Только один полковник не знал ничего. В воскресенье в Сен-Кантэне люди на улицах спрашивали егерей, будут ли они сражаться против Наполеона или же присоединятся к частям Лефевр-Денуэтта, идущего на Париж вместе с гвардейскими егерями, гренадерами и артиллерией. Вечером в помещении, размалёванном картинами в стиле «Возвращение из Египта», собралась половина офицеров, во всяком случае человек двадцать, обсудить, что же следует предпринять, коль скоро мятежные войска находятся всего в четырех лье от Сен-Кантэна, в Гаме.

Присоединяться к гвардейским егерям? Снова ли встать под трехцветное знамя? Господа офицеры только что узнали, что в Гренобле полковник Лабедуайер перешёл вместе с 7-м линейным полком на сторону императора.

На площади, несмотря на дождь, как муравьи, кишели парижане; они, казалось, выползали из невидимых щелей, пользуясь каждой минутой затишья, сновали среди расположившихся бивуаком солдат, и эта неспокойная толпа, обрывки разговоров, противоречивые вести, женщины всех сортов, спускавшие шарфы с плеч вполне непринуждённым движением, в котором уже чувствовалась близость весны, степенные буржуа, увещевавшие егерей, и без того готовых не моргнув глазом умереть за королевский дом, — все это придавало всему какую-то нереальную реальность. Что мы тут торчим? Если верить слухам, король намерен в полдень делать смотр войскам. «А где король-то, разве что у меня в заду», — сказал этот грубиян Денуа. Кто-то принёс поручику Арнавону сегодняшний номер «Деба»: статья Бенжамена Констана… Словом, ровно ничего не поймёшь.

Да, конечно, дерзкая затея Лефевр-Денуэтта провалилась.

Между Сен-Кантэном и Гамом их полк встретился с гвардейскими егерями, направлявшимися к северу. Что за форма у гвардейцев шапки меховые с зелено-красным плюмажем и золотой кисточкой, пурпуровый ментик с опушкой из чёрного меха, зелёный доломан и жёлтые рейтузы, — и в каком же плачевном все это было состоянии. Жалко даже глядеть. Всех «подстрекателей» арестовали. Сам Лефевр-Денуэтт спасся бегством… Но Маленький Капрал, в Лионе он или нет? Да отвечайте, прах вас всех возьми! Прошла неделя. И вот теперь они на площади Людовика XV между Тюильри, откуда никак не желает появляться король, где ржут кони, и Елисейскими полями, с ярмарочными балаганами по всем четырём углам; деревья ещё по-весеннему голые, у Вдовьей аллеи скопление гвардейцев, а ближе к Сене — студенты в костюмах а ля Генрих IV, в фетровых шляпах с перьями, — настоящий маскарад! Другими словами, отряды волонтёров Вьомениля, студенты Высшей медицинской школы и Школы правоведения, неистово распевающие роялистские песни! Надо было послушать, что говорят о них солдаты, уцелевшие после русского похода, ветераны Аустерлица и Ваграма, любой охотно задал бы хорошенькую трёпку этим мальчишкам, только что соскочившим со школьной скамьи.

И ко всему ещё поток экипажей, поспешно кативших на запад и даже не пытавшихся скрыть своей спешки, — кареты, берлины, наёмные кабриолеты с выкрашенными в жёлтый или красный цвет спицами; все это нагружено, забито до отказа — целые семьи, баулы, разномастные пожитки, неизвестно как и к чему притороченные… Время от времени вдоль колонны проезжал верхом генерал, как бы затем, чтобы умерить нетерпение войск. По обе стороны моста Людовика XVI стояла пехота, а кирасир отвели на улицу Ройяль-Сент-Онорэ.

Может быть, его величество надеялся, что дождь поутихнет.

А пока что около десяти тысяч человек мокли в бездействии на Марсовом поле. Но даже в непогоду площадь Людовика XV… особенно если сравнить её с Бетюном!..

— Да никак ты загрустил о Бетюне, скучаешь без бильярда в «Северной гостинице», и, видно, недостаёт тебе перезвона колоколов на башне тамошней площади — динь-дон, динь-дон, и эти «динь-дон» упорно напоминают тебе, как тянется время!

Рошетт зубоскалил со Шмальцем и Делаэ — двумя подпоручиками, вид у которых был такой, будто маменька до сих пор водит их за ручку, хотя оба отличились в 1814 году при защите заставы Клиши, за что на них нынче косились в штабе. И потом, где же это видано: покормили с утра в казарме, а теперь у всех животы подвело.

— Тише ты, дубовая башка! — прикрикнул Рошетт на Шмальца. Он ещё издали заметил подъезжавшего к ним полковника на гнедом с подпалинами иноходце. Сидел полковник в седле неплохо, хотя плечи, особенно под тяжёлыми серебряными эполетами, казались неестественно узкими. Было ему от силы года тридцать четыре, и если он все время вздёргивал кверху своё маленькое кукольное личико с выпуклыми, чересчур большими наивными глазами и белокурыми усиками, то виной тому был слишком высокий и жёсткий красный воротник мундира, повязанный чёрным галстуком, из-под которого выглядывали кончики туго накрахмаленного воротничка, подпиравшего ему подбородок.

Волосы, уложенные на лбу замысловатыми колечками, на манер литер в акростихах, казалось, были нарочно подобраны к масти коня, даже лоснились так же. С тех пор как король пожаловал полковника в кавалеры ордена Людовика Святого, он перестал носить крестик Почётного легиона. Он приблизился как раз к той группе офицеров, среди которых находился Робер. и спросил, как дела. как перенося т солдаты слишком затянувшееся ожидание…

В его по-детски светлых глазах проглядывала тревога, отчего они казались ещё более выпуклыми. По-видимому, он считал не особенно-то разумной мысль обречь людей на многочасовое стояние. Тем паче что среди егерей имелось немало коренных парижан, которых так и подмывало сбегать на минутку домой. И так уже было ошибкой, что их выдворили в Бетюн… Полковник в сопровождении своего ординарца отъехал прочь. Шмальц хохотнул:

— Это он после утренней сцены никак не успокоится!

Как бишь зовут того генерала, который допекал их своими нелепейшими речами? Офицеры проявили выдержку, никаких замечаний не сделали, но что за дурацкая мысль пришла полковнику объявить капитанам Рикэ и Бувару, что они должны вернуться в Бетюн, где их посадят на гауптвахту?

— Наверно, пронюхал об их вылазке в Сен-Кантэн, — сказал Арнавон.

Роберу было известно, что Рикэ и Бувар, решив, что люди Лефевр-Денуэтта бунтуют не на шутку, отправились ночью в Гам к генералу Лиону и предложили ему сместить полковника и присоединить полк королевских егерей к своим частям. Но оказывается, этот генерал ретировался под Камбрэ и предал Лефевр-Денуэтта и братьев Лаллеман. И, вероятно, донёс на капитанов Рикэ и Бувара. И это Лион, которому так безоговорочно верил Бонапарт! Совсем уж ничего не поймёшь. А тут ещё Кларк зачитал в Палате донесение этого самого генерала Лиона и объявил, что за свои заслуги перед королём тот назначается инспектором кавалерии! Во всяком случае, на площади Людовика XV Рикэ и Бувар не дали себя в обиду. Егеря отлично их слышали: они ведь разговаривали в повышенном тоне со злосчастным графом де Сен-Шаман — тем самым, что ездил на пугливой лошади и поэтому походил в седле на танцора, а в подобных случаях сразу же превращался в провинившегося школьника.

Раздались крики: «Да здравствует император!» — и полковник, грациозно покачиваясь в седле, удалился. Скапитулировал, что называется, перед Буваром и Рикэ!

— Из дворца возвращается, — заметил Арнавон, провожая полковника взглядом.

А Шмальц добавил:

— Что он такое затевает? Смотрите-ка, смотрите, собирает эскадронных командиров!

К ним подскакал, отъехав от этого импровизированного штаба, знамёнщик, некто Годар-Демарэ, которого господа офицеры терпеть не могли, главным образом за его шашни с бетюнскими дамами.

— А ну-ка, признавайся. Ролле, на месте Рикэ ты бы небось уже давно мчался в Бетюн, чтобы повидать крошку Марселину?

Трубы проиграли сигнал. По коням! По коням! Что это ещё означает? А как же смотр! Видать, толстяк решил не беспокоить ради нас свою драгоценную персону. Фельдъегеря понеслись с приказами. Волонтёры с противоположной стороны площади смотрели, как маневрирует 1-й полк королевских егерей. Полк строился к маршу. Капитан Массон с саблей наголо проехал было мимо, затем придержал коня и, нагнувшись, чтобы его не слышал Буэксик де Гишен, шепнул садившемуся в седло поручику Дьёдонне: