Впрочем, все эти префекты и мэры, не имевшие никакой власти, да и не желавшие ее, в конечном счете ничего не делали для выполнения своих прямых обязанностей. К сожалению, эта нежданная должность пробудила у многих из них вкус к политике, и, не имея никаких серьезных дел, они стали заниматься почти исключительно формированием своего «избирательного округа» в предвидении времен, когда будут проводить выборы. В этих целях они начали использовать ту небольшую власть, или, вернее, пародию на власть, которой располагали, оказывая услуги, сводившиеся в большинстве случаев к выдаче крупным аграриям разного рода незаконных разрешений, а то и прямо к предоставлению в их распоряжение транспортных средств для перевозки на черный рынок продовольственных товаров, а порой к переводу в другой район чересчур усердного карабинера или же к оказанию всякого рода мелких услуг своей политической клиентуре — единственное, в чем они были мастера.
Вдобавок ко всему американские офицеры, которым надлежало следить за действиями гражданской администрации, сами были не прочь заняться коммерцией и бизнесом; эти похотливые жеребцы готовы были удовлетворить ходатайство любой женщины, выступившей посредницей в каком-либо деле, только бы завершить сделку в кровати.
При таком положении вещей всюду воцарился беспорядок, а вместе с ним и все виды запрещенной и гнусной торговли. Десятки магазинов на главных улицах городов превратились просто в базар, где продавались отвратительные «сувениры», а многочисленные задние помещения магазинов служили общедоступными борделями.
Военное командование союзников, проявляя похвальное стремление обуздать повальное распутство оккупационных войск, развернуло кампанию по предупреждению венерических заболеваний, которая часто выходила за границы пристойности. Стены домов были сплошь заклеены цветными плакатами, на которых были изображены обнаженные красотки с указанием эффективных профилактических средств. Авторы этих плакатов, поскольку надписи были на английском языке, не стеснялись в выражениях и называли вещи своими именами, полагая, что местное население не может их понять. Но английский текст только разжигал всеобщее любопытство, и вскоре все знали смысл этих надписей, переведенных учащимися итальянских школ.
На каждом углу шла бойкая подпольная торговля продуктами первой необходимости, процветал черный рынок; на наскоро сооруженных прилавках продавался хлеб, испеченный бог весть из какой муки, табак, добытый из окурков, обувь, краденная у американцев, старые безделушки в качестве «сувениров», непристойно раскрашенные воздушные шары, надутые из бывших в употреблении презервативов; фески, пояса, кинжалы и сапоги фашистских иерархов. В Чефалу, где в 1924 году во время бурного митинга депутат Маттеотти[47] потерял свою шляпу, было продано за немалые деньги по крайней мере 40 шляп Маттеотти и столько же экземпляров старой фашистской газеты, сообщавшей об этом происшествии. В селении Мизильмери, в 14 километрах от Палермо, американцы устроили большой склад горючего и смазочных материалов. Рядом со складом сицилийские спекулянты организовали два «закрытых барака», поставляя солдатам охраны сицилийских женщин. За подобного рода «услуги» от охраны требовали бензин и бидоны с маслом, а особенно «у фуму», то есть английские и американские сигареты, продаваемые контрабандным путем.
Спекуляция, контрабанда, черный рынок, незаконная торговля медикаментами, проституция не только давали возможность нажить и спустить в короткий срок небольшой капитал, но и прививали вкус к легкому заработку, не требовавшему особых усилий.
Постоянный страх перед военной полицией («Волки! Волки!» —кричали мальчишки, подавая сигнал о приближении джипов с американской полицией), жизнь вне закона, скупка и хранение краденого, торговля контрабандными продуктами и товарами, начиная от муки и носильных вещей и кончая медикаментами, горючим и смазочными материалами, — все это было постоянным хождением по краю пропасти и толкало на путь незаконных действий.
Подрастало новое поколение молодежи, привыкшей ко всякого рода злоупотреблениям и преступному насилию, и возникали новые опасные тенденции, переплетавшиеся с прежними нравами и обычаями.
По ничтожнейшему поводу, из-за сущего пустяка совершались тягчайшие преступления: бедного и доброго священника сбросили с мчавшегося поезда, чтобы украсть его чемоданы; убили мальчика за то, что он украл две винные ягоды; убили марешалло карабинеров, чтобы доказать «друзьям», что перед мафией марешалло — ничто.
Новые преступники делились на группы, подражавшие прежним коскам; они оспаривали друг у друга монополию на определенные зоны, создавали собственную иерархию. И на этот раз решающую роль играли преступные наклонности, умение молниеносно выхватить нож или пистолет...
В деревнях процветала контрабанда зерном и одновременно рождался новый тип сельского бандитизма. Часть молодых людей, в том числе и вернувшиеся с войны бывшие фронтовики, принадлежала к порядочным семьям и занялась спекуляцией и контрабандой лишь для того, чтобы раздобыть необходимые средства к существованию. Эта молодежь едва терпела всевластие прежней и новой мафии и не желала мириться с тем, что полиция преследовала только мелких спекулянтов и делала вид, будто не замечает крупных контрабандистов — мафистов и гангстеров, орудовавших у нее под носом.
В эти месяцы наиболее жизненным политическим движением на острове было сепаратистское — плод соглашения между аграрной аристократией Сицилии, страшившейся дувшего с севера революционного ветра, и группами молодых энтузиастов, подлинных сицилийских автономистов, которые настаивали на борьбе против политики централизации, проводимой итальянским правительством и монополистическими группами Северной Италии.
В начале сицилийское сепаратистское движение носило проанглийский характер и выступало за решение сицилийского вопроса наподобие Мальты[48], но вскоре оно приняло проамериканскую окраску. В салонах Палермо, на виллах Конка-д’Оро, на светских раутах в палаццо Палагония, в палаццо Чезарó, в палаццо Ганчи постоянно можно было встретить полковника Полетти и офицеров его штаба, меж тем как английских офицеров почти совсем забывали приглашать. Американцы импонировали также и более бедным слоям населения. Щедрая помощь продовольствием и всевозможными товарами, которую американцы оказывали гражданскому населению, ошеломпла сицилийцев и завоевала войскам 5-й американской армии всеобщую симпатию.
Через несколько месяцев после освобождения Сицилии мафия решила поддержать правое крыло сепаратистского движения. Причины такого решения следует усматривать в том влиянии, какое американцы сицилийского происхождения могли оказать на главарей мафии, с которыми они уже давно установили прочные и выгодные связи. Кроме того, мафия опасалась, что итальянское демократическое правительство может изменить социальную структуру Сицилии, между тем как победа сепаратистского движения означала бы в тот момент подлинное отождествление мафии с правящим классом Сицилии.
Участие мафии в сепаратистском движении выявилось со всей очевидностью уже на первом совещании, состоявшемся в Палермо 9 декабря 1943 года. Тогда же были выработаны основные программные положения сицилийского сепаратизма.
На совещании присутствовало 28 человек, приглашенных на это сборище шифрованной запиской, как это практикуется в тайных обществах. Правые оказались в большинстве, и были приняты весьма знаменательные решения: «воспрепятствовать устройству митингов всех партий национального характера (то есть сторонников неотделения Сицилии от Италии), даже прибегнув к силе», и «создать боевые группы друзей Сицилии». Совещание закончилось тем же символическим ритуалом, каким оно началось: все 28 участников совещания подписались на оборотной стороне приглашения, желая придать более торжественный характер этому событию. Наконец, было устроено угощение прохладительными напитками в зале Олимпия в Палермо, на котором среди приглашенных присутствовали полковник Полетти и Калоджеро Виццини. На следующий день были розданы десятки тысяч сепаратистских значков с изображением цифры 49, это должно было означать, что Сицилия становится 49-м штатом США.
