– Сыграй мне на свадьбе, перестану, – улыбнулся Александр, понимая, что то, что происходит – неправильное и неестественное.

Девушка кивнула, не глядя на него, и поднялась еще на один пролет – почти к самой своей двери.

– Эй! – окликнул ее молодой человек.

– Что?

– Боишься меня? Разочарована? Вызываю отвращение?

Брови девушки вопросительно поднялись вверх.

– Как же ты достал… Нет, для меня ты хороший, – сказала она, нашаривая на дне сумки ключи и поспешно открывая дверь. Она скрылась за дверью, а Саша медленно стал спускаться вниз.

«Для меня ты хороший», – прозвучал голос сестренки у него в голове вновь, и он улыбнулся одними глазами.

Сейчас ему предстояло ехать в аэропорт. Судя по сделанным недавно телефонным звонкам, Макс усиленно искал кретина, вздумавшего стрелять в него и в его людей, но пока что это было безуспешно. А главный враг Макса, некогда бывший его другом и соратником, – Радик отрицал свою причастность к этому занятному случаю.

Человек в капюшоне, сидевший за рулем той самой черной машины с тонированными окнами и стрелявший в людей, стоявших на крыльце ресторана «Милсдарь», уже пешком неспешно брел по школьному стадиону, освещенному десятком мощных фонарей. Людей вокруг по случаю позднего часа почти не было – только вдалеке два собаковода выгуливали овчарку и далматинца. Человек шел, засунув руки в карманы, и что-то насвистывал. Настроение у него не то чтобы было хорошее – все-таки он не попал, в кого целился, но и плохим его нельзя было назвать, – забавно все вышло. В самый неподходящий момент из-за дверей ресторана появились левые люди, среди которых оказался местный авторитет по имени Макс, который, конечно же, решил, что покушение было совершено на него. И теперь его быки всюду искали нахала, стрелявшего в нового главу Пристанских. Им и в голову не приходило, что основной целью был Дионов: он и только он. Человек с пистолетом в руках уже несколько дней следил за ним – с тех самых пор, как вернулся сюда. Он знал, что обычно из «Милсдаря», где Александр часто бывает, эта скотина выходит в одиночестве. А сегодня вместе с ним вышел и его дружок, и Макс со своими рылами. По-хорошему надо было проехать мимо, но это проклятое нетерпение… во всем виновато оно. Не сдержался, разрядил на свой страх и риск обойму ТТ-33.

Иногда у него словно темнело в глазах, и «хочу» полностью поглощало «нужно». Желание превращалось в жажду.

Поскорее бы уже осуществить свою мечту – отправить сукиного сына на тот свет.

Человек – а это был молодой, очень худой, но не изможденный, а жилистый молодой мужчина – поднял голову к небу, на котором из-за туч не было видно ни единой звезды и даже луны. Все-таки он скучал по родному городу. И немного по ней. Интересно, где она сейчас находится? Уехала?

Когда-нибудь он ее найдет…

Он погладил ствол ТТ, который сжимал одной рукой, засунутой в большой карман широкой кожаной куртки, а после, подойдя к одному из турников, с легкостью стал подтягиваться, одновременно кое о чем размышляя.

Пока Макс неистовствует, ищет его, следует затаиться.

«И я даже знаю где», – весело подумал молодой мужчина, чувствуя, как напрягаются его мышцы.

Дионов, сезон охоты на тебя открыт. Amen.

Этой ночью Марта почти не спала – она сидела на кровати, прислонившись к стене, и думала. Мыслей, тревожных и колючих, как рой ос, в ее голове было множество, и хотя девушка сидела почти без движения со спокойным, если не сказать каменным лицом, в голове ее происходила самая настоящая война этих самых черно-желтых мыслей-ос. Они, жужжа на разный лад, беспорядочно носились по сознанию Карловой с бешеной скоростью, сталкиваясь друг с другом, словно молекулы воздуха. Одни, более желтые, при этом утверждали, что нужно немедленно рассказать Нике о Саше правду, другие – черные – требовали умолчать эту информацию. После они менялись цветами и вновь, жужжа, требовали то одно, то другое, приводя самые разные, но всегда весомые аргументы.

«Ника должна все знать. Они не смогут быть вместе, если твоя сестра будет находиться в неведении. Отношения нельзя построить на лжи! Ты же знаешь, что ложь – это ржавчина! Она все вокруг разъедает!» – с горечью кричали одни.

«Пусть она узнает, кто он на самом деле, пусть. Есть шанс, и очень большой, что она не захочет быть вместе с ним и бросит его. Зачем ей уголовник?» – ласково, но возбужденно, даже как-то алчно нашептывали другие.

«Если твоя сестра поймет, что Саша не бросил ее из-за другой девушки, она будет рада. Она начнет доверять ему больше и перестанет сомневаться!» – трясли Марту за воротник третьи.

«Ты не имеешь права нарушать данное тобою слово! Он ведь просил не рассказывать никому – а особенно Нике о своем прошлом! Ты станешь предательницей», – грозили четвертые сердито.

Изнуренная таким количеством информации девушка не понимала, что будет хорошо, а что плохо. Что делать она может и должна, а на что наложено строгое табу. Она вообще после перестрелки пребывала в состоянии, похожем на панику и не могла мыслить разумно.

Марта от этих мыслей по-тихому, как ей казалось, сходила с ума. До самого утра она так и не поняла, что должна сделать и как ей лучше всего поступить. Тревожным сном она забылась лишь часов в шесть, а проснулась, ни много ни мало, в третьем часу дня, ввергнув в замешательство маму и бабушку, которые думали, что девушка, обычно рано встающая по утрам даже на выходных, заболела.

– Я просто устала и хочу выспаться, – сказала родственницам Марта, выползая из своей комнаты в длинной, с открытыми плечами, легкой ночной рубашке нежно-лавандового цвета. Она устало опустилась на кухонную табуретку и мелкими глотками принялась пить горячий, только что сваренный кофе, густой запах которого вальяжно обволакивал всю комнату. Готовить кофе Эльвира Львовна любила и умела.

– Ты точно не заболела? Хорошо себя чувствуешь? – внимательно посмотрела на единственную дочь Карлова-старшая. Та показалась ей слегка бледноватой, с небольшими темными кругами под глазами. Женщина остро чувствовала, что с Мартой что-то не так: то ли она подавлена, то ли расстроена. А, может быть, и правда, ребенок сильно устал от нагрузок в консерватории, от всех этих репетиций и конкурсов, бесконечных занятий и разучиваний очередных музыкальных шедевров?

– Со мной все хорошо. Я просто устала что-то, – как можно бодрее ответила Марта. Что ей делать, девушка до сих пор не понимала. С одной стороны, она пообещала молчать, с другой – как она может скрывать от Марты такую информацию?! Это ведь нечестно!

Попив кофе, кое-как расчесавшись и одевшись, девушка вышла на улицу, которая, казалось, все еще находится во власти марта, а не в руках смешливого мая: ужасно похолодало, было ветрено, да еще мокрый снег пошел! Как будто бы кто-то наверху держал огромную бумажную хрустящую упаковку, в которую заворачивают горячие пончики, но вместо них у этого кого-то был снег. Упаковка была немного порвана снизу, и поэтому изредка снег падал вниз большими порциями. Но тот, кто держал ее, пытался закрыть дыру ладонью – и тогда снег резко прекращался. А потом вновь падал и огромными тонкими хлопьями стелился по холодному сухому асфальту и превращался в лужи.

Когда Марта оказалась на улице, весенний снегопад был в самом разгаре – видимо, кто-то, кто держал пакет, наполненный миллиардами снежинок, в очередной раз не смог как следует прикрыть дырку на его дне. Однако снег совершенно не смущал задумавшуюся девушку с болезненными глазами и руками, запиханными в карманы наспех застегнутого пальто, все никак не понимающую, что ей сделать и как поступить. Марта шагала без цели по большому прямоугольному парку с памятником известному русскому писателю девятнадцатого века, расположенному прямо в его центре, и несколько раз обошла парк по периметру, прежде чем вернуться домой. Все это время она думала, пытаясь делать это как можно менее безэмоционально, но более объективно. Девушка ставила себя то на место Ники, то на место Александра, старалась понять, как в той или иной ситуации поведут себя эти двое, и в конце своей вечерней прогулки Марта наконец поняла, что должна сделать. И воплотить свою мысль в действие Марта решила прямо сегодня.