23 июня 1942 года Шпеер сообщил Гитлеру о результатах состоявшегося совещания. Последний, однако, уже знал их от министра пропаганды доктора Геббельса и, как ни странно, от своего личного фотографа Генриха Гофмана. Как пишет об этом Шпеер, «Тот факт, что Гитлер предпочел выслушать не подробный отчет ответственных лиц, а, по существу, основывающиеся на слухах рассказы тех, кто имел косвенное отношение к ядерной физике, еще раз говорит о его склонности к дилетантизму и полном непонимании значения фундаментальных исследований. Со мной Гитлер иногда говорил о возможности создания атомной бомбы, однако он совершенно не разбирался в этой проблеме. Этим и объясняется его неспособность оцепить эпохальное значение ядерной физики» (10, с. 315).

Тем не менее, Гитлер, несомненно, без колебаний отдал бы приказ применить ядерное оружие против Великобритании и СССР. Англичане, осведомленные о ходе работ как в США, так и в Германии и сами пытавшиеся создать атомную бомбу (над этим работала группа физиков химического концерна «Imperial Chemical Industries»), хорошо понимали серьезность нависшей над ними угрозы. Они регулярно предпринимали попытки сорвать или хотя бы затормозить немецкие исследования. Так, на единственном находившимся в распоряжении немцев заводе по производству «тяжелой воды» в Веморке 25 февраля 1943 года группа британских парашютистов и бойцов норвежского Сопротивления совершила диверсию, надолго затормозившую темпы выпуска этой важнейшей составляющей «Уранового проекта». 16 декабря на Веморк был проведен массированный налет соединения американских бомбардировщиков. Завод удалось практически полностью разрушить; немцы не стали восстанавливать его, а решили эвакуировать в Германию оставшиеся запасы «тяжелой воды». Однако и этот план англичанам удалось сорвать: вышедший из Веморка паром со стратегическим грузом взорвали норвежские подпольщики на озере Тиннсио 20 февраля 1944 года.

Тем временем, осенью 1943 года наступил финал. После того, как Шпеер узнал, что для создания атомной бомбы потребуются еще три — четыре года, он приказал прекратить все работы в этом направлении. По мнению министра, к тому времени война уже либо закончится, либо ее исход будет окончательно предрешен. Шпеер санкционировал лишь создание уранового реактора, предназначенного для возможного оснащения боевых кораблей (!). Вскоре произошло еще одно событие, окончательно подкосившее «Урановый проект» — летом 1943 года Португалия прекратила экспорт в Германию вольфрама, служившего для производства противотанковых боеприпасов. Нехватку вольфрама пришлось восполнять добавлением в сплавы урана, выплавлявшегося на заводах Круппа. К концу года на военные заводы передали 1200 тонн урана, что фактически означало полный отказ от реализации программы создания атомной бомбы.

Анализируя после войны эти события, Альберт Шпеер пишет в своих мемуарах следующее: «Не исключено, однако, что к 1945 году нам все же удалось бы изготовить определенное количество атомных бомб. Но тогда мы должны были бы своевременно направить на осуществление Уранового проекта все технические и финансовые средства, а также научные кадры и, значит, отказаться от любых разработок ракет с дальним радиусом действия. С этой точки зрения создание ракетного центра в Пеенемюнде было величайшей ошибкой.

Отказ от подчинения этой сферы условиям „тотальной войны“ объяснялся, конечно, догматизмом и невежеством Гитлера. Он глубоко уважал физика Филиппа Ленарда, который в 1905 году получил Нобелевскую премию и в научной среде считался одним из немногих ярых сторонников Гитлера. Ленард сумел убедить Гитлера в том, что ядерная физика и теория относительности используются евреями для разложения германского народа. В узком кругу своих приближенных Гитлер со ссылкой на своего выдающегося ученого соратника именовал ядерную физику „еврейской физикой“. К его мнению не замедлил присоединиться Розенберг (главный идеолог нацистской партии), а министерство по делам воспитания в свою очередь так и не решилось в должной мере оказать поддержку ядерным исследованиям.

Но даже если бы Гитлер в своем отношении к ядерным исследованиям не руководствовался критерием партийной доктрины и если бы наши фундаментальные исследования достигли в июне 1942 года такого уровня, что физикам-ядерщикам выделили на создание ядерной бомбы не несколько миллионов, а несколько миллиардов марок, все равно сложившаяся в нашей военной промышленности крайне напряженная ситуация не позволила бы обеспечить их необходимыми материальными ресурсами. Нам также очень не хватало квалифицированных рабочих. Отнюдь не только колоссальный промышленный потенциал позволил США осуществить этот грандиозный проект. Из-за постоянно усиливающихся воздушных налетов военная экономика Германии оказалась в критическом положении, которое не могло не отразиться на всех мало-мальски долгосрочных научных разработках. При максимальной концентрации всех сил германскую атомную бомбу удалось бы создать не раньше 1947 года; американцы же имели ее уже в августе 1945 года. Нам бы так или иначе пришлось закончить войну самое позднее 1 января 1946 года, ибо все наши запасы хромита (сырья, необходимого для производства броневой стали и боеприпасов) были бы к тому времени полностью израсходованы» (10, с. 317).

Кроме недостаточного финансирования, а также выбора не вполне удачного способа расщепления атомного ядра, немцы допустили свою традиционную ошибку — распылили имевшиеся у них довольно скромные силы и средства между различными ведомствами. Известно, например, что с начала 40-х годов, кроме группы Гейзенберга-Гана, над осуществлением ядерной реакции работали научные специалисты СС и, как ни странно, Министерства почт! Министр этого ведомства Онезорге проявлял большой интерес к ядерной физике и содержал собственную исследовательскую лабораторию, возглавлявшуюся молодым физиком Манфредом фон Арденне (Mannfred von Ardenne — впоследствии ставшим крупным ученым-ядерщиком.

Несмотря на беспрецедентные меры по сохранению работ над атомной бомбой в тайне, кое-какие слухи об этом просачивались в армию и народ. Масло в огонь подливали усилия Министерства пропаганды доктора Геббельса, который в своих речах предрекал скорое уничтожение противников Германии, туманно намекая на применение не имеющего аналогов в мировой истории «чудо-оружия». Шпеер так комментирует эти события: «По мере того, как мы сокращали производство отдельных видов вооружения и даже полностью прекращали некоторые опытно-конструкторские работы, Гитлер все активнее и увереннее внушал генералам и высокопоставленным чиновникам партийного и государственного аппарата надежду на создание нового оружия, которое якобы решит исход войны. Когда я приезжал в сражающиеся на фронте дивизии, солдаты и офицеры зачастую, загадочно улыбаясь, спрашивали, когда же наконец, произойдет боевое применение „чудо-оружия“. Мне очень не хотелось сеять такого рода иллюзии — ведь рано или поздно этим людям придется испытать горькое разочарование, — и поэтому в середине сентября, когда уже был осуществлен запуск ракеты „Фау-2“, я обратился к Гитлеру с письмом, содержащим следующие строки: „В войсках широко распространена вера в предстоящее в самое ближайшее время использование нового, решающего исход войны оружия. Солдаты и офицеры рассчитывают, что это произойдет буквально на днях. Это убеждение разделяют также многие представители высшего командного состава. Я не уверен, что было бы разумно и дальше продолжать эту пропагандистскую кампанию“.

В беседе с глазу на глаз Гитлер, правда, признал мою правоту, однако по-прежнему продолжал обещать скорое появление на фронте некоего „чудо-оружия“. В связи с этим в середине ноября я обратился к Геббельсу с письмом, в котором подчеркнул, что „считаю нецелесообразным внушать населению надежды, которые мы в ближайшее время наверняка не сможем оправдать… Поэтому я настоятельно прошу вас принять все меры и не допустить появления на страницах ежедневных газет и специализированных изданий всевозможных намеков на якобы достигнутые нашей промышленностью грандиозные успехи“.