После того как юная скрипачка, ее очень радостная и выспавшаяся преподавательница и улыбчивый концертмейстер сошли поздним вечером с трапа, получили багаж и прошли все необходимые процедуры, в зале ожидания их встретили и увезли в одну из гостиниц, где поселили в соседних номерах – щедрые спонсоры конкурса имени Л. Аэура оплачивали не только проживание самих участников конкурса, но и сопровождающих их лиц. Уже там, в гостинице, когда Марта встретила неожиданно знакомых девушек-скрипачек из северной столицы, с которыми она однажды где-то пересекалась, ее накрыло волной той самой особенной атмосферы, что царила на подобных мероприятиях. Оживление, граничащее с суматохой, волнение, переживания, очарование звуками и людьми, страх провала и предвкушение от победы – все это щедро смешалось между собой, как ингредиенты сложного, но невероятно вкусного коктейля, который по рецепту, то есть правильно, мог приготовить только опытный бармен. Естественно, в роли алкогольной основы в таком коктейле выступала музыка – она пьянила и вызывала самую настоящую зависимость, но зависимость самую безвредную из всех существующих. Она же сплачивала и заставляла людей в едином ритме дышать пропитанным звуками воздухом.
Волнение, тревожное ожидание, страх перед выступлением кружили голову.
– Ты должна победить, – сама себе сказала девушка, стоя перед зеркалом в своем одноместном номере. Отражение, кажется, кивнуло.
На следующее утро взволнованная Марта, входящая во вторую, более взрослую возрастную категорию, проходила обязательную регистрацию, а после участвовала в торжественной жеребьевке, где каждый участник конкурса вытягивал себе номер, под которым он будет выступать в первом туре. Карловой достался седьмой номер, и концертмейстер, желая поддержать бледную девочку, сказал, что это отличный знак. Все это длилось до самого обеда, и после конкурсантов, которые, несмотря на то что выступления должны были начаться только завтра, уже несколько морально подустали, вновь повезли в гостиницу. Там они пробыли пару часов, немного отдохнули, а затем, так же дружно, на автобусах, отправились в государственный музыкальный театр – на торжественное открытие, где должен был выступать академический симфонический оркестр. Отыграл он так прекрасно, так слаженно и самозабвенно, что Марта даже забылась на пару часов, погрузившись в мир Брамса, Канка и Дебюсси. И новая волна страха и напряжения накрыла ее уже на следующее утро, когда должен был состояться первый отборочный тур, вернее, первый его этап, поскольку первый тур во второй возрастной категории проходил целых два дня – так много было конкурсантов. Марта выступала в первый день.
За час до выхода на сцену на нее вдруг снизошло откровение – если она победит на этом конкурсе, то сможет побеждать всегда. И жизнь обязательно изменится, и все будет замечательно. Но если она останется ни с чем… О последствиях думать было страшно. Максималистам тяжело жить.
За пятнадцать минут до выхода все вдруг стало видеться в ином свете. Стало вдруг легко и светло на сердце, и Марте казалось, что она парит. И ее музыка будет парить. И весь мир вместе с ними. Мечтателям жить не проще.
А за тридцать секунд… Все стало на свои места.
Когда девушка вышла на сцену, представ пред грозными судьями и зрителями, коих было немало, она вдруг стала сама собой, и ей казалось, что она играет не на сцене, а дома, не для людей, внимательно следящих за каждым ее движением, а для себя.
И миллионы звуков обрушились на нее, и сверкали, и носились всюду, оседая в памяти слушателей.
Как она отыграла, Марта и не помнила.
Она переволновалась, но выступила на отлично и прошла во второй тур. Тот был еще более напряженным, и Марте казалось, что она наделала много ошибок, сыграла не так, показала не то, но… И второй тур прошел хорошо. Она не подвела ни себя, ни своего педагога, ни родных, которые очень за нее болели и постоянно звонили, и оказалась одной из шести финалистов, которые должны были десятого марта, в пятницу, бороться за три призовых места, а также за приз зрительских симпатий.
Непередаваемая ответственность. И вместе с тем – легкая эйфория.
– Я не думала, что пройду в финал, – говорила Нике по мобильнику Марта в четверг вечером, после изнурительной репетиции с оркестром, медленно шагая вдоль дороги в самом центре незнакомого, но красивого и приветливого города. Впереди, в уютном небольшом скверике со множеством скамеечек, в ореоле томного неонового света какой-то жизнерадостной вывески, виднелась изящная статуя молодого человека в греческой тоге, в руках которого была зажата золотая кифара. Марта заинтересовалась и решила подойти поближе, не отрывая от уха сотового телефона, по которому разговаривала с кузиной.
– Зря ты так не думала, – отозвалась Ника. – Ты молодец. Вот увидишь, сестричка, у тебя будет прекрасное будущее, и завтра ты попадешь в тройку финалистов. Усекла?
– Усекла, ага…
– Что исполнять-то будешь?
– Шостаковича. «Концерт для скрипки с оркестром № 2», – коротко ответила Марта и вздохнула, завороженно глядя на статую красивого юноши, по всей видимости, грека, – кифара ведь греческий инструмент, струнный щипковый, являющийся одной из разновидностей лиры, насколько помнила скрипачка.
– Ты знаешь, – осторожно произнесла Ника, – я же в музыке не сильна, поэтому, мне кажется, я не слышала этого самого концерта, но сейчас обязательно в Инете найду и прослушаю!
– Сначала мы хотели Прокофьева – мы ведь учимся в консерватории его имени, но потом Наталья Рудольфовна посоветовала обратить внимание на Шостаковича. Ну как посоветовала? Почти заставила! Сказала, у меня лучше он получается, лучше чувствую, – предельно просто, не вдаваясь в музыкальные термины, объяснила Нике Марта, присаживаясь на одну из лавочек прямо напротив статуи стройного и гордого молодого грека.
– М-м-м… А записи с финала будут?
– Вроде бы обещали предоставить после конкурса, – ответила Марта, наслаждаясь свежим вечерним воздухом. Девятое марта было на удивление теплым днем. – И завтра нас будут снимать телевизионщики. Страшно, Никки, – тут девушка, вспомнив просьбу кузины не называть ее так, поспешно поправилась, – то есть Ника.
– Не нервничай! – бодро заявила вторая представительница семьи Карловых. – Все хорошо будет. И даже лучше.
Ника попыталась успокоить Марту, понимая, что ей сейчас очень сложно, да и страшновато, должно быть, одной в чужом городе, и это у нее получилось – она вообще хорошо умела заговаривать зубы. За кузину девушка и правда волновалась и даже хотела попросить Сашу, который как раз сейчас находился в этом городе из-за своего бизнеса, проследить за кузиной. Но после благоразумно передумала, решив, что им обоим будет некогда. Марта все время на репетициях, а сам Александр занят по горло – наверняка сидит в своей фирме «Росстрэнд», закопавшись в бумагах, или шарится по переговорам с партнерами.
Ника, кстати, дважды приезжала сюда вместе с Дионовым, останавливаясь в его квартире – трехкомнатной и достаточно дорого обставленной, находящейся в каком-то элитном жилом комплексе. И все это время девушка была вынуждена сидеть дома или же в одиночестве прогуливаться по улицам или торговым центрам – Саша был очень занят и приезжал достаточно поздно, уставший и даже не обращающий внимания на объятия игривой Ники, которая терпеть не могла находиться в одиночестве больше пары часов. Он сразу ложился спать, а если девушка пыталась его будить, просто отмахивался от нее. Как-то Карлова попыталась разбудить молодого человека посредине ночи посредством щекотания, но проснувшийся Саша, ничего не сказав, а одарив девушку сонным, уставшим взглядом, просто-напросто ушел в другую комнату и закрылся там. Возможно, внутренне Ника ждала, что Александр станет на нее кричать, злиться или же попытается уложить спать рядом с собой силой, чтобы она больше не трепыхалась, но никакой эмоциональной реакции Дионов не проявил, чем Нику даже обидел. Она, уютно устроившись в его кровати и закинув ноги на стену, как непослушный подросток, дулась и хмурилась, а после, перед тем как уснуть, приняв уже нормальное положение, подумала внезапно, что если бы на месте Саши был господин Укроп, он бы задушил ее за такое поведение. Вполне возможно, заставил бы ее спать в ванной комнате, еще бы и пригрозил скорой расправой. Ника, представив серые злые сощуренные глаза Кларского, которого ночью решили пощекотать по ребрам, дабы разбудить, даже захихикала.
