессора столь прочен.

— Но зачем?