Литмир - Электронная Библиотека

Закрыв лэптоп, он устало потер глаза. Похоже, мозги увяли окончательно. На сегодня все, решил он. Лучше продолжить завтра на свежую голову. К тому времени исчезнет противная тяжесть в груди, и можно будет двигаться дальше. На середине книги работа всегда дается с трудом. Но теперь, когда Диггити больше нет, созданная им неразбериха и хаос исчезнут вместе с ним, и следующие главы пойдут гораздо легче. Главное, не думать об Энни и о том, что случилось утром на ферме…

Он не станет будить ее, когда уляжется рядом. Он ведь не животное, не способное обуздать себя, хотя, сказать по правде, за это Тео не поручился бы. Заниматься любовью с женщиной, не испытывая к ней ненависти и отвращения… Сжимать в своих объятиях женщину, которая не станет потом истерически рыдать и кидаться на него с кулаками, обвиняя в воображаемых изменах. Тео давно не испытывал такого восхитительного чувства.

Энни так мало походила на женщин из его прошлого, что Тео невольно задумался, заметил ли бы он ее, встретив случайно на улице. Да, черт возьми. Он обратил бы внимание на это необычное лицо, своеобразное, единственное в своем роде. И на ее походку завоевательницы. Тео нравился рост Энни, ее забавная манера смотреть на людей так, будто она видела их в истинном свете. Ему нравились ее ноги, да еще как. Энни была чудачкой. Удивительной, неподражаемой чудачкой. И ему следовало надежнее защищать ее.

Днем в беседе с Джесси и ее отцом Тео пытался разузнать, как на острове относятся к Энни, но не услышал ничего, что показалось бы ему подозрительным. Всех занимал вопрос, почему Энни приехала на Перегрин зимой, но люди куда охотнее делились воспоминаниями о Марии.

Тео решил на следующий день вечером, когда рыбаки возвращаются после лова, снова заглянуть в город, угостить островитян пивом и расспросить. Вдобавок он собирался довести до всеобщего сведения, что Энни вооружена. Его не особенно прельщала эта перспектива, но ничего другого не оставалось.

Он приехал на остров, потому что не мог больше находиться в окружении людей, но и здесь оказался в самой гуще. Прошло больше часа с тех пор, как Энни ушла к себе в комнату. Должно быть, она переоделась в свою кошмарную пижаму. А может, и нет.

Все добрые намерения Тео мгновенно испарились. Отложив в сторону лэптоп, он вышел из студии. Но, приблизившись к двери спальни, увидел клейкий листок с запиской и резко остановился. Энни обошлась одним словом:

«Нет».

На следующее утро Тео не упомянул о записке. Он вообще говорил мало, сказал лишь, что ему понадобится машина. Позднее Энни обнаружила, что он съездил в город и привез слесаря. Ей стало неловко, ведь у нее не было денег, чтобы оплатить счет.

Тео работал в студии, когда она вернулась в коттедж. Достав из шкафа коробку с вином, Энни отнесла ее в «рейнджровер».

Тео застал Энни на кухне.

– Что ты положила ко мне в машину?

– Немного хорошего вина. Оно твое. И спасибо, что позаботился о новых замках.

Похоже, Тео видел ее насквозь.

– Я сменил замки ради себя самого. Не хочу, чтобы у меня украли компьютер, пока меня нет.

Он пытался помочь ей сохранить лицо, но от этого Энни еще острее почувствовала себя обязанной.

– Да, да, как же.

– Энни, мне не нужно твое вино. Эти замки для меня пустяк.

– А для меня нет.

– Ладно. Больше никаких записок на твоей двери, и будем считать, что мы квиты. Как тебе такая идея?

– Наслаждайся своим вином. – Энни не могла сохранять ясность мысли, когда перед ней стоял Тео, источая свои губительные феромоны, да еще после всего, что случилось на ферме. – Ты принес оружие?

Он не стал настаивать.

– Да, принес. Возьми пальто.

Они вышли на болото. Объяснив основные правила безопасного обращения с оружием, Тео показал ей, как заряжать и разряжать автоматический пистолет, который он для нее выбрал, а затем начался урок стрельбы. Энни думала, что оружие вызовет у нее отвращение и страх, но ей понравилось стрелять. Не понравилась ей неожиданно бурная реакция собственного тела на близость Тео. Они едва успели дойти до коттеджа, прежде чем начали срывать друг с друга одежду.

– Я не хочу говорить об этом, – воинственно прорычала Энни позднее вечером, когда они лежали в ее постели.

Тео мирно зевнул.

– Ну и отлично. Превосходно.

– Тебе нельзя здесь спать. Иди к себе в постель.

Он прижал ее к своему обнаженному телу, устраиваясь поуютнее.

– Но я не хочу спать у себя в постели.

Энни тоже не хотелось, чтобы Тео уходил к себе, и все же… Пусть она далеко не все понимала в происходящем, но этот вопрос не вызывал у нее ни малейших сомнений.

– Я хочу секса, а не близости.

Он обхватил рукой ее бедро.

– Это и есть секс.

Энни вывернулась из его рук.

– У тебя два варианта. Или ты спишь один, или лежи здесь и слушай историю моих неудавшихся отношений с бывшими дружками. Три ближайших часа я посвящу описанию самых отвратительных подробностей, объясню, почему романы закончились крахом, и отчего все мужчины такие придурки. Предупреждаю: я становлюсь жуткой уродиной, когда рыдаю.

Тео отбросил одеяло.

– Увидимся утром.

– Я так и думала.

Энни получила от Тео то, чего хотела, – лучший секс в своей жизни, но при этом установила границы.

«Очень умно, – одобрительно кивнула Милашка. – Ты наконец-то усвоила урок».

На следующий день Энни снова повела Ливию на прогулку. День выдался слишком ветреным, чтобы бродить по берегу, и они устроились на ступеньках крыльца. Энни должна была убедиться, что не навредила девочке своим вмешательством. Она усадила на колено Плутовку. Кукла сразу, без обиняков завела разговор на щекотливую тему:

– Ты злишься на меня за то, что я говорила о твоем папе, когда мы спускались на берег?

Ливия сжала губы, ненадолго задумалась, потом медленно покачала головой.

– Слава богу, – отозвалась Плутовка. – Я боялась, что ты рассердилась.

Снова мотнув головой, Ливия взобралась на каменную балюстраду, заменившую деревянное ограждение. Потом повернулась к кукле спиной и уселась верхом на перила.

Энни замерла в нерешительности. Свернуть разговор или продолжить? Ей следовало узнать побольше о мутизме[28] и психологических травмах у детей. Пока же она могла полагаться лишь на собственное чутье.

– Я бы здорово рассвирепела, если бы мой папа обижал маму, – продолжала Плутовка. – Особенно, если бы я не могла никому об этом рассказать.

Ливия принялась скакать на воображаемой лошадке, обнимая балюстраду.

– Или спела бы об этом песенку. Кажется, я уже упоминала, что пою божественно. – Плутовка взяла несколько нот и изобразила вокализ. Энни тренировалась не один год, чтобы научиться петь голосами своих кукол, произвольно меняя тембр, что отличало ее от других чревовещателей. Наконец кукла замолкла. – Если захочешь, чтобы я спела еще о том, что случилось, дай мне знать, – предложила она.

Оставив лошадку, Ливия повернулась и посмотрела на Энни, потом на Плутовку.

– Да или нет? – прощебетала кукла. – Я жду твоего мудрого решения. Как скажешь, так и будет.

Ливия опустила голову и принялась обдирать остатки розового лака с ногтя большого пальца. Явное «нет». Энни вздохнула про себя. А чего еще она ожидала? Неужели она и впрямь думала, будто ее неуклюжее вмешательство способно исцелить такую глубокую травму?

Поерзав на балюстраде, Ливия подняла глаза на Энни. Потом медленно, нерешительно кивнула.

Энни показалось, что сердце замерло, пропустило удар.

– Вот и хорошо, – откликнулась Плутовка. – Я назову свою песню «Баллада об ужасной истории, приключившейся с Ливией». – Энни торжественно откашлялась, надеясь, что ее нехитрая уловка поможет вытащить запретную тему из темноты на свет, сломав печать молчания. Это самое большее, что она могла сделать для Ливии.

вернуться

28

Мутизм (от лат. mutus – немой) – отсутствие речи при сохранении способности разговаривать и понимать речь окружающих.

58
{"b":"273849","o":1}