Меня зовут Николь Спаркс. Добро пожаловать: мы с вами на пороге худшего лета в моей жизни!

– Коули, – вздохнула мама, двигаясь ко мне по перрону. Она была в спортивном костюме из ее линейки «Флай Кики» – фиолетовом, делавшем ее похожей на большую блестящую виноградину. В дверях вокзала ее личная помощница многозначительно посмотрела на часы. – Пожалуйста, не сгущай краски!

Я выдавила искусственную улыбку, крепче обхватив себя руками.

– Ну вот, так еще хуже, – промолвила мама. – С таким цветом волос и этой штуковиной в губе ты кошмарно смотришься, даже когда улыбаешься.

Она подошла ближе, подошвы ее кроссовок издавали на асфальте мышиный писк. Новенькие, с иголочки, как и весь ее гардероб.

– Дорогая, ты же знаешь, что так будет лучше. Не оставаться же тебе одной в доме на все лето. Ты затоскуешь.

– У меня есть друзья, мама, – напомнила я.

Мама с сомнением склонила голову.

– Ох, дорогая, – повторила она. – Так будет лучше.

«Для тебя», – подумала я. Такова моя мама – у нее всегда самые благие намерения. Обычно ими дело и ограничивается.

– Кики, – произнесла помощница, чье имя я не удосужилась запомнить – когда вернусь, ее уже не будет. Наверное, получит расчет еще до того, как они доберутся до аэропорта. – Нам пора, иначе опоздаем на самолет.

– Ну хорошо, хорошо. – Положив руки на бедра, мама приняла свою классическую позу «аэробика от Кики Спаркс» и оглядела меня с ног до головы. – Продолжай упражнения! Было бы обидно снова набрать вес.

– Хорошо.

– И следи за своим питанием. Помнишь, я упаковала тебе всю линию Кики – так что будет чем питаться у Миры.

– Да.

Она опустила руки, и на мгновение я снова увидела свою маму. Не Кики Спаркс, фитнес-гуру и личного тренера многих людей. Не Кики из ток-шоу, не Кики – ведущую телемагазина, не Кики, улыбающуюся с миллионов упаковок продуктов для похудения, разошедшихся по всему миру. Просто свою маму. Но поезд уже подошел к платформе.

– Ох, Коули! – Она притянула меня к себе и зарылась лицом в мои иссиня-черные волосы – у нее едва не случился нервный срыв, когда утром я вышла к завтраку с новым цветом. – Пожалуйста, не сердись! Ладно?

Я тоже обняла ее, хотя и твердила себе, что не стану. Представляла, как буду стоять на вокзале молча, с каменным лицом, чтобы в летний фитнес-тур «Флай Кики в Европе» мама увезла с собой воспоминание о моем недовольном виде. Но в этом я была противоположностью мамы – у меня все ограничивалось лишь дурными намерениями.

– Я люблю тебя, – прошептала она, провожая меня до вагона.

«Тогда возьми меня с собой», – подумала я, но мама уже отстранилась и вытерла глаза. Я знала, что, если теперь произнесу эти слова, они принесут больше вреда, чем пользы.

– Я тоже тебя люблю, – сказала я.

Когда я устроилась на своем месте и выглянула в окно, ее фиолетовый силуэт виднелся у дверей станции. Помощница суетилась рядом. Мама помахала мне, и я помахала в ответ, хотя в горле у меня уже стоял ком. Затем засунула в уши наушники, включила музыку на полную мощность и закрыла глаза. Поезд тронулся.

Так было не всегда. В моем самом раннем воспоминании мне пять лет, и я в белых туфельках сижу на переднем сиденье нашего старенького универсала «Плимут Воларе» перед магазином «Севен-элевен». Страшная жара, мама идет ко мне, в руках у нее два литровых стакана содовой, пачка чипсов и коробка кексов «Твинкис». Она в красных ковбойских сапогах и короткой юбке – несмотря на то что это воспоминание относится к периоду, который мы называем «жирные годы». Даже когда мама страдала ожирением и порой ее вес доходил почти до ста пятидесяти килограммов, это не мешало ей слепо следовать моде.

Она открывает дверцу и забрасывает добычу в салон, пачка чипсов соскальзывает с моих колен и падает на пол.

– Двигайся, – говорит мама, втискивая свои обширные формы рядом со мной. – До Техаса еще полдня.

Все остальные воспоминания из моего раннего детства – это автомагистраль и несущиеся мне навстречу пейзажи: сухая и плоская пустыня, высокие сосны, ветреные прибрежные дороги в обрамлении дюн. Менялось почти все, но было и кое-что постоянное. Мы с мамой – толстые. Расстояния между остановками были небольшими. И мы всегда находились вместе, вдвоем против целого мира. Наша последняя остановка случилась три года назад: город Шарлотта в Северной Каролине. Никогда я не училась так долго в одной и той же школе. Именно тогда моя мама превратилась в Кики Спаркс.

Раньше она была Катариной – женщиной без аттестата о среднем образовании, но со множеством маленьких талантов. Мама заправляла машины, продавала по телефону места на кладбище, распространяла косметику «Мэри Кей», даже организовывала встречи в эскорт-агентстве. Что угодно – лишь бы у нас были деньги на еду и на бензин, если ей снова придет в голову сорваться с места. Но через несколько дней в Шарлотте мама попыталась устроиться на работу в прачечной, ее не приняли, и от возмущения она резко сдала назад на парковке и въехала в «Кадиллак». У нас не было ни цента, и она договорилась с хозяйкой автомобиля – управляющей спортзала «Леди Фитнес», – что будет бесплатно работать на нее, пока не возместит ущерб. Сначала мама мыла тренажеры и отвечала на телефонные звонки, но за несколько недель так понравилась управляющей, что получила полноценную работу и бесплатное членство в клубе. Еще на прошлой неделе мы довольствовались супом из кетчупа и лапшой быстрого приготовления и спали на заднем сиденье машины. Теперь же у нас появились стабильный источник дохода и приличная квартира. Тогда, в «жирные годы», все разрешалось в последний момент.

Всю жизнь мама пыталась сбросить вес. В «Леди Фитнес» у нее начало получаться. Она обожала танцевать и просто влюбилась в аэробику, стараясь втиснуть в свое расписание все возможные занятия. Через неделю начала таскать на эти занятия и меня. Мне было неловко. Мама пылала энтузиазмом, ее голос гремел, заглушая остальные, и все сто тридцать шесть килограммов ее тела подпрыгивали, пристукивали, хлопали в ладоши и подпевали музыке.

Тренеры, однако, ее любили. Вскоре один из них начал помогать маме готовиться к получению сертификата на ведение занятий. Успешно сдав экзамен, она стала самым тяжеловесным – и самым популярным – тренером за всю историю «Леди Фитнес». Мама включала самую лучшую музыку, знала поименно всех участников занятий и использовала рассказы о «жирных годах», чтобы подчеркнуть свою главную мысль: любой может добиться чего угодно, если задастся целью.

Мы жили в Шарлотте уже два года, мама сбросила семьдесят килограммов, а я заодно с ней – двадцать. Катарина исчезла, вместе с пончиками и шоколадным молоком на завтрак, с нашими толстыми боками и двойными подбородками – и появилась Кики.

Она гордилась своим новым, сильным телом, но мне перемены дались тяжелее. Хотя меня и дразнили всю жизнь, мои жировые складки порождали во мне какое-то удивительное ощущение комфорта, и я радовалась тому, что на моей талии есть за что подержаться. Собственный вес будто окружал меня силовым полем, защищая при переходе из одной школы в другую, а долгими вечерами, пока мама была на работе, еда служила мне единственным утешением. Теперь, без этих двадцати килограммов, мне было не за чем спрятаться. Порой ночью в постели я ловила себя на том, как хватаюсь за кожу на талии, забывая, что подержаться больше не за что.

Мое тело изменилось, как я когда-то и хотела. Скулы заострились, появились мышцы и плоский живот, кожа стала чистой, как у мамы. Но чего-то не хватало – чего-то, что всегда нас отличало. Я могла прокачать мышцы, но неуверенность в себе – не существовало для этого упражнений. И все же я продолжала заниматься спортом – аэробикой, бегом, силовыми тренировками, – подгоняемая эхом насмешек, которые слышала всю свою сознательную жизнь. «Толстозадая!» – еще десять выпадов, хотя ноги уже горят. «Жирдяйка!» – еще один повтор, штанга крепко зажата в кулаках, хотя боль становится невыносимой. «Громоляжки!» – еще один километр трусцой: если бежать достаточно быстро, в какой-то момент голоса наконец стихнут.