— Нам с Линтом надо попасть на Ктен, — мягко ответил Хэлан.
— Зачем?
— Ненужный вопрос. Вы знаете, зачем попадают на Ктен.
— «Не зачем», а «почему».
— «Почему» тоже хватает. Просто не надо об этом говорить.
— И вы хотите, чтобы я вам поверил?
— Попробуйте, Стет. Разве мы похожи на тех, за кого себя выдаем?
— Вы — да, Линт — нет.
— Это вы ребят из секреток не видели. Ваше счастье. Ладно, вот вам подсказка. «Звезда Надежды».
Стет вскинул голову и очень внимательно на него посмотрел.
— Слыхал ведь, правда? Так вот: Линт — единственный, кто спасся.
— А вы?
— А я его поймал. А когда узнал, что к чему, смылся. Жить — то хочется.
— Не понимаю, — сказал Стет. — Или это слишком умно, или слишком глупо. Я вам не верю.
— Ну и черт с вами, — ответил Хэлан и встал.
— Сколько у нас еще дней до Тенара? Пять?
А Майх уже вернулся. Хмурый.
— Что, выперли?
— Сам ушел, ни черта не выходит.
— А ты не горюй, у нас — да чтоб не вышло?
Отстегнул койку и повалился на постель. Даже глаза закрыл от удовольствия.
Он был доволен собой, так доволен, что даже не открыл глаза на хриплый оклик Майха. Даже не повернул головы.
— Хэл! — снова позвал Майх, и в его голосе было что — то такое, что Хэлан все — таки вполглаза поглядел на него.
— Что это значит, Хэл? Почему ты мне… ничего? Что я, только обуза?!
— Не пенься, — сказал Хэлан лениво — Что было говорить? Один нюх. Но как я его расколол! Слушай, к — как я его расколол!
— Стет?
— Ага. Так что готовься. На Ктене будем.
Он снова зажмурился, и снова голос Майха заставил его открыть глаза.
— Хэл… ты извини, но я так не могу! Если на равных — так на равных!
— Иди ты к черту! Ничего я тебе не скажу, понял? Для дела надо, чтоб ты не знал… пока.
— Для какого дела?
— Майх, — сказал Хэлан с тоской, — ну, не приставай, а? Я же сейчас, как тряпка. Слушай, но какой мужик… он ведь меня чуть не пришил. Нет, ей — богу, зевнул, как пацан. Вот столько бы и…
— Почему ты пошел без меня?
— Такие разговоры втроем не разговаривают. Ты пойми: ему сейчас или себя, или меня, или обоих. Ты для него последняя зацепка. Вот какой есть: космач с каблуков до макушки — и все. Ну, про корабль ему не надо. Лишнее. А вот что надо… меня надо раскрывать. Эдак ненароком «мол, мы с Ктаром».
— Зачем?
— Люди любят сказки, Майх. Вот пойди и начни ему заливать, какой я хороший, — не поверит. А в газетке прочтет раз да другой?.. из меня ведь за пятнадцать лет писаки такое сделали — прямо хоть живьем в рай. Ну, сам понимаешь: одно дело незнакомый Керли, другое — знакомый Ктар.
— Хэл, — сказал Майх и тихо улыбнулся. — А я ведь тоже так. Сначала не сообразил, а потом — когда ты меня перепрятал — дошло. Думаю: не, не может быть, чтоб все было вранье, хоть что — то же правда! Знаешь, я рад, что все правда.
И Хэлан не нашел, что ответить. Поглядел как — то испуганно и торопливо отвел глаза.
В скафандре Хэлан сразу почувствовал себя дураком. Вроде не жмет и не мешает, а все не так.
Они уже простились с экипажем — почти сердечно. Даже капитан изволил обронить на прощание, что не имеет причин сожалеть о знакомстве. Он — то не имеет…
И вот они стоят в переходнике втроем — у Стета свои дела в порту осталось только шлемы опустить. И еще кусок жизни отрежет. Странное такое чувство: один за другим отхватывают у тебя куски жизни, и ты знаешь: этого уже не будет. Сегодня этого, завтра другого… а потом уже ничего.
— Сегодня разгружаться не будем, — сказал Стет. — Значит, через три, — он поглядел на часы, вделанные в рукав скафандра, — нет, через четыре часа. В 19:00. Живая зона, первый поворот главного тоннеля. Тисс! крикнул он в решетку динамика. — Закрываемся, проверь герметичность!
…Подъемник коснулся почвы, и только тут Хэлан открыл глаза. Он испугался. Он ужасно испугался, когда этот дикий черно — белый мир вдруг надвинулся на него своим узким щербатым горизонтом, небесной чернотой и путаницей звезд. Звезды никогда не имели для него смысла. Здесь ничего не имело для него смысла. Это было хуже безумия, потому что и в безумии есть какой — то смысл. И еще тошнотворная, выворачивающая кишки легкость длящегося падения…
Он словно падал, падал, падал, когда подъемник уже стоял на земле. Падал, когда сделал свой первый неуверенный шаг, и этот шаг вдруг оторвал его от земли и он падал, летя вверх, и падал, опускаясь, и только окрик Майха заставил его замереть и падать, неподвижно стоя на шершавом камне.
— Не спеши, — сказал Майх. — Давай постоим немного. Привыкай.
«Никогда не привыкну, — подумал он. — Нельзя к такому привыкнуть».
Майх уже был рядом, что — то тронул — и холодная свежая струя ударила в лицо.
— Погоди, а где Стет?
— Где надо. Ну, давай!
Падение все длилось, и желудок выплясывал прямо в горле. Хэлан больше не глядел по сторонам. Он глядел только на свои ноги и на тот кусочек земли, которого они, наконец, касались.
А потом стало темно.
А потом стало светло.
Они стояли в грубо вырубленном коридоре, и Майх глядел на какой — то наручный прибор.
— Порядок, — сказал он, наконец, и отстегнул шлем. Он что — то еще говорил, Хэлан видел, как шевелятся его губы, и знал, что надо тоже… Но страх еще не ушел… еще не весь… Он уходил, вытекал по капле, и ничего не оставалось внутри, совсем ничего. Майх сам отстегнул его шлем, запахло камнем, губы все шевелились, Хэлан услышал: «корабельное имущество» и вяло спросил:
— Что?
— Скафандры надо сдать.
— А потом? Времени — то…
Майх усмехнулся.
— В обрез. Еще карантин и регистрация.
— А это зачем?
— Чтобы попасть в жилую зону. Сейчас осмотр, а потом в службу обеспечения. Зарегистрируют и обдерут.
— Как?
— Есть деньги — наличными, нет — отметка в контракте.
— За кислород, что — ли?
— За все. Ладно, Хэл, потопали.
Осмотр был, что надо. Врач — молодой, но весь какой — то измятый, сперва все ворчал, что у них нет бумажек о прививках, а потом взялся задавать вопросы. Майха он сразу отпустил, а вот Хэлану пришлось попотеть. И чего завелся? Два ножевых, пуля в легком — по моей жизни и говорить неловко.
Потом была обычная процедура — уже автоматы. Анализы и физиокарты. Интересно, полиция имеет доступ к медицинским архивам?
Когда одевались, Майх вдруг спросил:
— Хэл, вот этот шрам на спине…
— Ну и что?
— Странно, что на спине. Как — то не вяжется…
— А это друг у меня был. Пять лет вместе.
— За что?
— За деньги, конечно. Как раз хвост кое — кому прижал.
— Он… жив?
— Вполне. Работу, правда, сменил. Ну, теперь куда?
И правда, еле успели. Чуть было не завязли в службе ЖО, так что пришлось вытаскивать жетон. Ну, дальше уже без проблем — вся регистрация в пять минут. Поплутали, пока нашли главный тоннель, а там захочешь — не заблудишься.
Оч — чень неуютная штука — жилая зона на Тенаре. Главный тоннель — это, считай, главная улица, все тут. Низкий, широкий, упрятанный в светлый пластик, налитый неживым розовым светом. Надписи, таблички, округлые проемы боковых ходов и неподвижные, равнодушные кучки людей. Стоят по трое, по четверо, не смотрят друг на друга — просто стоят.
Они тоже постояли, пока явился Стет. Его — то не носило от стенки к стенке, шел себе, как по Столице, только лысина сияла в ядовито — розовом свете. Подошел, поглядел, усмехнулся.
— Что — то вы зелененький, Керли!
— Свет такой.
Нырнули в боковой проем, и пошли, запетляли коридорчики, обсаженные тяжелыми дверями, налитые мутным красным светом, покойные и уютные, как в тюрьме.
Наконец — то Стет остановился. Нажал кнопку, и толстенная дверь медленно поехала вбок. Комнатка, как на корабле. Мебели — стол да пара сидений, украшений — видеоэкран да куча приборов. Да еще пейзажик — море.
Сам хозяин сидел за столом с черным бинокуляром на лбу и копался в приборе. Здоровенный он был и весь широкий. Широченные плечи, широкий насупленный лоб, да и рот, хоть завязки пришей.