Тело снова содрогнулось, но на этот раз оно не извергло жидкости.

На этот раз существо закашлялось.

Элизабет захлопнула за собой дверь, спрыгнула на тротуар и постояла неподвижно, пытаясь понять, где находится процессия. Она, конечно, не могла ее слышать, но ощутила по пульсации в барабанных перепонках и по тончайшей дрожи, которую улавливали босые пятки. Барабаны и туба рассылали ударные волны по воздуху, а шаги сотен ног сотрясали тротуары на целые кварталы во все стороны.

Элизабет проискала пленку дольше, чем рассчитывала, и догадывалась, что сейчас парад должен был приближаться к коммерческой пристани. Она хотела передать пленку Максу до прибытия процессии на пристань, так как именно это прибытие и само Благословение составляли наиболее зрелищную часть праздника.

Она вдохнула и задержала выдох, поворачиваясь с закрытыми глазами в том направлении, которое подсказывали сигналы от органов чувств. Так и есть: церемония миновала уже две третьих Бич-стрит и находилась всего в сотне ярдов от пристани. Однако девочка еще могла ее обогнать, срезав несколько углов.

Элизабет сунула пленку в карман и побежала.

Она знала, что Макс будет там, не потеряет терпения и не отправится сам на поиски пленки. Элизабет была уверена, что он так же верит ей, как она ему, и что она так же ему нравится, как он – ей. Ей не случалось задумываться, отчего она любит его больше, чем других знакомых мальчиков, поскольку Элизабет не обладала аналитическим складом ума, она скорее была воспринимающей личностью. Встречая каждый день, знала: он принесет с собой что-то новое и что-то старое, что-то хорошее и что-то плохое.

Элизабет просто нравился Макс, а когда он уходил (что неизбежно случалось, поскольку ничто не вечно), продолжала любить его. Если он вернется – хорошо, если нет – очень плохо. По крайней мере, у нее есть кто-то, кого можно долго любить, а это лучше, чем долго никого не любить.

Сейчас девочка хотела только отдать ему пленку и увидеть, как его лицо при этом осветит улыбка, и наблюдать, как его развлекают невинные глупости Благословения.

Элизабет перепрыгнула через изгородь, пересекла двор, снова перелезла через забор и понеслась по задворкам. Свернув за угол, она проскользнула между мусорными баками и миновала аллею. От Бич-стрит девочку отделял теперь лишь квартал, ее уши фиксировали ударную волну от барабанов.

Она находилась на узкой улочке. По обеим сторонам стояли машины, свободным был лишь выезд из открытого гаража. Приблизившись к его воротам, Элизабет почувствовала странный запах – соли и чего-то сладковато-гнилостного – и увидела струйку зеленой жидкости, тянущуюся из гаража к сточной канаве.

Девочка замедлила шаг: гараж принадлежал друзьям ее родителей, и если жидкость, сочившаяся на улицу, сигнализировала о чем-то важном – оказалась бы топливом или прорвавшимися канализационными стоками, чем-то, требовавшим срочных действий, – следовало найти эту семью на празднике и сообщить о происходящем.

Элизабет нагнулась и понюхала жидкость. Запах не походил ни на что, ей известное. Выпрямившись, она посмотрела в темную глубину гаража и увидела большую лужу, а пока она наблюдала, упало еще несколько капель. Несомненно, что-то сломалось и подтекало.

Элизабет шагнула внутрь.

Повиснув наподобие гигантской летучей мыши, существо всасывало воздух легкими и ощущало, как в ткани тела возвращается жизнь.

Вдруг оно почувствовало запах добычи, услышало ее. Усилием воли оно перекатило глаза вперед и посмотрело вниз.

Элизабет ощутила в окружающем воздухе перепад давления, как будто сделало вдох некое гигантское животное. Не умея слышать, не видя ничего в темном чреве гаража, девочка почувствовала дикий страх. Она повернулась и бросилась бежать.

Руки существа дрогнули, согнулись длинные перепончатые пальцы; выпрямив ноги и сделав сальто, оно опустилось на пол. Эта добыча была маленькая и хрупкая – легко поймать, легко убить...

Но его ноги, ударившись о пол, оказались слишком слабы: очень долго они несли чересчур малую нагрузку, – колени подогнулись, и существо повалилось набок. Подтянувшись руками, оно согнулось, полуприсев, и осторожно двинулось на свет.

Добыча исчезла.

Существо в бешенстве зарычало от разочарования, издав резкий горловой звук. Потом внезапно оно почувствовало опасность, распознав возможность того, что его могут преследовать. Оно знало, что должно скрыться. Но не знало, где искать убежище.

У существа не оставалось выбора, ему приходилось возвращаться в знакомый мир.

Оно вышло из тени на улицу.

Существо не помнило, как попало сюда, и не знало, каким путем двигаться назад. Окруженное зданиями, оно не видело моря, но чувствовало его запах и, руководствуясь обонянием, следовало за соленым ароматом.

Оно перемещалось меньше минуты, когда совсем рядом сзади услышало звук, определяемый как сигнал о нападении. Существо развернулось, чтобы встретить угрозу лицом к лицу.

Крупное животное, покрытое черной шерстью, приготовилось к атаке в затененном пространстве между двумя строениями. Шерсть у него на загривке щетинилась, губы раздвинулись, демонстрируя длинные зубы, плечи нависали над мощными мускулами передних лап. Из его глотки исходил рычащий звук.

Существо оценило противника, думая не столько о пище, сколько о бегстве. Оно понимало, что животное не позволит бежать и через несколько секунд нападет.

Тогда существо шагнуло к животному.

Животное прыгнуло, обнажив зубы и выставив вперед когти.

Существо поймало его на середине прыжка и глубоко вонзило в горло стальные зубы. Рычание немедленно сменилось скулежом, за которым наступила тишина. Существо удерживало зверя, пока тот не умер.

Когда зверь умер, существо бросило его на мостовую, опустилось рядом на колени и разорвало ногтями брюхо. Оно сунуло руки в образовавшуюся отверстую рану и вырвало внутренности.

Потом оно продолжило путь к обещаемой морем безопасности.

– Прекрати нервничать, Макс, – успокаивал сына Чейс. – Судя по звуку, оркестр повернет сюда секунд через десять, так что расслабься и наслаждайся зрелищем. Она тебя найдет.

– Да, но я не там, где обещал, – ответил мальчик. - Я не должен был...

– Послушай, Макс, – усмехнулся Чейс, – зачем ты приехал сюда? Ты в любом случае не...

Он замолчал, так как Аманда ткнула ему локтем под ребра.

– Она найдет тебя, Макс, – пообещала Аманда, обнимая мальчика за плечи, – и все поймет. Честно.

Макс двигался за процессией, сразу вслед за сенбернаром, и в просвете между домами, выходящими на море, увидел отца и Аманду, медленно перемещавшихся вдоль берега на институтской лодке «Мако». Он сбежал к скалам и помахал им. Саймон приблизился к берегу и знаком предложил Максу вспрыгнуть на борт. Они подошли на «Мако» к катеру рыболова-спортсмена, пришвартованному у коммерческой пристани, и спустились на берег посмотреть праздничную процессию.

Сначала появился епископ, за ним следовали его свита и тамбурмажоретки. Когда первые музыканты обогнули угол и вышли на дорогу к пристани, оркестр прогремел первые такты марша «Полковник Боуги».

Макс посмотрел на незаряженный фотоаппарат.

– У меня есть, – сказала Аманда, вытаскивая из кармана небольшую камеру. – Я для тебя тоже отпечатаю.

Роланд Гибсон проложил себе дорогу в толпе за спиной Чейса и остановился рядом с ним. Форма начальника полиции была тщательно отутюжена, туфли сияли.

– Две тысячи туристов, Саймон, – улыбаясь, сообщил он. – А ты хотел, чтобы я все отменил.

– Готов признать твою правоту, – откликнулся Чейс. – Только не все еще кончилось. Когда ты выпустишь Пакетта из-под стражи?

– Как только последний гость оставит свой последний доллар. Потом ты услышишь все о чудовище Ржавого.