— Твое дело. Значит, корыто?

— Да. Что у тебя?

— Пара лоханок. Тип БДС—5. Ограниченной дальности.

— Ограничение?

— По инструкции. Максимум возьмут.

— Ты что, за старшего?

— Ага. Как в прошлом сезоне Ферана камушком пригрело — так я.

— Нол, — сказал Майх тихо, — а ты понимаешь? Даже если без стука пройдем, все равно лет пять будешь под стеклышком.

Нол как — то неприятно улыбнулся, даже голову набок наклонил, разглядывая.

— Сказал? Ну и заткнись! Я не Хок, чтобы один за столиком сидеть.

— Спасибо, Нол.

— Бог подаст! Как делаем?

— Так, чтобы не на вас подозрение.

— Значит, перестрелять нас, — все с той же неприятной усмешкой сказал Нол. — По — другому не будет.

— Ну, это мы запросто, — буднично отозвался Хэлан.

Все — таки реакция восстановилась, лингер точно лег в ладонь, и по Нолу видать, что движения не засек. Правда, брать бы его уже на прыжке пришлось… могу не успеть. Расчетливо — неторопливым, ленивым движением он повернул дуло вбок, выщелкнул капсулу на ладонь, протянул Нолу.

— Видал такое?

Тот взял осторожно, положил обратно.

— Догадываюсь.

— Ага. Полицейская капсула. От четырех до шести часов здорового сна. Потом даже голова не болит.

— А что шестеро, усек? Стоять не будем.

— Ничего, — сказал Хэлан равнодушно. — Управлюсь.

— Ну, он у тебя хвастун! — сказал Нол Майху.

— Так все правда, Нол. Со мной управился.

Нол покосился недоверчиво, но спорить не стал. Спросил хмуро:

— Ладно, уложили. А потом?

— Ну, если бот на готовности… если один на ремонте, другой должен стоять в нулевой, так?

— Так.

— А как посудину ни холь…

— Найдется. Вон Ги скулил, что у восьмерки синхронизация не того. Можно. Только больно уж просто, Майх.

— Ничего, — сказал Майх. — Только так и выходит. Со временем туго. Завтра нас уже будут к ногтю брать.

— Успеем. Тут у нас камушки ожидаются — орисский рой. Как раз повод панику поднять. Значит, с утра в семерку. Проверим, заправим под завязочку. Аккурат в середине вахты все в бункер залезем… схемы смотреть.

— Нол, а какой вычислитель?

— «Каэф». Нормальная машинка. У нас здесь навигация хитрая, считаем по расширенному.

Они еще кое — что обсудили, и Нол стремительно встал.

— Ну, если все…

— Наверное, все.

Опять они с Майхом стояли друг против друга, и опять Хэлану показалось, что они сейчас обнимутся. Нет. Молча поглядели друг другу в глаза, потом Нол кивнул и так же молча ушел.

Они шли по зияющей черно — белой равнине прямо в щербатую пасть горизонта. Только раз Хэлан поднял голову, чтобы взглянуть на корабли, и они ему показались очень большими. А может быть, очень маленькими. В этом бездарном мире просто не было масштабов: он словно пульсировал, то разбегаясь в бесконечность, то сдвигаясь в пятачок, и все, что было вокруг то вырастало, то падало вместе с ним.

Это было очень страшно, но Хэлан уже отключил страх. Запер его где — то внутри, в самый надежный чуланчик. Надо идти и надо дойти. Надо.

Он шел, не поднимая глаз, методично рассчитывая каждое движение. Майх рядом… поможет. Нет! Он — это он, а я — это я, каждому свое, я своего не отдам. А сумею?

Хэлан знал, что сумеет. Уже поверил. Те двое засели в скафандровой. Неглупо, потому что дверь за спиной уже закрывалась, а наружная не откроется до конца сверки. Умно, но не очень, потому что у одного из скафандров оказалась двойная тень, и Майх отшвырнул меня за дверцу открытого шкафа. Сам он просто стал в простенок между двумя скафандрами, и они не могли в него попасть. Чтобы попасть, одному пришлось высунуть руку, но тут уж попал я. А потом я достал второго, и теперь мы идем, и надо дойти, все равно надо дойти, назад не повернешь.

…Железная дверь тяжело вылезала из стены, они ждали, согнувшись в переходе.

— Уверен? — тихо спросил Майх.

Он усмехнулся. Уверен. Теперь уже — да. Это не работа: уложить шестерых… какие б они ни были. Ты бы видел, Майх, каких я укладывал, сам потом поверить не мог, но когда это приходит, и руки думают быстрей головы… Знаешь, Майх, когда я брал Кровавого, их тоже было шестеро. Отборные парни, самый цвет, только я уже знал всякое их движение, и их пули не успевали за мной…

Это уже пришло, когда сдвинулась последняя дверь, и к ним обратилось шесть пар глаз. Они были очень разные эти парни и очень одинаковые, но если поймут…

— Ну что там? — недовольно спросил Энх. Очень точно сыграл, и за это Хэлан уложил его первым. Вот тебе алиби.

Секунды растягивались; они еще провожали глазами оседающее тело, а лингер уже успел дважды дернуться в руке.

А с четвертым Хэлан оплошал. Не угадал, не выделил сразу, только, когда он исчез с прицела, и рука почуяла пустоту, понял: второй пилот. Все. Опоздал.

Он забыл о Майхе, а зря: черные молнии уже сшиблись на середине. Тот отлетел, и Хэлан все — таки поймал свой миг, а потом еще и еще раз.

А потом секунды начали сжиматься; они стали совсем короткими, когда Хэлан с Майхом бежали по коридору; мелькали, катились, били фонтаном, пока накатывалась сзади дверь шлюза; складывались часы, года, века, пока открылась, наконец, наружная дверь. Увязая в стоячем времени, они вваливались в темную щель переходника.

Хэлан уже не видел стен за багровым туманом. Силы кончились, слишком щедро он растратил себя, а ведь только начало… Нет, я не скисну, все сделаю, сдохну, а сделаю, и никто никогда не узнает… никто. Никогда.

Бестолковыми, вялыми руками он сдирал с себя скафандр, и только какая — то сумасшедшая, нелепая гордость удерживала его на ногах. Продержусь, и никто не узнает. Никто. Никогда.

Они уже были в рубке. Майх молча толкнул Хэлана в кресло, торопливо, почти грубо затянул ремни, рванул рычаг, и кресло повалилось, потащило в свою вязкую мякоть. Сквозь туман в глазах он видел, как Майх торопливо пристегнулся сам, как заметались по пульту его руки.

Тяжелый гул поднялся снизу, все ходило ходуном; это было уже рычание, грохот; Майх что — то крикнул, он не расслышал, хотел переспросить — не успел. Черная мягкая тяжесть легла на грудь, вдавила в кресло, оборвала дыхание.

— Конец, — вяло подумал Хэлан и ушел в темноту.

Только это был совсем не конец, всего лишь передышка, черный просвет в бесконечной трясине часов, когда перегрузки все ломали и ломали его тело, и огромное сердце еле ворочалось в груди; и воздух был твердый, и его нельзя было вдохнуть. А потом пришли тошнотворные часы невесомости и бессилия, и тоска, и одиночество. Да, одиночество, потому что Майха с ним, считай, не было.

Майх работал. Шесть дней в пилотском кресле, почти не отлучаясь. Засыпал на полчасика, если мог себе позволить, а, когда нет, просто глотал таблетки. Он и о Хэлане забывал, так забывал, что вскидывался, когда тот совал ему в руки еду. Вернется на минутку, улыбнется виновато — и опять ушел.

Хэлан уже знал его план. Залезть в астероидный пояс, затеряться, а потом каким — то хитрым зигзагом вывернуть к Фаранелу. Знал — и помалкивал: ничего это ему не говорило. Майху видней. Если честно, просто боялся думать. Изменить ничего не изменишь, значит, терпи.

На седьмой день Майх объяснил, на какие приборы посматривать, в каком случае разбудить и завалился спать.

И тут уже пришло такое одиночество… Хотя нет, не такое. На Тенаре было страшней. Хэлан сидел себе в пилотском кресле, лениво поглядывал на приборы, лениво подумывал о своем, а огромная тишина ватным коконом окружала его. Вязли и таяли в ней какие — то привычные, незамечаемые звуки, по секунде утекало время, и все это было не очень страшно, не страшней, чем любая засада.

А потом все как — то вошло в колею, уложилось в привычный порядок: еда, работа, сон по очереди в крохотной загородке за рубкой — и все это было так, словно они просто движутся из пункта А в пункт Б, словно на Ктене их ждут — не дождутся.

— Майх!

— Да, — отозвался тот из работы.