Наташа нарочито дерзко расхохоталась:

— Так вот что вам сообщила Сисси? Интересно, стихами или в форме старинной баллады?

— Так это неправда? — жалобным тоном произнес я_; чувствуя, как мой новый идол закачался еще до того, как я в него хорошенько уверовал.

— Реймонд Сент-Джером, — замурлыкала Наташа, — однажды ночью был унесен в вечность из сарая, где они хранили взрывчатку, на одном из его собственных нефтяных участков.

— Как это случилось?

— Правильный вопрос… Множество людей, в том числе целая свора инспекторов страховой компании, были уверены, что это самоубийство, но ничего не сумели доказать.

— С какой стати такому богачу, как Сент-Джером, убивать себя? — спросил я чуть дрогнувшим голосом. — Все эти женщины, все эти деньги… у него было больше оснований хотеть жить, чем у пяти ученых-атомщиков, которых вы вздумаете мне назвать.

— Он почти полностью обанкротился, когда Фидель Кастро грабанул его кубинские вложения, — пояснила Наташа. — А тут же иссякли, как назло, две нефтеносные скважины. Тогда он истратил почти все, что у него еще осталось, на руднике в Перу…

— Олово? — поинтересовался я.

— Ну и потом, он же выплачивал колоссальные алименты, — безжалостно продолжала она, — содержать трех из четырех прежних жен, как мне известно, еще, как минимум, двое его бывших любовниц, которые получали от него ежемесячно чеки на три тысячи долларов…

— Шантаж?

— Скажем так: он дорого оплачивал их молчание.

— Выходит, все эти дамочки ему влетали в кругленькую сумму ежемесячно, — произнес я, не скрывая восхищения.

— Так всегда бывает. — Наташа принялась смаковать спиртное. — Хорошо помню одно лето года четыре назад. Сисси пригласила меня провести здесь каникулы, ну а мне ничего лучшего не светило. За все те четыре недели, которые мы торчали в этом доме, ее папаша ни разу не осмелился выйти наружу, потому что опасался, что одна из его скандальных женщин надумает нанять низко летящий вертолет и выследить его!

— Я воображал, что про его дом не знал никто, кроме Сисси и ее отца, до самой его смерти?

— Я была подругой Сисси, так что, очевидно, не шла в расчет. — Она пожала плечами.

— Одного никак не могу взять в толк, — медленно заговорил я, — как могло случиться, что со всеми этими многочисленными женщинами и финансовыми бедами он ухитрился оставить дочери огромное состояние?

— Еще при жизни он положил солидную сумму на ее имя, — спокойно пояснила Наташа, — к тому же он вел какую-то хитроумную страховую политику. Иначе чего ради все эти следователи из страховых компаний лезли из кожи вон, чтобы доказать, будто он покончил с собой.

Это был хороший ответ, его логика заставила меня потратить пару секунд на то, чтобы молча оплакать потерю своего нового героя. В итоге он оказался неплательщиком алиментов, скрывающимся от своих должников и утратившим от страха сон, ну что тут героического?

— И что означает это странное совещание двоих? — внезапно раздался хорошо поставленный голос.

На пороге стоял балетмейстер Лоренс Бомон, его красивое лицо сейчас чем-то напоминало сатира. Выглядел он потрясающе в черно-красном халате поверх белой шелковой пижамы. Его поседевшие волосы по-прежнему были тщательно уложены крупными волнами. У меня невольно мелькнула мысль о том, что, ложась спать, он надевал на голову сеточку и почти наверняка пользовался бигуди. Ну а спал-то он, вне всякого сомнения, подложив какой-нибудь крепкий валик под шею.

— Лейтенант прибыл, чтобы задать еще кое-какие вопросы, — пояснила Наташа со скрытым злорадством, — но когда понял, что все остальные уже в постелях, а он является истинным джентльменом, хотя и коп, то решил задать все свои вопросы мне одной, чтобы не беспокоить остальных.

— Какой деликатный лейтенант!

Бомон прошел к бару:

— Поверите ли, я просто обожаю вопросы. По-моему, с вашей стороны нечестно адресовать их все одной Наташе. Так что оставьте немного и на мою долю. — Он приподнял руку, отметая возможные возражения. — Я настаиваю!

Бомон придвинул высокий табурет к бару и положил обе руки на стойку.

— Можете спрашивать у меня все, что вам заблагорассудится, — сурово произнес он, — обещаю говорить одну правду.

Настороженно-расчетливый взгляд его холодных серых глаз сводил на нет добродушно-шутливый тон голоса. Через секунду он сообразил, что я изучаю его физиономию, и быстро перевел разговор на содержимое бокала Наташи:

— «Черный бархат»?

Его отлично поставленный голос внезапно стал действовать мне на нервы.

— Я просто обожаю «Черный бархат»…

Он деловито потер руки:

— Замечательно! Я выпью немножко, лейтенант!

— Это вы убили Антона Леквика? — резко спросил я.

— Я?

Его кустистые седые брови приподнялись, изображая изумление.

— Вы шутите, конечно? Беднягу Антона наверняка прикончил бродяга. Я вам это сказал сегодня утром, лейтенант. У вас поразительно короткая память для человека, занимающегося… как мы это точно называем… таким делом.

Я нашел стакан и две бутылки и придвинул Бомону, дабы он занялся самообслуживанием.

— Когда мне удастся найти бродягу, у меня появится возможность задать ему тоже несколько вопросов, — холодно отрезал я, — тем временем, поскольку вам не терпится дать мне правдивые ответы на все вопросы, я уважу вашу просьбу. К тому же у вас имелся мотив его убить.

Его рука внезапно дрогнула, шампанское полилось через край бокала.

— Не делайте этого, — раздраженно крикнул он, — никогда не говорите под руку, лейтенант. Ваши шутки дурного тона!

— Кто шутит? — спросил я.

— Так вы серьезно? У меня имелся мотив для убийства?

— Ревность, — ответил я, — и зависть.

— Ревность и зависть? — Он поднял голову и уставился на меня, широко раскрыв глаза от изумления. — Вы имеете в виду профессиональную зависть? — Он коротенько хохотнул.

— Должен сознаться, это очень забавно, лейтенант. Если бы решение принимал я, а именно так оно и должно было бы быть, я бы ни за что не пригласил Леквика. Коли вы мне не верите, спросите Наташу, пусть она выскажет вам свое профессиональное мнение о нем как о танцовщике.

— Антон был лошадиным… — Наташа вовремя сдержалась и скучным голосом добавила: — Лоренс маэстро.

— Слышите? — горделиво фыркнул Бомон.

— Вы ревновали его, — заговорил я, тщательно подбирая слова, — из-за его непрофессионального интереса, проявляемого к Наташе, потому что это означало, что он пренебрегает вами.

— Что? — Его лицо внезапно окаменело. — Вы серьезно допускаете, что я мог… — Он сжал зубы и лишь через пару секунд выпустил воздух. — Понимаю… Эта очаровательная небольшая пикировка между мною и Сисси сегодня утром, разумеется. Вы не восприняли ее серьезно, лейтенант?

— Не забывайте, Лоренс, — вмешалась Наташа, — что наверняка произошла дальнейшая беседа наверху в комнате Антона, когда они остались там одни. Сисси трудяга, это всем известно!

Бомон на несколько минут закрыл глаза, затем глубоко вздохнул:

— Это меня убивает! Я имею в виду, что кто-то может хотя бы на секунду вообразить, будто я имел какие-то романтические чувства к этому идиоту, когда он в полном смысле слова убивал мой прекрасный балет своими неуклюжими прыжками и деревенскими антраша!

Наступило короткое молчание, пока он не поднял занавес перед вторым актом персональной трагедии, называемой «Балладой Рыдающего Хореографа», так что в любой момент я сам мог залиться горючими слезами.

— Ты припоминаешь, дорогая? — Его глаза молили Наташу о сочувствии. — Когда мы репетировали вступление к первому акту вчера утром? Черный Рыцарь неожиданно видит прекрасную леди, в одиночестве гуляющую по лесу, и приходит в неистовый восторг? — Он обхватил голову руками и принялся раскачиваться взад и вперед, не в силах справиться с переживаниями. — Ты помнишь, как Антон танцевал Черного Рыцаря? Это же был самый настоящий кошмар! Его «кабриол» будет преследовать меня до конца моих дней! Он спотыкался и припадал на Одну ногу, как старый пьянчужка. Все было отвратительно!