Доктор Фридман устало спросила:

— Вы утверждаете, что Малкольм Блэк — дьявол, Адель? Должна ли я также поискать рога и раздвоенные копыта?

Адель рассмеялась:

— Мы живем в эпоху постмодернизма, Люсинда. Дьявол — в деталях, а Малкольм Блэк одержим деталями.

Доктор Фридман слишком хорошо знала подобный религиозный бред. Она считала, что представители ее профессии должны благодарить официальные религии за то, что те регулярно снабжают врачей душевнобольными клиентами.

Она заставила Адель проглотить большую дозу нового психотропного средства. Прежде чем выйти, она спросила:

— А Эдди знает, что он новый Мессия?

— Неужто иначе я бы вышла за него замуж? — сердито отозвалась Адель.

Люсинда спустилась на первый этаж и присоединилась к совещанию. Она сообщила вельможной компании за столом, что Адель пережила приступ психоза, но ей назначен новый курс лечения и через неделю-другую Адель более-менее вернется в норму.

— Более-менее? — удивился Дэвид Самуэльсон.

— Она может серьезно набрать вес, — объяснила Люсинда. — Это один из побочных эффектов.

— Насколько серьезно? — попытался уточнить Самуэльсон,

— Были случаи, когда пациента за короткий срок раздувало до ста пятидесяти килограммов.

— Эду вполне сгодилась бы жена-толстуха. Средняя женщина в Великобритании носит сорок восьмой размер.

Рон Филлпот сморщил задиристое лицо:

— Она же будет путаться у нас под ногами, пока лекарство не подействует. Ее нельзя пускать на похороны ноги, разве не так?

Филлпот льстил себе, считая себя прагматиком.

— Не волнуйтесь, — пробормотал сэр Найэлл Конлон. — Ногу Барри я беру на себя.

Малкольм Блэк, понимавший, что молчание — золото, ничего не сказал. Зато Люсинда сказала:

— Она проспит несколько часов, но, когда проснется, кто-то должен быть рядом с ней. У нее есть друзья?

— Им нельзя доверять, — буркнул Александр Макферсон. — А Венди в больнице с чертовым Барри.

Люсинда вздохнула:

— Н-да, а я-то было настроилась на отпуск. Пойду подремлю часок-другой, а потом посижу с ней.

Она извинилась и ушла. Мужчины расслабились.

— Худшее, что может сделать политик, так это жениться на умной, — сказал Филлпот. — Моя вот тупа как пробка, зато хорошо смотрится со мной под руку на встречах с избирателями, и рубашки у меня всегда чистые. И, насколько знаю, у нее своих мнений никаких нет, в том числе и о святости чужестранных частей тела.

Малкольм Блэк пробормотал:

— Ты, наверное, имеешь в виду чужеродные части тела?

— А может, как раз самое время сменить название партии? — встрял Самуэльсон.

— На что?

Самуэльсон сложил ладони домиком.

— Это название все время перед нами. Среди значений этого слова — игра, вечеринка, товар, часть музыкального произведения, а также группа людей, объединившихся ради общего дела.

— То есть партия «Партия»? — сообразил сэр Найэлл Конлон. — Сегодня с утра в МИ-5 только об этом и разговору, надо бы поосторожнее с электронной почтой, мистер Самуэльсон. В наши времена секретов нет.

Рои Филлпот захохотал, обнажив два ряда хищных зубов:

— Значит, так и предлагаешь назвать? Партия «Партия»?

— Партия «Партия», — задумчиво повторил Александр. Он представил эти слова на плакатах и лозунгах, на вымпелах и воздушных шарах. Они могут придать респектабельность бранному ярлыку "социалист с шампанским». С другой стороны, чертовски немодно.

Малкольм Блэк развязно загоготал:

— Партия «Партия», мол, так хороша, что дважды не грех повторить, а?

— Это же определенно понравится молодежи, разве пет? — Самуэльсон уже расцепил свой домик и теперь методично массировал пальцы.

Малкольм Блэк сказал:

— Я бы не хотел возглавлять партию, которая считает, что нужен повтор в названии из двух слов. А с учетом демографического прогноза, все мы будем жить дольше, а потому есть смысл стараться поправиться пожилым. Я бы предпочел, чтобы мы назывались Старыми Лейбористами.

Он оглянулся по сторонам, по никто на него не смотрел. Каждый думал о своем собственном политическом будущем.

В поместье Гримшо в прошлом размещалась психиатрическая лечебница, которую в 1987 году преобразовали в «тематический» отель. На обшитых стенах царственного вестибюля висели фотографии последних сумасшедших, обитавших здесь, прежде чем их выписали и отправили по домам. Еще один забавный штрих добавлял манекен в смирительной рубашке.

Хозяин гостиницы, Клайв Восток, шагнул вперед, чтобы поприветствовать Джека и премьер-министра. На нем был твидовый костюм цвета густой патоки. Его приветствие оказалось таким бурным, а рукопожатие столь крепким и долгим, что Джек с премьер-министром решили, что этот человечек с густыми серыми усами — их близкий друг, которого они не узнали.

Миссис Дафна Восток тоже была счастлива их видеть. Ее чрезвычайно интересовали подробности их поездки, а замечание Джека, что им повезло с погодой, взбудоражило до крайности.

Клайв Восток налил гостям по стаканчику шерри из графина, стоявшего на столе портье. Джеку не терпелось попасть в помер и разуться, по когда он спросил, могут ли они зарегистрироваться, и протянул кредитную карту, мистер Восток замахал руками, словно увидел динамит:

— Господи, дорогой мой, не надо сейчас платить, вы же наш гость. Ну-ка давайте я покажу вам дом и познакомлю с милыми людьми, которые помогают нам с гостиницей.

— Мы не отделяем себя от персонала, — сказала Дафна. — Мы все одна большая счастливая семья.

По длинному коридору их провели в громадную кухню, где полдюжины угрюмых восточноевропейцев прервали работу, чтобы пожать гостям руки. Краем глаза Джек заметил, как один из работников сделал неприличный жест за спиной миссис Восток.

Мистер Восток все тараторил, не переводя дыхания:

— Когда мы с Даф впервые увидели этот дом, он был в ужасном состоянии, верно, Даф? Крыша провалилась, в комнатах изолятора проросла ежевика… Но мы оценили потенциал этого места. Мы мечтали устроить подлинно радушный отель, где гости могли бы свободно себя чувствовать, могли зайти на кухню и угоститься кусочком сыра или ломтем свежеиспеченного хлеба, где обеды и ужины подлинно семейные, где гости могут читать газеты в нашей гостиной и смотреть телик вместе с Даф. Вы не найдете бара в номере, нет-нет, никакой подобной ерунды! Хотите выпить — просто спускаетесь и спокойно себе наливаете. У нас в баре все по-честному, хотя мы вас просим не допивать бутылку до конца, если вам нетрудно, подумайте о других гостях.

Сердце у Джека екнуло. Он взглянул на премьер-министра и заметил, что у того зубы в помаде — в точности как у Дафны Восток.

— И вы не найдете меню на завтрак с внешней стороны двери, как в анонимных гостиничных сетях. У нас завтракают на кухне. Большинство гостей предпочитают континентальный завтрак, впрочем, если вы настаиваете, можно организовать и основательный английский, но тогда дайте нам знать с вечера, чтобы повариха поспешила на первый автобус. Некоторые из наших постояльцев так осваиваются, что после завтрака моют за собой посуду и выгуливают собак. А многие сами прибирают свои постели и щеткой чистят унитаз.

Джек выглянул в окно и увидел на лужайке мужчину, косившего газон. Интересно, подумал он, это оплачиваемый работник или оплачивающий постоялец?

Их проводили в номер «Офелия». По дороге они миновали номер «Король Георг III» и номера, названные в честь знаменитых безумцев прошлого.

Номер состоял из трех маленьких смежных комнат. Окно одной из них, которая больше походила на просторный высокий шкаф, все еще было зарешечено. Вокруг окна и кровати висели розово-зеленые ситцевые драпировки с узором из розочек. Вдоль стен теснилась отвратительная мебель.

На премьер-министра навалилась депрессия, он буквально ощутил, как исчезает его знаменитая улыбка. Он попытался ее удержать и побрел в ванную — проверить, удалось ли. Премьер-министр знал: если улыбка пропадет, ему конец, его захлестнут горестные детские воспоминания и взрослые тревоги. Улыбка не давала ему развалиться, создавала вокруг него защитное кольцо — в точности как обещает реклама зубной пасты.