Согласно заслуживающему доверия свидетельству историка из Кальтаниссетты Джованни Мулé Бертоло, первым сеньором, который заселил земли Миччике (1900 сальм, приблизительно 4250 гектаров), был некий доп Николо Пальмери Калафато, купивший баронское поместье у Доменико Корвино Каккамо, барона ди Вилланова.
Первые халупы этого селения были построены в 1763 году, а первые, самые древние записи в приходских книгах о рождении и смерти восходят к 1785 году. Но переписи 1795 года селение Виллальба насчитывало 1018 жителей, в 1898 году их было уже 4380 человек. Ныне там проживает менее 3 тысяч человек, так как за истекшие 10 лет эмигрировало больше половины населения.
Единственным источником существования для жителей Виллальбы является земледелие, которым они занимаются, главным образом в качестве испольщиков и батраков, также на землях феодов Викаретто, Беличе, Чентосальме, Казабелла, Маттарелло и Кьяпперия. Невероятная алчность и скаредность землевладельцев, когда речь заходила об уступке земель в вечную аренду[49] (нарушая закон об аграрной реформе, они сдавали земли в краткосрочную аренду и аренду исполу), а также скудость почв, по преимуществу глинистых, обусловливали разведение экстенсивных культур, приносивших крайне низкий доход. Если к этому еще добавить исключительно отсталые методы обработки земли, то станут ясны основные причины вечной нищеты местного населения. Источником увеличения доходов стала ценная культура чечевицы, известная по всей Италии как «чечевица из Виллальбы».
Первое предоставление земли в аренду (concessioni enfiteutiche), совершенное доном Плачидо Пальмери Де Салазаром, восходит к 1785 году. Первыми землями, сданными в аренду, были каменистые участки Серра-ди-Порко и Куньо-ди-Кьеза. Ежегодная арендная плата составляла 210 килограммов зерна с каждого гектара земли. Эту арендную плату и поныне уплачивают наследникам баронов Пальмери и некоторым религиозным учреждениям города Палермо.
Еще в начале этого века договоры на испольщину носили явно притеснительный и феодальный характер. В первом году колон обрабатывал почву за свой счет, удобрял ее навозом в количестве не менее 25 куч (примерно 3,5 тонны) на каждый тумуло (14 аров) и сажал овощи, бобы или чечевицу, причем весь урожай шел в его пользу. Если же землевладелец давал семена для посева, то он имел право на их возврат с 32-процентной надбавкой. Во втором году испольщик засевал землю зерновыми, а урожай делился пополам между ним и землевладельцем, причем этот последний вместе со своими полевыми сторожами еще до деления урожая изымал то, что ему полагалось по праву и по обычаю. Прежде всего изымалось полагавшееся землевладельцу по праву, то есть семена для посева с 32-процентной надбавкой (которые полностью высчитывались из доли урожая испольщика); затем изымался так называемый «дар земли» («терраджуоло») — взнос в размере одного квинтала зерна с каждого гектара земли (также из половины испольщика, поскольку в первом году землевладелец ничего не получал). Третье изъятие — в кассу движимого имущества, четвертое — на ремонт мощеных дорог. Кроме того, изымалось 2 тумуло зерна с каждой сальмы (2,23 гектара) на полевых сторожей, 1 тумуло — на лампу для усадьбы[50], ½ тумуло — на «кучча» (кутья, которую едят в праздник св. Лючин) и 1 тумуло — на святую церковь и монахох.
Если учесть, что феод обычно имел от 500 до 1000 испольщиков, то получается, что на полевых сторожей и на усадьбу уходило от 2250 до 4500 тумуло зерна, то есть от 300 до 600 квинталов. Половина этого зерна шла землевладельцу; таким образом, полевые сторожа содержались за счет одних испольщиков.
Подобного рода арендные договоры, за исключением незначительных улучшений, действовали в зоне латифундий Сицилии еще незадолго до второй мировой войны. За все попытки радикально изменить положение, повысить долю, причитающуюся испольщикам, и добиться претворения в жизнь законов Гулло[51] и Сеньи о разделе урожая и аграрной реформе, крестьяне дорого заплатили: десятки убитых и сотни лет тюрьмы и каторжных работ — такова цена долголетней борьбы. Взимание дополнительных непомерных коммунальных налогов и пошлин на сельскохозяйственные продукты (мясо, вино, муку) делало условия жизни крестьян еще более тяжелыми.
Из бюджета муниципального совета коммуны Виллальбы за 1812 год явствует, что налог на пшеницу составлял 2 тари[52] и 10 грани (1,06 лиры) с каждой сальмы (224 килограмма); с каждой сальмы ячменя, бобов и овощей взимали налог в размере 1 тари и 10 грани (0,45 лиры) ; с каждой головы скота — лошади, быка, мула и коровы (за исключением молодняка) — 2 тари и 10 грани; с каждого осла — 1 тари и 15 грани; с каждых 100 овец — 6 тари и по 2 грани с каждой головы убойного скота.
Как раз в тот год, когда бароны должны были начать платить налоги, муниципальный совет решил освободить от уплаты первых двух видов налога барона Миччике, «так как на нем лежит обязанность содержать церковь, приходского викария, капелланов, секретаря и покрывать расходы на воск, лампадное масло и праздник святого покровителя и сретения».
Огромный интерес представляет бюджет коммуны Виллальбы за 1820 год. В том году расходы коммуны составили 1315,11 дуката, покрытых за счет следующих поступлений:
Эти поступления были израсходованы следующим образом:
Итак, поскольку барон должен был (пли предпочел) уплатить налог на пшеницу и другие сельскохозяйственные продукты, то соответствующие расходы на церковные дела ложились на коммуну, а это был значительный расход, и, как видно из цифр, на церковь тратилось почти в 6 раз больше, чем на образование.
В эпоху событий, о которых мы уже частично рассказали, а именно когда подул ветер свободы и демократии, пробудивший колониальные народы, в поселке Виллальба по-прежнему царила система феодального хозяйства; крестьяне жили под бременем договоров на испольщину (земли в вечную аренду предоставлялись крайне редко), в условиях, ничем не отличавшихся от условий XIX века.
Кало Виццини, главарь всей сицилийской мафии, защищая в Виллальбе «порядок», защищал престиж и власть всей системы, основой которой был образ мышления мафистских главарей консортерий. Тем не менее на эту среду, на этот образ мышления начали оказывать влияние интересы новых экономических сил, поэтому Виллальба и стала символом борьбы против твердыни, которую надо было взять приступом, меж тем как мафии предстояло защищать эту твердыню, иначе говоря, феодальную систему.
Вот причины, по которым Виллальба стала очагом почти всех антисоциальных и противозаконных выступлений, характерных для печального периода 1944—1956 годов, начало которым положило подлое нападение на коммуниста Джироламо Ли Каузи и социалиста Микеле Панталеоне [автора данной книги], выступивших на центральной площади Виллальбы, чтобы разъяснить крестьянам, собравшимся на этот мирный митинг, преимущества и выгоды, вытекавшие для них из аграрной реформы. Созыв этого митинга мафия сочла вызовом и провокацией, и дон Кало распорядился любыми средствами сорвать его.
16 сентября 1944 года в Виллальбу на грузовике прибыли коммунисты и социалисты во главе с депутатом парламента Ли Каузи и Панталеоне. Решив сорвать митинг, дон Кало начал с предупреждения. Его доверенные люди нарисовали черным лаком кресты на приветственных плакатах и транспарантах, вывешенных утром в честь ожидаемых гостей и ораторов. Когда грузовик прибыл на площадь, дон Кало подошел к приехавшим гостям и полуироническим, полуутрожающим тоном сказал: «Не окажете ли мне честь выпить чашку кофе?» А когда все очутились в баре, он предупредил их, цедя слова: «Виллальба — это своего рода монастырь, и посему не следует нарушать его покой. Если же вы, господа, — добавил он, — будете все же настаивать на своем, то по крайней мере обмозгуйте хорошенько, о чем будете говорить».
