В классе раздались смешки. Мария Даниловна подошла к парте, сняла с Буратино ремень и велела Славе выйти из класса. Тот чуть слышно присвистнул.

Лицо молодой учительницы покрылось красными пятнами. Видно было, как она сдерживает себя, как волнуется при мысли: а что, если не выйдет? От него всего можно ждать.

И она еще раз, напрягая всю свою волю, четко повторила:

— Сейчас же выйди из класса!

Мушкин еще повозился, поломался и, встретив тревожное молчание ребят, пошел из класса. Выходя, он успел заметить, что Оля сидит, низко опустив голову, наверно ей стыдно за него. А ему теперь было на все наплевать. Он так разошелся, что уже не мог и не хотел остановиться: выйдя из класса, он не отходил от двери, то приоткрывал ее, то с силой закрывал.

Кто-то подошел и плотно прикрыл дверь. Тогда Слава стал колотить в нее ногами.

Даже звонок не заставил его отойти, он будто прилип к месту.

«Сейчас начнется лекция», — криво усмехнулся Слава, завидев учительницу, выходящую из класса.

Но, даже не взглянув на него, она бросила мимоходом:

— За ремнем зайдешь к директору.

— Нужен он мне! — проворчал Слава, с беспокойством следя за ребятами, которые почему-то не разбегались на перемену, а стояли вокруг него молча, плотной стеной.

Слава подмигнул Буратино: вот он сейчас посмеется над его выходками!

Но тот и не думал смеяться. Подойдя близко к Славе, Федька спросил хмурясь:

— Ты зачем так колотил в дверь? Ненормальный, что ли?

— Ух, ты! Как разговариваешь со мной! — Слава толкнул Буратино кулаком. — Это ты ненормальный! Чучело гороховое, вот ты кто!

— А ты… ты… — задохнувшись, крикнула Оля. — Ты даже хуже Квакина!..

Мушкин вздрогнул. Он даже не успел сообразить, что значит «хуже Квакина». Ему и в голову не пришло, что Квакни-это «герой» повести Гайдара «Тимур него команда». Он думал, что Оля дразнит его лягушкой, и, сузив глаза, поднял на нее руку. И тут кто-то так резко и больно дернул за плечо, что, пошатнувшись, он охнул.

Перед Славой стоял высокий, смуглый юноша в красном галстуке. Это был новый отрядный вожатый, которого Слава еще не знал.

— Смотри-ка, — возмущенно говорил вожатый, крепко сжимая Славино плечо. — Смотри, как распоясался! — Вожатый строго оглядел ребят. — А вы что, боитесь его? Да он трус, посмотрите на него! — юноша громко рассмеялся.

Все посмотрели на Мушкина и разом расхохотались.

В широкой рубашке, без ремня, с взлохмаченным «модным» чубом, исподлобья глядя на незнакомого сильного юношу, он рукавом размазывал по грязному лицу злые слезы.

Вокруг пятиклассников собралась толпа ребят из разных классов. Все с изумлением смотрели на жалкую фигуру грозы малышей Славы Мушкина.

— Пойди умойся и приведи себя в порядок, — тихо сказал вожатый Славе. — Неудобно ведь перед народом!

— Черти вы все! — крикнул Слава и убежал в уборную. Он бежал, глотая слезы и затыкая уши, чтобы не слышать смеха и особенно Олиного.

Ему казалось, что она смеется громче всех.

Но это было не так. Оля вовсе не смеялась. Ей было amp;apos; очень стыдно и обидно за товарища.

Володя с разбегу открыл дверь в комнату и вдруг увидел: за столом, рядом с мамой, милиционер. Испуганно отшатнувшись, он хотел было удрать, но его уже увидели.

— Вот и Володя наконец, — сказала мама.

Сказала так, будто даже обрадовалась. А милиционер сразу вскочил и взял Володю за руку:

— Давай, брат, скорее, а то заждался я!

— Что я такого сделал? — закричал мальчик. — Никуда не пойду!

— Не дури, — сказала мама спокойно, словно ничего не случилось, — давно было пора тебе самому сходить.

Милиционер повел Володю по лестнице вниз, а тот отбивался от него руками и ногами. Милиционер остановился. Лицо у него было совсем молодое, безусое и краснощекое. Он оглядел Володю и засмеялся:

— Ишь, как оробел! Да я что, пугало, что ли? Или Лидия Петровна пугало? Велено мне доставить тебя к инспектору Лидии Петровне, значит и иди спокойно.

Но мальчик начал еще больше кричать и вырывать руку. Тогда милиционер отпустил его и сказал- с усмешечкой:

— Я думал, ты атаман какой, что с тобой никому ни дома, ни в школе не справитъся, а ты, выходит, трусишка самый обыкновенный!

Трусишка! Ну, уж нет! Володя плотно сжал губы и, больше не говоря ни слова, сердито пошел по улице рядом с милиционером. Пусть думают, что он просто так идет по улице с ним. Разве не могло бы быть, что (Милиционер — его старший брат или какой-нибудь другой родственник?

Но когда подошли к подъезду, на двери которого висела дощечка с надписью «Детская комната милиции», Володя опять начал отчаянно вырываться. А милиционер уже открыл дверь и пропустил его вперед.

— Что я такого… — Но тут Володя сразу замолчал, увидев за письменным столом женщину в синем кителе с погонами.

«Наверно, это и есть инспектор Лидия Петровна», — подумал Володя, со страхом глядя на нее.

Женщина подняла на него слегка раскосые, усталые глаза, оглядела медленно с ног до головы и спросила:

— Что же ты, Володя, сам не пришел? Обязательно приводить тебя нужно?

Он снова принялся за свое:

— А что я такого сделал?

— Сядь, успокойся, — тихо сказала Лидия Петровна и показала на круглый стол, покрытый скатертью. Володя присел на кончик стула, робко оглядываясь.

На стене яркие плакаты, на столе книжки с картинками, газета «Пионерская правда», кубики, детское лото… Володя не верил своим глазам: игрушки и книжки с картинками в милиции!

Он придвинул к себе толстую книгу, открыл ее и, сделав вид, что внимательно читает, исподлобья следил за инспектором: что-то она сделает с ним?

А Лидия Петровна, казалось, совсем забыла о мальчике. Низко склонившись над столом, она что-то сосредоточенно писала в толстой тетради.

Открылась дверь, и тот же милиционер привел нового «героя», испуганного белобрысого мальчугана.

Тот сначала отчаянно кричал, потом притих и, только жалобно всхлипывая, бубнил: «Я больше не буду, я больше не буду…»

Володе было стыдно смотреть на него, и он притворился, что углублен в чтение. Пусть этот мальчишка не воображает, что он, Володя, одного поля ягода с ним. Смешно смотреть, как он дрожит. Вероятно, боится, что за езду на «колбасе» ему попадет от отца, которого вызывает сейчас по телефону инспектор.

Хорошо, что мальчишка, о котором идет речь, сидел в ожидании отца в другом конце комнаты, углубившись в свои мысли, а то бы он, пожалуй, догадался, что не очень-то спокойно на душе и у мальчика за круглым столом, если книга, которую тот как будто бы так прилежно читает, лежит перед ним вверх ногами.

Опять открылась дверь, и в комнату вошла высокая женщина в клетчатом платке. Быстро подойдя к столу инспектора, она проговорила сквозь слезы:

— Спасите моего сына!

Лидия Петровна усадила ее против себя и мягко сказала:

— Успокойтесь, гражданка. Успокойтесь и расскажите все подробно.

И женщина, рыдая, стала рассказывать. Сын у нее, шестиклассник, совсем отбился от рук, перестал ходить в школу. Не слушает, грубит, не помогает ей ни в чем. А теперь и совсем домой не является… Связался с какими-то парнями, может, воры они, кто их знает.

— Уж лучше бы его в колонию отправили.

— Надо будет, и в колонию отправим, — строго сказала Лидия Петровна, записывая что-то в свою тетрадь.

Володя напряженно вслушивался, не в силах отвести лица от женщины. От каждого ее слова, долетавшего до него, он вздрагивал, как от удара.

— Все силы на него положила, всю жизнь ему отдала… — слышал Володя, и ему казалось, что это говорит- его мать.

Наконец женщина, немного успокоившись, ушла. За это время, пока она сидела, любитель езды на подножке успел уснуть, прикорнув на диване. ¹