Двери распахнулись. Опять низко, почти вдвое, согнувшись, Стёпа вошел внутрь, стараясь не толкать копошащихся под ногами людей. Протиснувшись в вагон, он подошел к окну, достал из сумки кусок линолеума, положил его на пол и сел сверху, поджав ноги. Стоящие вокруг пассажиры, неодобрительно косясь, отодвинулись от него и вернулись к своим делам. Стёпа, стараясь не обращать на них внимания, вытащил книгу и уткнулся в неё. Да, кто-то считает, что сидеть на полу неприлично, но ехать всю дорогу согнувшись пополам – нет уж, извольте. А занимать сидячие места Стёпа не осмеливался уже давно – после того как одна крикливая бабка устроила такой скандал, что ему пришлось выйти из состава, не дождавшись своей остановки. Он хорошо запомнил, как стоял на совершенно незнакомой станции и глотал душившие его слёзы, беспомощно озираясь по сторонам и не понимая, что же делать дальше.

После того случая он какое-то время вообще не ездил на электричках, но потом нехватка времени и новая работа вынудили его вернуться к этому виду транспорта.

Ехать на поезде было относительно недолго. Перегоны тут длинные, и Стёпа, низко наклонив голову, внимательно читал книгу, взятую недавно в библиотеке университета. Боковым зрением он видел только обувь ходивших вокруг людей – маленькие, аккуратные разноцветные ботиночки, туфельки и кеды семенили туда-сюда вокруг его грязных потрёпанных кроссовок, выглядящих тут как ржавые списанные танкеры возле причала для нарядных прогулочных катеров.

– Следующая станция – «Спорткомплекс», – вдруг услышал он трескучий голос машиниста из динамиков, расположенных прямо у него над головой.

Надо собираться, ему скоро выходить. Сунув книгу в рюкзак, Стёпа поднялся на ноги и встал, снова согнув спину и втянув шею.

– Простите, вы выходите на следующей? – стараясь говорить тихо и как можно вежливей, спросил он у стоящей перед ним женщины в платке. Та повернулась, увидела нависшего над ней Стёпу, на секунду замешкалась, но потом ответила, глядя ему прямо в глаза:

– Да, выхожу. Вы не переживайте, выпустим вас, – добавила она и отвернулась.

– Спасибо, – сказал Стёпа, чувствуя, как разрастается где-то внутри чувство благодарности за этот простой и, в общем-то, обычный ответ. Что поделать, теперь приходится ценить такие вещи.

Поезд, дёрнувшись, остановился, и Стёпа, бормоча извинения, начал проталкиваться к выходу. Через несколько секунд жмущаяся возле дверей толпа выплюнула его, и он снова вздохнул с облегчением, оказавшись на улице.

От станции «Спорткомплекс» до работы было совсем рукой подать, и уже через десять минут Стёпа вошёл под свод ледовой арены.

Ему нравилась его работа. Кому-то покажется, что работать техником на катке – удел не самых продвинутых людей, но ему было плевать на подобные мнения. Здесь было просторно; высокий потолок, увешанный фермами со звуком и светом, не нависал над ним, как крышка гроба, а воздух был всегда чистым, свежим и прохладным. Плюс – тут царила какая-то своя, совершенно непередаваемая атмосфера. Дух соперничества, борьбы и азарта, казалось, не покидал это место, даже когда часть освещения была выключена, а лёд погружался в полумрак. Пережитые эмоции будто до сих пор витали вокруг крохотных стульчиков на трибуне, наполняя пространство вокруг каким-то особенным, застывшим электричеством.

Утром Стёпе почему-то нравилось бывать на арене больше всего. Он медленно прогуливался возле трибун, убирая мусор, выгребая от бортов ледяную крошку и наводя порядок на скамейках игроков.

На сегодня дел было немного. Убрать из раздевалок лишнюю форму, разнести воду, подготовить лёд. С первым он покончил быстро, а вот с катком не хотелось торопиться. Что-то завораживало его в этом процессе. Машина, заливающая лёд, медленно скользила по исчёрканной коньками поверхности, оставляя за собой гладкую блестящую полосу – будто гигантская механическая улитка, совершающая свою неспешную задумчивую прогулку. За рулем, конечно, было тесновато, но на машине не было крыши, поэтому Стёпа мог спокойно высидеть на ней нужные полчаса, расставив в стороны коленки и наклонившись к рулевому колесу. Как ребёнок, выросший из игрушечной машинки, подаренной на день рождения несколько лет назад, – грустно подумал он, случайно увидев своё отражение в плексигласовом ограждении коробки.

Проезжая очередной круг мимо сектора С, он увидел место, где сидела та девушка. Он снова вспомнил её взгляд – пронзительный, цепкий… будто прожигающий насквозь. И в нём не было того, что Стёпа так привык видеть в глазах смотревших на него людей, – не было отвращения, брезгливости… и не было страха. Он всегда старался прятать глаза от женщин – ведь большинство из них видело в гигах угрозу, озлобленных без женской ласки и внимания троллей, способных на что угодно. Как морально, так, тем более, и физически.

А у неё не было этого и в помине. Было что-то другое, но что… Возможно, Стёпе просто не доводилось сталкиваться с такими взглядами раньше. Он кружил по катку, стараясь думать о чём-нибудь другом, но хрупкая красавица всё равно не выходила у него из головы. Стёпа пытался прогнать от себя эти мысли – таким, как он, нечего даже и думать соваться к обычным женщинам, можно кучу проблем выхватить, зачем они ему. Но получалось плохо – он раз за разом мысленно возвращался к красному платью, будто светящемуся на трибуне.

Закончив подготовку катка, он загнал машину в подсобку и вышел обратно к коробке. Потянувшись и размяв затёкшие ноги, он встал, сунув руки в карманы, и задумчиво смотрел на блестящий, местами уже схватившийся лёд. Пора идти к себе в подсобку – тесную каморку в задней части арены, где ему приходилось отсиживаться, когда лёд был занят. Сегодня не будет игры – только частные детские секции по хоккею и фигурному катанию, а пугать своим появлением маленьких детей Стёпе было строго запрещено. Теперь он сможет выходить наружу только во время технических перерывов. Забившись в каморку, он достал книгу, помогавшую ему коротать время в такие часы, и углубился в чтение.

День пролетел довольно быстро. Стёпа доделал последние дела, выкинул мусор, оставшийся от последних посетителей катка, и встал возле трибун, оглядывая вновь залитый лёд. Наконец погасил свет и медленно пошёл в сторону выхода.

На проходной он попрощался с охраной, затем, низко наклонив голову, вышел из чёрного хода ледовой арены и тут же обомлел от неожиданности.

Перед ним, метрах в десяти, стояла она.

Сначала Стёпа решил, что ему померещилось или у него совсем уже съехала крыша. Но тут девушка сделала несколько шагов к нему навстречу и помахала рукой. Это был не мираж. Стёпа же, от неожиданности и смущения не в силах сдвинуться с места, молча стоял, ссутулившись, и исподлобья смотрел на неё, низко наклонив голову.

Видимо, устав ждать, когда он пошевелится, девушка подошла ещё ближе и просто сказала:

– Привет.

У неё оказался звонкий и приятный голос. Стёпа почему-то заранее решил, что её голос таким и будет, – словно он слышал его прежде. Но это было абсолютно невозможно. Взяв себя в руки, он, краснея, выдавил в ответ:

– Здравствуйте.

Девушка звонко засмеялась:

– Такой большой, а смущаешься, как ребёнок.

Услышав слово «большой», Стёпа вздрогнул и бросил на неё подозрительный взгляд – но нет, она не хотела его обидеть или унизить. Это прозвучало легко и непринуждённо, без какого-то подтекста и дополнительного смысла. Не дав ему опомниться, она продолжила:

– Меня зовут Надя. А тебя? – Она с любопытством смотрела на него, ожидая ответа.

– Стёпа, – буркнул он и снова покраснел.

– Стё-ё-па, – протянула она и засмеялась. – Это как дядя Стёпа – великан из стишка? Ой, прости! – Она прижала ладонь ко рту, но глаза продолжали лукаво блестеть.

Стёпа слышал разные вариации этой шутки и раньше, но только сейчас она показалась ему совсем не обидной. Он смущённо улыбнулся:

– Вроде того.

– Тебе куда идти?

Он неопределённо махнул рукой в сторону: