Мама и папа с закутанным в полотенце ребенком на руках.

Вид у них глупый. Перепуганный.

– Мне очень захотелось какать, – лжет она, не понимая, откуда берутся слова, но звучат они хорошо.

Они подхватывают ее смех, обнимают ее.

Мама несет ее обратно к их дому, и Виктория не видит в этом ничего странного.

Ее руки как раз такие надежные, какими обычно бывают руки, когда снова все хорошо.

Тогда бояться нечего.

Ноги Виктории ударяют маму по бедрам при каждом ее шаге, но ее это, похоже, совсем не волнует. Она решительно идет дальше.

Как будто Виктории самое место у них дома.

– Вы приедете опять следующим летом? – спрашивает она, чувствуя, как щека мамы касается ее щеки.

– Да, конечно, – шепчет мама. – Мы будем каждое лето возвращаться к тебе.

Тем летом Мартину оставалось жить шесть лет.

Против Карла Лундстрёма выдвигалось обвинение в изготовлении и распространении детской порнографии, а также в понуждении дочери Линнеи к действиям сексуального характера. Сворачивая к больнице, София Цеттерлунд обдумывала, что ей известно о его прошлом.

Карлу Лундстрёму сорок четыре года, и он занимает высокую должность в компании “Сканска”, отвечает за несколько крупных строительных проектов на территории Швеции. Его жене Аннет сорок один год, а их дочери Линнее четырнадцать. За последние десять лет семья переезжала раз шесть, от Умео на севере до Мальмё на юге, и в настоящее время проживала в большой вилле, постройки рубежа веков, возле залива Эдсвикен в пригородном районе Дандерюд. Полиция сейчас усиленно занималась выявлением вероятного круга педофилов, в который Лундстрём, возможно, входил.

Постоянные переезды, думала София, въезжая на парковку. Типично для педофилов. Переезжают, чтобы избежать разоблачения и отделаться от подозрений в нарушении норм семейной жизни.

Жена Аннет Лундстрём и дочь Линнея обе не хотели признавать случившегося. Мать пребывала в отчаянии и все отрицала, а дочь впала в апатическое состояние и хранила полное молчание.

София припарковала машину перед главным входом и зашла в больницу. По пути наверх она решила еще раз просмотреть материалы.

Из протоколов полицейских допросов и документов начальной стадии судебно-психиатрической экспертизы следовало, что Карл Лундстрём чрезвычайно противоречив.

Записи допросов велись дословно, и он, в частности, рассказал, как взаимодействовал с другими мужчинами, входящими в вероятный круг педофилов.

По словам Лундстрёма, такие мужчины находили друг друга повсюду, подмечая друг у друга знакомое по собственному опыту особое отношение к детям. Он говорил о физической тяге к детям, которую редко улавливают другие, а педофилы чисто инстинктивно фиксируют друг у друга. Иногда, если все сходится, им не требуется слов, они способны подтвердить наклонности друг друга одними взглядами и жестами.

На первый взгляд он хорошо вписывался в определенный тип мужчин с педофилическими или эфеболическими личностными отклонениями, с которым Софии неоднократно доводилось сталкиваться.

Их главным оружием являлась способность подчинять, манипулировать, устанавливать доверительные отношения и вселять в свои жертвы чувство долга и покорности. В конечном итоге речь шла попросту о некой взаимозависимости между жертвой и преступником.

Их объединял не только интерес к детям, но и общий взгляд на женщин. Жены им полностью повиновались, они понимали, что происходит, но никогда не вмешивались.

София засунула документы в сумку.

– Ну тогда лучше покончим с этим побыстрее. Вы должны оценить мою психическую вменяемость. Что вас интересует?

София смотрела на сидящего перед ней мужчину.

Волосы светлые, тонкие, уже чуть тронутые сединой. Глаза усталые, немного опухшие, а взгляд, как ей показалось, излучает какую-то печальную серьезность.

– Я хотела бы поговорить о ваших отношениях с дочерью, – сказала она. Лучше сразу перейти прямо к делу.

Он провел рукой по щетине.

– Я люблю Линнею, но она меня не любит. Я посягал на нее и признался в этом, чтобы облегчить ситуацию всем нам, то есть в семье. Я люблю свою семью.

Его голос звучал устало и безразлично, а апатичный тон придавал его словам фальшивую ноту.

Его арестовали после долгой слежки, и обнаруженный у него в компьютере порнографический материал содержал несколько фотографий и видеосъемок его дочери. Что же ему оставалось, кроме как признаться?

– Каким образом, вы полагаете, это облегчит их ситуацию?

– Их необходимо защитить. От меня и от других.

Это заявление показалось ей настолько странным, что явно подводило к уточняющему вопросу.

– Защитить от других? Кого вы имеете в виду?

– Тех, от кого защитить их могу только я.

Он повел рукой, и она почувствовала, что от него пахнет потом. Вероятно, не мылся несколько дней.

– Поскольку я рассказал полиции, как обстоит дело, Аннет и Линнея могут рассчитывать на конфиденциальность. Они просто слишком много знают. Существуют люди, которые могут представлять для них опасность. Человеческая жизнь для них ничто. Поверьте, я знаю. Этих людей рука Господня не касалась, они не его дети.

София поняла, что Карл Лундстрём имеет в виду торговцев детским сексом. На допросах в полиции он подробно объяснял, что Организация – русская мафия – неоднократно угрожала ему и что он опасается за жизнь своей семьи. София поговорила с Ларсом Миккельсеном, и тот утверждал, что Карл Лундстрём лжет. Русская мафия не работает таким образом, как он описывает, да и в его сведениях полно противоречий. Кроме того, он смог представить полиции лишь одно вещественное доказательство, подтверждающее угрозы в его адрес.

Миккельсен считал, что Карл Лундстрём добивается засекречивания личных данных членов своей семьи лишь для того, чтобы избавить их от стыда.

София подозревала, что дело, возможно, в том, что Карл Лундстрём пытается создать себе смягчающие обстоятельства. Предстать в некой героической роли, контрастирующей с тем, что произошло в действительности.

– Вы раскаиваетесь в содеянном? – Этот вопрос ей все равно рано или поздно задать пришлось бы.

Он, казалось, ее не слышал.

– Раскаиваюсь? – произнес он, немного помолчав. – Это сложно… Простите, как вас зовут? София?

– София Цеттерлунд.

– Да, конечно. София означает “мудрость”. Хорошее имя для психолога… Простите. Дело обстоит так… – Он набрал воздуха. – Мы… то есть я и остальные, мы свободно менялись друг с другом женами и детьми. Думаю, под конец это происходило с молчаливого согласия Аннет. И остальных жен… Таким же образом, как мы – мужчины, инстинктивно находим друг друга, мы подбирали себе и женщин. Мы встречались в доме теней, если вы понимаете, что я имею в виду?

“Дом теней?” – подумала София. Это выражение было ей знакомо по материалам предварительного обследования.

– У Аннет как бы отключен мозг, – продолжил он, не дожидаясь ответа. – Она не глупа, но предпочитает не видеть того, что ей не нравится. Это ее самозащита.

София знала, что этот феномен достаточно обычен. Пассивность ближайшего окружения часто предопределяет возможность продолжения насильственных действий.

Однако Карл Лундстрём ушел в сторону. Она ведь спросила, раскаивается ли он.

– Вам никогда не казалось, что вы поступаете, мягко говоря, неправильно? – попыталась она поставить вопрос иначе.

Немного помолчав, он снова вздохнул и наклонился над столом. – Если хотите, чтобы я понял, что вы имеете в виду, вам придется определить слово “неправильно”. Неправильно в каком плане? В культурном, в социальном или еще в каком-то?

Он явно очнулся. Во взгляде появилась решимость, осанка стала увереннее.

– Карл, попытайтесь объяснить, что такое “неправильно” своими словами, не чьими-то чужими.

– Я вовсе не утверждал, что поступал неправильно. Я лишь поддавался инстинкту, который на самом деле присутствует у всех мужчин, но подавляется.