Наконец на третий день нашли они в лесу и замок Книстаутаса. Но замок был за болотом, и сначала надо было проехать через него. Ганс Звибак еще весной хорошо запомнил тайную дорогу, ведущую через болото, и быстро отыскал ее, но теперь первый мостик был разобран. Могли быть развязаны и другие мостки, могли быть устроены разные западни, волчьи ямы.
Отряд остановился.
— Отважный рыцарь, — прошептал графу Георгу Дранку крестоносец Ганс Звибак, — а если послать вперед с этим жемайтийцем хотя бы двух пеших разведчиков?
— Рыцарь, там, где уже надо атаковать, разведчиков не посылают. А что будет, если они наткнутся на стражу или их заметят со стен замка? Здесь всех нас скинут в болото или в лесу переловят, как куропаток. Кроме того, я не верю этому псу: не для того ли он три дня мучал нас и водил по холмам, чтобы в замке за это время могли подготовиться.
— Тогда поехали все вместе.
— А если они уже ждут нас где-нибудь в засаде? Кто может поручиться, рыцарь, что за это время, пока мы блуждали по лесам, им никто не сообщил про нас?.. Братья, нам нельзя терять времени, во что бы то ни стало надо пройти болото незамеченными. Проводник говорит, что знает такую тропу, но она топкая.
— Что топкая, это ничего, лишь бы можно было незамеченными пробраться к замку, — подбадривал себя Ганс Звибак.
Рыцарь Дранк подумал и, повелев всем держаться тихо, приказал проводнику ехать первым и вести отряд через болото. На лошадей, чтобы они не фыркали и не ржали, надели намордники.
Сначала и тропинка еще была заметна, и болото было не такое уж топкое, хотя лошадей пришлось вести за уздечки. Но чем дальше, тем больше тропинка стала извиваться, петлять и, доведя до трясины, затерялась. Кулгайлис объехал трясину и снова отыскал тропинку, но болото оказалось таким топким, что лошади даже без всадников уходили в жижу по живот, падали, натыкаясь на пни и коряги, и брызгали грязью. Крестоносцы ругались, ногами нащупывали пни, корни багульника и прыгали с кочки на кочку. Изредка то один, то другой брат, промахнувшись, бултыхался мимо кочки в месиво и по пояс погружался в жижу. Сначала все еще оберегали свои башмаки, белые плащи, подвязали стремена и, чтобы не забрызгаться, накрыли седла, но вскоре махнули на все рукой и думали лишь о том, как вывести своих лошадей и самим выбраться живыми из болота.
— Куда ты нас завел, гадина, я тебе голову сниму! — набросился на Кулгайлиса Ганс Звибак и схватился за меч, но в это время его лошадь ухнула в трясину и потащила за собой его самого.
— Ты, язычник, нарочно это сделал! — накинулся на проводника рыцарь Дранк.
— Отважный рыцарь, ведь я говорил вам, что здесь будет топко, и объяснял, что самая твердая дорога ведет через мостки, но вы сами выбрали эту тропинку.
— Да нет же здесь никакой тропинки! — сердился Дранк.
— Но была, отважный рыцарь, ты сам видел, что была, — спокойно объяснял Кулгайлис, ибо знал, что здесь ему ничто не грозит.
— А далеко ли еще до поля?
— Еще столько же, отважный рыцарь.
Дранк выругался и не понял, то ли жемайтиец говорит серьезно, то ли просто насмехается над ним, называя еще и отважным рыцарем, в то время, как теперь он был больше похож на мокрую курицу, чем на отважного рыцаря.
— Чего стоишь, иди и показывай дорогу, — прошипел Ганс Звибак, стараясь удержаться на то и дело погружающейся кочке и подергивая за уздечку своего коня.
— Вперед нельзя, здесь окнище, — ответил Кулгайлис.
— Тогда веди кругом.
— Я же веду, — и Кулгайлис, ухватившись за хвост своей лошадки, пошел, перебираясь через пни и коряги. Он нарочно выискивал самые топкие места, но к осени болото настолько высохло и заросло багульником и осокой, что лошади уходили в грязь только по брюхо. Наконец Кулгайлис завел отряд в настоящую трясину. Крестоносцы беспокоились не только за своих лошадей, но и за собственную жизнь. Тем более, что приближался вечер, а ночью в таком болоте их могли передушить лесные духи. Едва только Ганс Звибак подумал о злых духах, как тут же, позади него, раздался ужасный вопль:
— Братья во Христе, спасайте!.. О heilige Maria, погибаю!
Братья так перепугались, что сначала каждый подумал о внезапном нападении жемайтийцев, и все схватились за оружие; и тем более перепугались они, что было приказано держаться тихо, а «погибающий» закричал еще отчаяннее:
— Спасайте, братья, святым крестом выручайте — злой дух вцепился!
У братьев даже волосы на голове встали дыбом. Бежать от злого духа было некуда. Прятаться — тоже. Единственное оружие — крест и четки, но ведь им самим тоже надо было как-то спасаться. Поднялась ужасная суматоха. Каждый изо всех сил старался подскочить вверх, чтобы сразу вытащить из тины обе ноги и не позволить вцепиться злому духу. Когда Кулгайлис повернулся назад, он увидел такую картину, как будто весной на лягушачье болото внезапно опустился аист: все пускали пузыри, бормотали, копошились, размахивали ногами и руками и старались на карачках уползти подальше в сторону. Рыцарь Дранк только теперь вспомнил, что у него в рукояти меча есть священные реликвии, а в щите — священная земля с гроба господня. Прыгая с кочки на кочку, он бросился туда, откуда страшно звали на помощь. Подбежав, он увидел жуткую картину: оруженосец Оскар Фукс отчаянно держался обеими руками за хвост своей лошади, а сзади, ухватившись за его портки, тянуло Фукса назад в трясину какое-то странное, грязное болотное существо.
— Сгинь, нечистая сила! — крикнул рыцарь Дранк и, выставив перед собой щит и крестообразную рукоять меча, начал говорить «Отче наш». Но нечистая сила не желала сгинуть и, вцепившись в портки, крепко держала свою жертву.
— Рыцарь, брат, не допусти погибели христианской души без покаяния! — уже слабея, закричал оруженосец Оскар Фукс.
Тогда рыцарь Дранк со словами «да будет воля твоя» бросился на нечистую силу с мечом и перерубил ту руку, которая держала Оскара Фукса. Одна половина руки осталась висеть, вцепившись в портки оруженосца, а другая погрузилась назад в тину. И только теперь увидели рыцарь Дранк и другие братья, что это был не злой дух и не рука, а сук валежника толщиной с руку. Выругавшись и презрительно посмотрев на братка Оскара, рыцарь Дранк опрометью бросился к своей лошади.
Если бы жизни Кулгайлиса не угрожала месть крестоносцев, то он, глядя, как купаются и катаются в грязи перепуганные рыцари, закованные в железные доспехи, только смеялся бы и радовался, но теперь и он испытывал тревогу. Под конец перехода через болото лошади нескольких всадников настолько устали, что уже не могли даже ноги переставлять — их пришлось вытаскивать из трясины за хвосты; другие порезали об острые сучья валежника ноги, поранили живот — таких пришлось бросить.
Оскар Фукс больше напоминал покойника, чем живого человека, и ему тоже требовалась помощь.
Когда крестоносцы выбрались на сухое место, они даже взглянуть друг на друга стыдились: белые плащи, насквозь мокрые, были забрызганы болотной ржой, лица у всех были грязные, и всем немедленно надо было мыться, чиститься, сушиться. Коней, сняв с них седла и сбрую, они искупали в речушке, сами тоже немного почистились. Сушиться было некогда. Братья и кнехты стучали зубами, прыгали на месте и волновались. Но разводить огонь и раздеваться было запрещено. Единственная их надежда была на то, что они быстренько возьмут замок и там возле очага высушатся и отдохнут. Но до исполнения этой мечты было далеко. Если до сих пор им приходилось брести по грязи и купаться в тине, то, может быть, сейчас, рассуждал каждый, придется нападать и защищаться, подниматься на стены и купаться в крови.
Чтобы не понадобилось проливать свою кровь, Ганс Звибак задумал проникнуть в замок хитростью. Он взял с собой десять самых отважных братьев и поехал к замку. Рыцаря Дранка со всем отрядом он оставил возле болота и приказал ждать сигнал — свист; когда раздастся свист, всем немедленно бросаться к воротам и пробиваться в замок.
XIX
Уже опустились сумерки. Ганс Звибак и братья еще издали зажгли факелы и, громко переговариваясь, медленно приближались к замку. На стене угловой башни флаг был опущен, а это означало, что хозяев дома нет. В замке было так же тихо, как и в первый раз, весной, когда Звибак сопровождал сюда князя Витаутаса; но тогда на башне развевался флаг. Приблизившись к завалу, всадники остановились. Вперед выехал Ганс Звибак и крикнул по-литовски: